Со Святой Землей у св. великой княгини Елизаветы Федоровны связаны совершенно особые чувства и отношения.

Великая княгиня Елизавета Федоровна
и вице-председатель ИППО Н.М. Аничков/1/

Еще будучи протестанткой, при освящении храма Св. Марии Магдалины в 1889 г. она высказывала желание быть похороненной именно там. И сегодня своими святыми мощами она пребывает в так полюбившейся ей церкви. Когда погиб ее супруг великий князь Сергей Александрович, она решилась обратиться к государю с просьбой, чтобы ей была передана ответственность за великое дело организации паломничества в Святую Землю из России и помощи православным арабам в Палестине и Сирии. С этой просьбой на прием к императору поехал вице-председатель Императорского Православного палестинского общества (ИППО) Николай Милиевич Аничков. 

Елизавете Федоровне и истории ИППО посвящена обширная литература, сведения по данной теме содержатся как в научных трудах/2/, так и в воспоминаниях современников. Однако ее ближайшему соратнику по ИППО Н.М. Аничкову, видному государственному и общественному деятелю того времени, кроме кратких справок в энциклопедиях/3/ посвящен, возможно, только обстоятельный труд проф. А.А. Дмитриевского/4/. Однако даже в этой работе почти не уделено внимания отношениям великой княгини и Н.М. Аничкова. Настоящее сообщение посвящено попытке описать совместный труд Елизаветы Федоровны и Николая Милиевича по руководству многосторонней и сложной жизни ИППО на основании материалов следующих архивов: АВП РИ (Ф. 337/2), ГАРФ (Ф. 601), ОР РНБ (Ф. 253), Архив востоковедов при СПбФ ИВ РАН (Ф. 120).

Николай Милиевич Аничков (1844–1916) родом из дворян Новгородской губернии, окончил историко-филологический факультет Петербургского университета (1868). В возрасте 32 лет женился на Любови Иосифовне, дочери прот. Иосифа Васильевича Васильева, в прошлом настоятеля православного храма в Париже, председателя духовно-учебного комитета при Святейшем Синоде. У Аничковых родилось пятеро детей, сын Николай впоследствии стал доктором медицины и президентом Академии медицинских наук СССР.

Всю жизнь Николай Милиевич трудился в различных сферах народного образования. С 1878 г. он окружной инспектор Санкт-Петербургского округа Министерства народного просвещения (МНП), с 1884 по 1898 г. на различных должностях этого министерства: сначала директор департамента народного просвещения, затем, в 1896 г., назначен товарищем министра, а после смерти министра И.В. Делянова временно управлял министерством (16.01.1898 – 25.02.1898). После прихода нового министра Н.П. Боголепова назначен сенатором в департамент герольдии Сената, с 1905 г. — член Государственного совета, в 1906 г. — действительный тайный советник.

В 1891 г. Николай Милиевич был привлечен к делам ИППО своим родственником Михаилом Петровичем Степановым, уже тогда бывшим товарищем председателя — великого князя Сергея Александровича. В 1892 г. Аничков был единогласно избран членом Совета ИППО. В 1898 г. великий князь пригласил его как «человека вполне опытного и близко знакомого с учебными вопросами»/5/ возглавить отдел поддержания православия ИППО, основной задачей которого было устройство русских учебных заведений в Палестине и Сирии. По отзыву великого князя, ранее он постоянно посвящал учебным вопросам ИППО «то немногое свободное время, которое оставляли ему сложные его занятия по Министерству Народного Просвещения»/6/.

Эта задача признавалась важной не только советом общества, но и государем. Так, о результатах своей командировки/7/ в Святую Землю и в Сирию в 1899 г. Николай Милиевич лично докладывал императору 21 июня 1899 г. Почти сразу же была создана особая комиссия для пересмотра программ школ и инструкций для двух семинарий. С этого времени русские школы в Сирии со всеми учебными, кадровыми и материальными проблемами стали главным делом жизни Николая Милиевича.

После смерти секретаря общества В.Н. Хитрово (05.05.1903), в связи с отсутствием вице-председателя Д.С. Арсеньева, фактически все дела ИППО перешли к Аничкову. С 1 декабря 1904 г. Сергей Александрович назначил его вице-председателем. Великий князь вместе с Николаем Милиевичем и другими сотрудниками добивается официального статуса русских школ в Османской империи (1 марта 1902 г.) и значительной долголетней ссуды от Министерства иностранных дел (500 тыс. руб., 23 января 1901 г.).

Укрепление русского присутствия в Иерусалимском и Антиохийском Патриархатах и развитие сети русских школ для арабов встречало много самых различных препятствий и пришлось на трудное для России время: начало Русско-японской войны и народной смуты. Вот как оценивает сложившуюся ситуацию сам Аничков: «Теперь всюду ломка, и рядом с погромами и бунтами… идет перестройка всего государственного здания самыми решительными людьми. Боюсь, что преобразователи разломают здание так, что потом не смогут собрать или выстроить новое… и останется лом, щебень, щепки. Все то растащат соседи, и на месте некогда прекрасного здания “Россия” будет расти бурьян, а прохожие станут вспоминать, что был тут при их предках роскошный прекрасный дом, пред которым с умилением останавливались иностранцы. И все это так скоро — после 1894 г./8/ Ах, до слез грустно»/9/; «Какое трудное время мы переживаем, что будет с нашей многострадальной дорогой Россией? <...> Боюсь за влияние России на Ближнем Востоке, вследствие крайних неудач на Дальнем и всякой смуты и неурядицы внутри государства. Где крепкие люди, где твердые и распорядительные правители?»/10/

4 февраля 1905 г. мученически погиб великий князь Сергей Александрович. Николай Милиевич присутствовал на его погребении, о чем вскоре докладывал императору/11/. Об аудиенции у государя Аничков писал Степанову: «В кратких словах я рассказал о том крайне грустном впечатлении, какое произвело на всех присутствие в Москве в эти дни печали и скорби, при чем, конечно, не мог не высказать особого сочувствия (благоговения) горю прекрасной по своим душевным качествам и по необыкновенным человеколюбивым чертам Великой Княгини. Видит Бог, что без особого душевного волнения я не мог видеть этой недосягаемой по возвышенности души женщины у гроба ее столь ужасно погибшего, ни в чем не повинного супруга. Рассказ свой Его Величеству я заключил тем, что теперь Общество так счастливо, что, осиротев от потери своего Покровителя и Благодетеля, оно удостаивается согласия Великой Княгини, этой превосходящей других людей женщины, быть его Руководительницей, принять на себя председательство в Обществе. Государь… сказал: “Знаете, лучшего Общество не могло бы и желать. Очень хорошо, что Великая Княгиня согласилась поддержать такое прекрасное Общество, которое с такой заботливостью и основал и берег Великий Князь. Я знаю, он мне много раз говорил о делах Общества, а за последние годы и о Ваших ему по Обществу докладах”/12/. Государь… благоволил заметить: “Ну, в случае затруднения Государь придет на помощь Обществу: это хорошее Общество”»/13/. Так, по существу, был решен вопрос о назначении великой княгини Елизаветы Федоровны председателем ИППО.

Сразу же встает вопрос и о вице-председателе, на которого должно лечь трудное ведение дел Общества. Великая княгиня оставляет на этом посту Аничкова и должна представить его кандидатуру на высочайшее утверждение. Из переписки Аничкова со Степановым мы знаем подробности: «Теперь мое назначение зависит от Председателя, по Его докладу Государю, а потому я и осмеливаюсь обратиться к Вам с этим сомнением. При этом смею с полной откровенностью сообщить, для доклада Ее Высочеству, что для блага Общества было бы лучше, если бы вице-председатель был влиятельный по своим связям или по богатству сановник, вместо лица обыкновенного, не могущего ничем, кроме своего постоянного и упорного труда, быть полезным Обществу. Подумайте над этим и будьте уверены, что я нисколько не буду в претензии, если на мое место другой, с большим значением и влиянием. Лишь бы Общество от этого выиграло. Мы, истинные сыны своей родины, должны во всех делах следовать девизу Карамзина: “Да возвеличится Россия, и погибнут наши имена”»/14/.

После утверждения императором последовал рескрипт нового августейшего председателя, полный душевного внимания к Николаю Милиевичу: «…будем продолжать дружно нашу совместную работу… Не сомневаюсь, что Вы и ныне, в память Нам дорогого Великого Князя, будете с той же любовью и рвением по званию вице-председателя Общества продолжать ваши занятия и помогать Мне в исполнении Моей трудной, в настоящую пору, обязанности председательства в Палестинском Обществе»/15/.

В ответном письме, полном благодарности, Аничков пишет: «Употреблю все старание и приложу все силы, чтобы оправдать доверие Вашего Императорского Высочества, основанное на крайне милостивом и снисходительном мнении в Бозе почившего Благодетеля и Покровителя Палестинского Общества о моем посильном служении Обществу. Безграничное чувство благодарности и высокого благоговения пред памятью о безвременно отошедшем в лучший мир Великом Князе будет всегда преисполнять мое сердце и угаснет лишь с последним его биением»/16/.

Началась регулярная работа и постоянная переписка через М.П. Степанова (примерно каждую неделю), который докладывал или читал письма великой княгине. При необходимости личные встречи Аничкова с Елизаветой Федоровной происходили в Москве или в Петербурге. О первом совещании Николай Милиевич писал Степанову: «Извиняюсь перед Ее Высочеством, если недостаточно вразумительно сообщал о делах Общества. Я привык докладывать Великому Князю, даже Государю, но с Новым Августейшим Председателем имел первый раз деловой разговор и первый раз видел Великую Княгиню после смерти Ее Августейшего Супруга. Поэтому невольно пред глазами проходило все виденное в Москве и все читанное об ужасном событии, при котором Ее Высочество высказала столько великих черт сострадания, человеколюбия, мужественной твердости, беспримерной доброты и неземной кротости. Недаром же люди всех партий, национальностей и направлений воздают Ей единодушно сознательную дань уважения и удивления»/17/.

Опытный государственный чиновник высшего ранга очень деликатно вводит великую княгиню в необходимый стиль руководства советом общества, ясно понимая, что во главе организации «стала одушевленная лучшими стремлениями, но, конечно, неопытная в делах Общества Высочайшая Особа»/18/.

Через год он уже удерживает великую княгиню от принятия авторитарных решений и настаивает в письме к Степанову на совместной работе с советом общества: «Правду сказать Вам, меня несколько удивляет перемена в направлении дел по управлению ими в Палестинском Обществе. Прежде, при Великом Князе, нередко получались разные более или менее важные просьбы и обращения к Нему по различным вопросам и всегда таковые присылались Вами в Канцелярию Общества с надписью, начертанной Его Высочеством: “В Совет”, который и старался возможно тщательнее разобрать и обсудить предложенное и направить затем, сообразно своему опыту, умению и знаниям. Теперь подобных резолюций Ее Высочества Совет не имеет и важные, существенные дела узнает из моего доклада, так сказать, post factum, когда Августейшим Председателем дело уже решено и решение это сообщено для исполнения. Так было по делу Сергиевского скита и по делу о школе для мальчиков в Бейруте. Мне неизвестна причина установления нового порядка и отступления от прежде принятого, но прежний был для Совета удобнее и для меня легче»/19/.

Могла случиться и другая крайность, когда великая княгиня лишь формально являлась бы председателем общества. Этого вначале опасался и император. Принимая Аничкова по поводу празднования 25-летия общества, Николай II подробно расспрашивал его об этом. В своем письме Степанову, содержащем отчет великой княгине об аудиенции у императора/20/, Николай Милиевич писал: «Государь спрашивал… “6) когда я видел Великую Княгиню и часто ли мне случается видеться с Нею по делам Общества, 7) всегда ли участвую в Совете Общества и знаю ли все дела его”... Мною было доложено: … 6) Я имел счастье видеть Ее Высочество 10 и 11 Января в Москве, куда нарочно ездил. Совещание у Ее Высочества, по моему докладу, с Генер[алом] Степановым и со мною длилось почти 2 часа. Великая Княгиня прочитывает все журналы Совета и утверждает их, а Товарищу Председателя Генералу Степанову посылаются каждую неделю из канцелярии Общества большинство донесений агентов О[бщест]ва в Палестине и Сирии, и мною пишутся более или менее подробные письма, которые докладываются Ее Высочеству. Таким образом, устраняется необходимость часто беспокоить Великую Княгиню личными с моей стороны докладами. 7) По званию Вице-Председателя я заменял в Совете Августейшего Председателя, а потому должен всегда бывать на заседаниях Совета и знать обо всем, что делается в Обществе и здесь, и в Палестине. Но у меня есть и пожалованные опытные советники — Члены Совета и ближайшие сотрудники: Секретарь Общества и его Помощник, а также опытные служащие в Канцелярии»/21/.

В конце 1907 г. Елизавета Федоровна тяжело заболела. Обязанности председателя были временно возложены на Николая Милиевича. Из его письма к Степанову: «Не скрою от Вас, Ваши письма с поручением принять временно председательствование произвело на Совет удручающее впечатление: злые языки недоброжелателей О[бщест]ва (а таких много: что делать, пока дела О[бщест]ва идут недурно и нет никаких скандалов, всегда найдутся завистники) стали болтать, что Великая Княгиня оставляет Палестинское Общество…»/22/ Получив известия о выздоровлении Елизаветы Федоровны, Николай Милиевич пишет Степанову: «Осмеливаюсь просить Вас повергнуть пред Великой Княгиней… просьбу Общества снова принять на себя по-прежнему руководительство Обществом... Вы знаете, что по мере возможности мы стараемся Ее не беспокоить, всегда устраиваем наши дела довольно исправно и потому думаем, что нами управить не так трудно: никаких дрязг, интриг у нас нет, всем мы, по возможности, довольны, ни здесь, ни там в Иерусалиме и других местах не бывает никаких историй, происшествий, которые могли бы опечалить нашего Председателя, которого мы благоговейно почитаем и оберегаем»/23/. Елизавета Федоровна вернулась.

Главным делом, которым занимался Николай Милиевич, были русские школы в Святой Земле. Вначале школы открывались только на территории Палестины, но в 1895 г. по просьбе Антиохийского Патриарха Спиридона ИППО энергично стало переносить опыт создания русских школ в Сирию. Уже в 1900 г. на просьбу о расширении школьной деятельности в Сирии великий князь Сергей Александрович поставил резолюцию: «Согласен на открытие школ в Сирии, но лишь бы они не были в ущерб приютов для паломников в Иерусалиме»/24/. Более 80 школ были созданы и жили за счет ИППО. В результате сократилась миссионерская деятельность неправославных, сирийское духовенство и православное население в целом начали восстановление арабской церковной жизни и церковной иерархии. Иерархия и духовенство находились в очень стесненных обстоятельствах. Впоследствии по ходатайству Елизаветы Федоровны государь лично Патриарху Антиохийскому предоставил ежегодную субсидию. В 1902 г. школы были признаны наконец и турецким правительством как находящиеся под покровительством России. При этом ежегодный бюджет школ составлял более 90 тыс. рублей/25/. Дело такого масштаба было уже непосильно одному ИППО. Это хорошо понимал Аничков и постоянно ставил перед великой княгиней вопрос о судьбе школ. Причем не исключал и возможности их закрытия, хотя, по словам русского посла в Константинополе И.А. Зиновьева, «закрытие 82 школ не преминуло бы нанести тяжкий удар обаянию России на всем Востоке»/26/.

В 1905 г. с помощью получения субсидии от трех министерств (МВД, МИД, МНП) в размере 75 тыс. рублей, по словам Аничкова, «удалось соединенными силами и под сильным руководством великой княгини устранить отчасти то затруднительное положение, которое угрожало Обществу закрытием нескольких его учреждений в Палестине и Сирии»/27/. К 1907 г. ситуация вновь обострилась. Вначале Елизавета Федоровна как бы не слышала Аничкова, понимая всю важность этих школ для арабов. Николай Милиевич глубоко переживает возможность трагического конца школьного дела и пишет Степанову, что тот, наверное, не доносит до великой княгини эту проблему. В оправдание Михаил Петрович пишет: «Я Ваше полное грусти письмо от 24 августа получил вчера и сегодня прочел его и письмо Ваше Ряжскому Ее Высочеству. Вы полагаете, что я что-либо скрываю от Великой Княгини; смею Вас уверить, что никогда ничего не скрывал от Ее Высочества, касающееся Палестинского Общества, но и Великая Княгиня, как и я тогда и вчера: Господь нас не оставляет и, если на то воля Божия, и мы будем нужны и достойны, не отстранит нас и в будущем»/28/.

Аничков снова настаивает на закрытии школы: «…Вы все касающееся Общества всегда сообщаете Ее Высочеству, но я думаю, что Великая Княгиня смотрит так же, как и Вы, слишком оптимистически на состояние наших средств и твердо уверена, что Пал[естинское] Общество победоносно выйдет из всех затруднений. Вот я и боюсь, чтобы не наступило слишком быстро разочарование и чтобы действительность не заставила Ее Высочество обратиться к нам, членам Совета, с справедливым и заслуженным нами упреком в недостаточном посвящении Ее Высочества в дела путем устных и письменных докладов»/29/.

Через год великая княгиня, наконец, согласилась с доводами Аничкова. Остальные же члены Совета все еще не понимали серьезности проблемы/30/. Из письма Аничкова Степанову от 2 октября 1908 г.: «Сегодня в 10 часов утра я был в Сергиевском дворце с докладом по Палестинским делам и представил великой княгине ту самую ведомость о наших суммах и долгах, которая недавно была препровождена Вам… Не буду излагать Вам подробности моего доклада, скажу только — великая княгиня изволила признать лучшим иметь Обществу меньший район его деятельности, но обеспечить средствами, чем распространять его деятельность на разные страны Турции и подрывать тесную задачу действий в Палестине»/31/.

Получив поддержку августейшего председателя, Аничков составляет доклад для МИДа (от 30 ноября 1908 г.), в котором откровенно излагает историю сирийских школ, их современное состояние, указывает настоятельную необходимость закрыть их в ближайшее время… и здесь же разъясняет важность «русских школ» для Сирии/32/. Доклад Аничкова, в свою очередь, направляется государю. Составление сметы на 1909 г. теперь зависит от воли императора, но государь медлит. Николай Милиевич обращается к Степанову: «…может быть, Ее Высочество благоволит своевременно представить Государю Императору о том, как угодно будет выразить по этому предмету Высочайшую волю для дальнейшего его направления»/33/. В этом же письме Аничков извещает о сдаче им должности: «Отстраняюсь от дел месяца на два-три, чтобы вылечить глаза. Если, Бог даст, оправлюсь, то снова примусь за работу, но только тогда, когда Ее Высочество благоволит опять допустить меня к исполнению обязанности Вице-Председателя»/34/.

Вскоре следует удивительно проникновенное письмо Елизаветы Федоровны государю. Как всегда деликатно она выносит на суд императора судьбу сирийских школ как имеющих общецерковное и государственное значение: «Прости меня, пожалуйста, что беспокою тебя своими письмами, но это очень важное дело, которое, возможно, будет доставлено тебе в один из ближайших дней в докладе Палестинского Общества. Наша главная цель — Палестина и забота о паломниках. Невольно нам пришлось прийти на помощь делу педагогического образования православных в Сирии, что помешало нашим прямым обязанностям. Ввиду того, что ты пожаловал к настоящему времени Антиохийскому Патриарху ежегодную субсидию, и весьма значительную, мы обрели большую свободу и можем вновь направить нашу деятельность на ее главные задачи. Покинув Сирию, мы можем оставить там полностью все наше школьное оборудование на попечение православных общин — это будет прекрасный подарок после христианской деятельности. В прошлом году я протестовала, так как продолжала надеяться, что наши денежные дела устроятся, увы! Не повезло — и теперь есть прекрасная и естественная возможность таким образом передать наши школы. Тогда мы будем усердно трудиться для наших паломников. У меня здесь был мой секретарь Дмитриевский, и его доклад был столь ясным — не желаешь ли ты его принять, так как Аничков сейчас болен? Я знаю, в какой мере ты интересуешься Палестинским Обществом, и Сергей говорил, что нужно всегда ставить на первое место [заботу] о паломниках, и чтобы школы не являлись препятствием, если не будет хватать средств»/35/.

Государь не сразу ответил великой княгине. Только в феврале 1909 г. последовала его резолюция: «Желаю обществу нравственного преуспеяния и улучшения его финансового положения»/36/. Пришлось составлять смету на 1909 г. по-прежнему, с учетом финансирования сирийских школ.

За это время катастрофически ухудшается здоровье Аничкова. После операции к нему, почти потерявшему зрение, возвращается способность читать, но при условии спокойной жизни. Однако Николай Милиевич сразу же возвращается к делам ИППО и в критические моменты приезжает лично на совещания, где решается судьба сирийских школ.

После главного совместного совещания совета ИППО с представителями МИДа дело 20-летней жизни Николая Милиевича было спасено: русские школы продлили свою работу еще на один год до выяснения положения дел на месте особой комиссией из представителей Общества и МИДа: А.А. Дмитриевского и В.И. Белынского/37/. Так император выполнил свое обещание поддержать «хорошее общество», данное им в феврале 1905 г. Аничкову. Общество сразу же получило пособие в размере 60 тыс. рублей. С 1912 г. государство начало систематическое финансирование сирийских школ через ИППО/38/. Николай Милиевич же потерял зрение.

Аничков и Степанов заботились о том, чтобы сотрудники соответствовали не только высокому положению и знаниям, но и тому духу, и той атмосфере, которая исходила от великой княгини. Нам известно, прежде всего, о некоторых сотрудниках ИППО: это выдающийся ученый, историк, литургист, канонист, секретарь ИППО проф. А.А. Дмитриевский, бывший до него секретарем А.П. Беляев и занимавшие более скромные места В.Д. Юшманов, П.И. Ряжский, М.И. Осипов.

Алексей Петрович Беляев после долголетней плодотворной службы на Ближнем Востоке (с 1893 г. он русский консул в Дамаске) занял пост секретаря ИППО в 1903 г., но вскоре смертельно заболел. Через Степанова Аничков просит Елизавету Федоровну направить Алексею Петровичу телеграмму для его духовной и моральной поддержки/39/.

После его смерти в 1906 г. встал вопрос о новом секретаре. В качестве одного из кандидатов был представлен А.А. Дмитриевский, профессор Киевской духовной академии, не только очень известный богослов, но хорошо знакомый с жизнью на Ближнем Востоке. Ранее он уже был приглашен для составления истории ИППО за 25 лет его деятельности, и после знакомства с ним Аничков прилагает много усилий, чтобы привлечь его на эту должность/40/. Елизавета Федоровна вполне оценила сначала рекомендации Аничкова, а потом и самого Дмитриевского. Из письма Аничкова Алексею Афанасьевичу: «Очень рад, что Вы произвели на Ее Высочество вполне хорошее впечатление. Впрочем, иначе и быть не могло…»/41/ Николай Милиевич помогает ему войти в курс дела: «Напрасно Вы думаете, что мне нужно сноситься с Москвою ...[доклад] давно уже сделан с такой подробностью, что и Ваше письмо, и оба мои письма к Вам были прочитаны не только Михаилом Петровичем, но прослушаны и великой княгиней. Без [воли] Ее Высочества я не делаю ни шагу в важных вопросах»/42/.

Ближайшим помощником самого Аничкова был делопроизводитель В.Д. Юшманов. Он предстает перед нами не сухим чиновником, а творческим сотрудником общества, всей душой преданным его делу, великой княгине и Аничкову. Когда было необходимо подготовить срочные материалы для отправки в Москву, Аничков вызывает Владимира Дмитриевича ночью к себе для работы над докладом: «Сейчас получил телеграмму великой княгини из Царского с приказанием мне приехать не в 6 часов вечера, а в 11 утра завтра, 22 апреля. Умоляю тотчас по возвращении Вашем из Гатчины приехать с бумагами ко мне на Ивановскую, в котором бы часу ни было. Буду ждать Вас до 3 часов ночи. Очень обяжете. Если рескрипт не готов, все-таки приезжайте и привозите все…»/43/

В другой раз Аничков хочет порадовать Юшманова, сообщая, что подготовленная им записка понравилась великой княгине: «Я очень благодарен Вам за скорое и отличное исполнение желаний М.П. Степанова, вызванное поручением великой княгини. Считаю долгом выписать для Вас то, что говорится по этому поводу в письме Михаила Петровича от 10 ноября сего года…: “замечательно хорошо составил записку В.Д. Юшманов. Приношу ему глубокую благодарность за этот труд. Кратко, полно и обстоятельно она составлена”. Ваша мысль напечатать ее очень понравилась Ее Высочеству. Это краткий, но в сущности совершенно полный отчет за наши 25 лет. Записка будет прекрасной настольной памяткой для справки. Молодец Владимир Дмитриевич!»/44/

В Палестине много содействовал делу создания и поддержания русских школ инспектор Галилейского района учебных заведений и заведующий учреждениями общества в Назарете П.И. Ряжский. После проведенной им в 1906 г. ревизии учебных заведений в Бейруте и Южной Сирии, а также за председательствование в строительной комиссии в Иерусалиме Аничков ходатайствует о введении его в число действительных членов общества и просит Елизавету Федоровну принять лично Павла Ивановича, чтобы «осчастливить его милостивым словом»: «Все это не входит в круг прямых обязанностей Галилейского инспектора, и исполнялось им по доброй воле и охотно»/45/.

Аничков ходатайствует и об уполномоченном в Одессе М.И. Осипове. В связи с 25-летним юбилеем службы в ИППО последнего Николай Милиевич через Степанова просит Елизавету Федоровну подарить ему «запонки или булавку на галстук» с инициалами великой княгини: «Не подумайте, дорогой Михаил Петрович, что у Общества каждый месяц будет какой-нибудь юбиляр, вчера курьер Богдан, сегодня уполномоченный Осипов, завтра кто-либо иной, и все будем просить о Высочайших им подарках. Нет, но для Осипова обстоятельства сложились так, что только знак милостивого внимания великой княгини может сделать для него юбилей праздником»/46/.

Так постепенно создавался союз соратников-единомышленников вокруг Елизаветы Федоровны, ведущих под ее началом ответственное сложное и святое дело ИППО.

О первых встречах Николая Милиевича с великой княгиней нам известно из писем Аничкова за 1896 г. Ею была создана атмосфера доброжелательства, внимания и душевного тепла в доме Сергея Александровича: «Как жаль, что я вынужден был уйти сегодня от завтрака великого князя. Бог видит, как ценю я в душе дорогое для меня внимание его высочества и августейшей хозяйки. Мне редко случалось и в частных домах встречать такое радушие, и с какой радостью я спешил сегодня провести час в столь приятном обществе»/47/.

Его полное любви и уважения отношение к великому князю переносится на Елизавету Федоровну после гибели Сергея Александровича. Из письма Аничкова Степанову от 12 октября 1906 г.: «Вы изволили прислать ко мне два портрета ее высочества, в письме же Вашем говорится об одном для г. Пончарова в Нижнем Новгороде. Кому же прислан другой? Если никому и это случайная присылка, то не удостоит ли великая княгиня милости доставить мне чрезвычайную радость сохранить у себя второй портрет, изображающий ее высочество с иллюстрированным изданием в руках. Великая княгиня оторвала взор от тетради, подняла свои прелестные глаза в тихой задумчивости, и мысли ее далеки от окружающей обстановки. Портрет, по-моему, превосходный, и сохранить его у себя я считал бы большим счастьем»/48/. Елизавета Федоровна исполнила желание Аничкова/49/.

Позже, уже сам сломленный телесными недугами, Николай Милиевич глубоко переживает болезни и страдания великой княгини: «Очень Вам благодарен за доверие и за сообщение о болезни великой княгини. Бог видит, как мне жаль Ее, как скорблю я о Ее страданиях. Бог даст, все минует вполне благополучно. Но что значит, что Вы пишете “опухоль, как показалось ему /т.е. Рейну/ не злокачественная”. Следовательно, он не уверен в этом. Тут доктору не должно “показаться”. И он, наверно, знает, что не злокачественная. Храни Господь. Для нас хорошим признаком служит отсутствие сведений в газетах. Как все трогательно, что Она скрывает, уезжает в свою общину, как приготовляет себе комнату, чтобы никто не знал, чтобы не было напрасного говора, шума… Вот прекрасный человек, вот назидательный пример! А мы, грешные, из всего делаем громкое дело, не выносим никаких страданий, жалуемся и скорбим, надоедаем нашими болезнями всем, и родным и знакомым. Нет, в этой женщине слишком велика вера в Бога, в Его Святой Промысел… И Господь скоро восстановит Ее силы… я в это твердо верю. А потом великая княгиня, вероятно, поедет на отдых в более теплый климат и возвратится совершенно окрепшей, бодрой, какой она не была в последнее время»/50/.

А еще позже, уже почти слепой и ушедший от дел, он вместе с великой княгиней переживает принятие ею и первыми сестрами ее Марфо-Мариинской обители обетов для служения ближнему: «Мне прочитали в газетах о торжестве произнесения великой княгиней с сестрами милосердия Марфо-Мариинской общины пред престолом Всевышнего обета постоянного служения на благо страждущего ближнего. Вся картина этого торжества и ее высочество, окруженная ближайшими к ней людьми с присутствующей здесь же августейшей ее сестрою, представилась живо моим мысленным взорам, и, Бог видит, из моих потухших глаз полились слезы умиления. Мне казалось, что, произнося обет свой, великая княгиня внутренно повторяла за псалмопевцем “виждь смирение мое и труд мой и остави вся грехи моя”. Действительно в такую минуту может человек приблизиться к Богу. Господь услышит молитву праведника и благословит его»/51/.

Елизавета Федоровна высоко ценила его трудолюбие, преданность делу, бесценный опыт организации образования и духовного просвещения, а также возвышенную душу Николая Милиевича. Ее отношение, полное внимания и заботы, прослеживается по ряду ее писем к нему, а также по переписке Аничкова со Степановым. По ходатайству Елизаветы Федоровны Аничков в 1905 г. был назначен членом Государственного Совета/52/. После ее поздравления Николай Милиевич пишет Степанову: «Телеграмма великой княгини 29 апреля очень растрогала меня и семью мою: это обращение не высшего лица к гораздо ниже стоящему, не высочайшей особы к верно преданному, а человека с самым добрым сердцем к своему ближнему, которого желает осчастливить, обрадовать. Этой телеграмме мы все были больше рады, чем даже назначению»/53/.

В 1907 г. в связи с лишением Аничкова ежегодной аренды из Государственного казначейства в 2 тыс. руб. Елизавета Федоровна обращается в cовет ИППО с предложением восполнить его потери из средств общества: «…15 лет служит Николай Милиевич Обществу без отдыха и неоднократно даже исправлял обязанности секретаря, за отсутствием последнего, и его помощника. Служит он, проникнутый любовью к делу, идеи ради, и безвозмездно. Совет Общества знает работу Николая Милиевича и не может не ценить и уважать такого труженика, как он. <…> Уповаю, что Николай Милиевич с добрым чувством отнесется к нашему общему, его сочленов, предложению и оценит наше желание доказать ему, в минуту переживаемого им личного материального ущерба, наши чувства глубокой благодарности ему и глубокого искреннего к нему уважения и восхищения перед его примерной, любвеобильной трудовой службой нашему дорогому Обществу»/54/.

При вынужденном уходе с поста вице-председателя по болезни Аничков пишет великой княгине: «Знаю, что, удаляясь от Совета Общества, я тем самым лишаю себя радости хотя несколько раз в год иметь счастье представляться Вашему Императорскому Высочеству, при чем Вам угодно было всегда, сообщая Ваши распоряжения, выражать Совету Общества и мне самое милостивое внимание… В течение с лишком четырех лет Вы изволили выказать столько доброго участия в важнейших и трудных делах Общества и столько внимания к отдельным его деятелям, что мне, как ближайшему сотруднику Вашему, тем грустнее расставаться с Обществом, и лишь воспоминание об этом светлом времени моей жизни послужит некоторым утешением в моем несчастии»/55/.

Великая княгиня отвечает: «Я поражена постигшим Вас, по воле Божией, тяжким испытанием. Судьбы Божии неисповедимы, и нам остается со смирением преклоняться пред начертаниями Свыше, твердо уповая, что, по вере нашей, Господь испытует нас на благо.

Сознаю, что, при состоянии Вашего зрения, Вам необходим полный отдых физический и нравственный: отдых и лечение, по милости Божией, восстановят Ваше зрение. Это сознание заставляет меня принять Ваше решение и, с грустью, согласиться на освобождение Вас от должности вице-председателя Императорского Православного Палестинского Общества, от должности, которую Вы, благодаря Вашему уму, такту, опыту и доказанной многими годами любви к делу выдающе исполняли почти пять лет, служа всем примером и вызывая постоянно благодарность, уважение и полное доверие Моего дорогого Мужа и Мое.

От всего сердца повторяю Вам Мою признательность за всю Вашу свыше семнадцати лет бескорыстную самоотверженную и плодотворную работу на благо нашему Святому делу.

Оставаясь нашим почетным сочленом, Я не сомневаюсь, Вы не откажете и впредь помогать нам Вашим просвещенным советом и помощью. В этом уповании утешаюсь при расставании с Вами ныне, как с Моим ближайшим помощником. Храни Вас Господь и укрепляй Ваше зрение, силы и здоровье, необходимые родине и Вашей семье. Вас искренно уважающая Сердечно Вам благодарная Елисавета»/56/.

И действительно, Елизавета Федоровна впоследствии неоднократно привлекала его к делам Общества. Из письма Аничкова к Степанову от 22 октября 1914 г.: «Сегодня я получил прекрасную телеграмму от ее высочества. Ею я обязан Вам, а потому спешу искренно благодарить Вас. Ее высочество, между прочим, изволит писать, что ею утверждены составленные мною программы Палестинских семинарий. Считаю долгом сказать, что моего труда здесь немного, а трудились кн. Ширинский-Шихматов, Дмитриевский, Латышев и друг[ие]»/57/.

В 1912 г., после неудачной операции, Николай Милиевич полностью потерял зрение... Последующие годы он, почти полностью слепой, живет в имении своей жены в Гатчине, слушает нанятую сиделку, которая читает ему новости из газет и cообщения ИППО/58/.

Скончался Николай Милиевич 10 июня 1916 г. и был похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры. Великая княгиня Елизавета Федоровна получила его посмертное письмо, где он просил не оставить без пенсии свое осиротевшее семейство: «Письмо это получится вашим высочеством тогда, когда меня не будет уже в живых. Осмеливаюсь писать вашему высочеству, чтобы повергнуть мою всепреданнейшую благодарность за милостивое доверие Ваше к моим трудам по Палестинскому Обществу и за всегдашнее снисходительное внимание, которым и в Бозе почивший, незабвенный великий князь и ваше высочество удостаивали меня и которым я чрезвычайно дорожил до конца дней моих. Осмеливаюсь умолять ваше императорское высочество осчастливить Вашим милостивым участием осиротевшую семью мою, которую, к крайнему сожалению, я оставляю необеспеченной; но надеюсь на милостивую оценку его императорского величества посильных и многолетних трудов моих. Не смею желать для моей семьи ничего, кроме такой пенсии, какая назначалась до сего времени другим, оставленным без средств их долго трудившимися отцами.

Да будет всегда благословение Божие над дорогой Россией, над великим государем и его августейшим семейством, над вашим императорским высочеством и над многополезным Палестинским Обществом. С этим искренним пожеланием Божией милости отошел в лучший мир всепреданнейший слуга вашего высочества Николай Аничков»/59/.

Вскоре Дмитриевский передает благодарность Елизавете Федоровне от вдовы и детей покойного за теплые слова соболезнования/60/. На девятый день по кончине Н.М. Аничкова в Николо-Александровском Барградском храме Общества была совершена заупокойная литургия/61/.

Кончина действительного тайного советника, еще недавно члена Государственного совета и вице-председателя ИППО прошла почти незамеченной в высших государственных и светских сферах и в прессе. Так исполнилось его желание: «Да возвеличится Россия и погибнут наши имена»/62/.

Рядом с крупным государственным и церковным деятелем, организатором системы благотворительности в России святой преподобномученицей великой княгиней Елизаветой Федоровной встает образ ее ближайшего соратника и помощника Николая Милиевича Аничкова, также крупного государственного деятеля, образованнейшего и умнейшего великого труженика, человека большой и высокой христианской души — «неустанного ратоборца за русское дело в Святой Земле»/63/.

____________
Примечания

/1/ Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ. № проекта 06-0302092 а.

/2/ См., напр.: Лисовой Н.Н. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в ХIХ — нач. ХХ в. М., 2006.

/3/ См., напр.: Шилов Д.Н., Кузьмин Ю.А. Члены Государственного Совета Российской империи. 1801–1906: Биобиблиографический справочник. СПб., 2006. С. 34–36. 

/4/ Дмитриевский А.А. Н.М. Аничков (Некролог). Пг., 1917.

/5/ Письмо великого князя Сергея Александровича Н.В. Муравьеву // ОР РНБ. Ф. 253. Оп. 797 а. Д. 43. Л. 80.

/6/Там же.

/7/ Отчет о его поездке был опубликован: Аничков Н.М. Извлечение из отчета Председательствующего в Отделении поддержания Православия Н.М.Аничкова по осмотру им весной 1899 г. учебных заведений в Палестине и Сирии // Сообщения ИППО. 1899. Т. 10. Вып.6. С. 656–691; Аничков Н.М. Учебные и врачебные заведения Императорского Православного Палестинского общества в Сирии и Палестине: В 2 т. СПб., 1901, 1910.

/8/1894 год – конец правления императора Александра III

/9/Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 29 октября 1905 г. // АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. 2. Л. 206 – 206 об. См. также: Дмитриевский А.А. Н.М. Аничков (Некролог). Пг., 1917. С. 10

/10/ Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 27 февраля 1905 г. // АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. 2. Л. 115 об.

/11/Запись в дневнике императора Николая II от 14 февраля 1905 г.: «Имел два доклада и принял Муравьева, вернувшегося из Москвы… Потом принял еще Кристи и Аничкова (вице-председателя Палестинского обшества)» (Дневники императора Николая II / Под ред. К.Ф. Шацилло. М., 1991. С. 250).

/12/Письмо Н.М.Аничкова М.П. Степанову от 16 февраля 1905 г. // АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. 2. Л. 105.

/13/Там же. Л. 106. См. также: Письмо Н.М. Аничкова великой княгине Елизавете Федоровне от 19 февраля 1905 г. // АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 873/13. Д. 4. Л. 1–1 об.

/14/ Письмо Н.М.Аничкова М.П.Степанову от 19 февраля 1905 г. // АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. 2. Л. 110.

/15/Рескрипт председателя ИППО великой княгини Елизаветы Федоровны от 25 февраля 1905 г. // Дмитриевский А.А. Н.М. Аничков (Некролог). С. 48.

/16/ Письмо Н.М.Аничкова великой княгине Елизавете Федоровне от 27 февраля 1905 г. // АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. 4. Л. 2–2 об.

/17/Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 28 марта 1905 г. // АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. 2. Л. 126–126 об.

/18/Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 15 апреля 1905 г. // Там же. Л. 137 об.

/19/ Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 18 июля 1906 г. // Там же. Л. 256 об. — 257.

/20/В письме к А.А. Дмитриевскому от 17 марта 1907 г. Н.М. Аничков подчеркивает, что его письмо к Степанову предназначено великой княгине: «Когда Вы приедете в Петербург, я дам Вам для прочтения черновой вариант письма, посланный мною… М.П. Степанову для доклада Великой Княгине, в нем изложен довольно подробно прием у Государя…» (ОР РНБ. Ф. 253. Оп. 797 а. Д. 344. Л. 8 об. — 9).

/21/Письмо Н.М. Аничкова М.П.Степанову от 28 февраля 1907 г. // АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. 2. Л. 342 — 343 об.

/22/ Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 21 марта 1908 г. // АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. 2. Л. 418 об.

/23/Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 21 марта 1908 г. // АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. 2. Л. 418–419.

/24/Дмитриевский А.А. Н.М. Аничков (Некролог). С. 70.

/25/Там же. С. 72.

/26/ Там же. С. 71.

/27/Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 23 июня 1905 г. // АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. 2. Л. 181.

/28/Письмо М.П.Степанова Н.М. Аничкову от 26 августа 1907 г. // Архив востоковедов при СПбФ ИВ РАН. Ф. 120. Оп. 2. Д. 110. Л. 2.

/29/ Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 10 сентября 1907 г. // АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. 2. Л. 389 об.

/30/ Из письма Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 18 сентября 1908 г.: «Материальное положение О<бщест>ва очень трудное. Это происходит от отсутствия всяких пожертвований, крайнего уменьшения доходов, причем невозможно поддерживать долее все учреждения Общества и необходимо сделать серьезное сокращение в школьной деятельности, о чем я докладывал Совету, а раньше Ее Императорскому Высочеству; только Великая Княгиня одна изволила согласиться со мною, все же члены Совета, руководясь сметою на нынешний год, были противоположного мнения. Мне кажется, что теперь мой доклад более чем оправдался, но, может быть, другой вице-председатель изыщет средства к осуществлению предложений Совета, я же не вижу возможности этого сделать и должен с грустью уничтожать то, над чем, по желанию Василия Николаевича Хитрово, трудился и чем семнадцать лет руководил. В 1898 г. была сделана крупная ошибка распространением школьной деятельности на Сирию; это окончательно подорвало средства Общества, а теперь приходится за это расплачиваться» (АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. 2. Л. 429–430).

/31/Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 2 октября 1908 г. // Там же. Л. 426–426 об.

/32/ Отношение Совета Общества г. министру иностранных дел от 30 ноября 1908 г. за № 1503. частично было опубликовано: Дмитриевский А.А. Н.М. Аничков (некролог). С. 67–72.

/33/Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 1 декабря 1908 г. // Там же. Л. 436.

/34/Там же.

/35/Письмо великой княгини Елизаветы Федоровны императору Николаю II (без даты) // ГАРФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 125а. Л. 21–23 об.

/36/Дмитриевский А.А. Аничков (Некролог). С. 73.

/37/ Ревизия палестинских и сирийских школ была проведена в 1909–1910 гг. секретарем ИППО А.А. Дмитриевским и представителем МИДа Н.В. Кохманским.

/38/ Закон об отпуске из Государственного казначейства средств в пособие Императорскому Православному Палестинскому Обществу на содержание русских учебных заведений в Сирии // Полное собрание законов Российской империи. Собрание третье. Т. 32. 1912. Пг., 1915. С. 1117.

/39/ Из письма Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 26 мая 1906 г.: «Ваша телеграмма его очень обрадует; он Вас искренно любит и уважает. Милостивое же слово августейшего председателя в той же телеграмме привело бы его в восторг. Он благоговеет перед великой княгиней. Ну да кто же и может относиться иначе к этому Ангелу в образе женщины. Замечательно, что в наше жестокое и безобразное время я ни от одного человека не слушал другого отзыва о великой княгине, как восторженного» (АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. 2. Л. 249 — 250 об.).

/40/ Выписка из письма Аничкова Степанову от 27 января 1907 г.: «Мне весьма приятно, что А.А. Дмитриевский произвел вполне хорошее впечатление на ее высочество. Сдается мне, что этот умный и трудолюбивый профессор очень пригодится на долгое время Обществу и сможет во многом помочь нашему делу. Хотя, вместе с тем, я убежден, что без великой княгини и без Вас все дело развалится. Найти умелых тружеников можно, но найти лиц с крупным авторитетом и с добрым желанием бескорыстно помогать Обществу почти невозможно. А если и нужно искать их где-нибудь, то разве только во дворцах. Слава Богу, что великая княгиня решилась продолжать миссию Ее почившего супруга по отношению к Обществу: это большое счастье для этого благотворительного учреждения…» (АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. 2. Л. 326–326 об.).

/41/Лобовикова К.И. А.А. Дмитриевский и великая княгиня Елизавета Федоровна (несколько штрихов к биографии ученого) // Мир русской византинистики: материалы архивов Санкт-Петербурга. СПб., 2004. С. 242.

/42/Письмо Н.М. Аничкова А.А. Дмитриевскому от 11 октября 1906 г. // ОР РНБ. Ф. 253. Оп. 797а. Д. 344. Л. 4–5.

/43/ Письмо Н.М. Аничкова В.Д. Юшманову от 21 апреля 1905 г. // Архив востоковедов при СПбФ ИВ РАН. Ф. 20. Оп. 2. Д. 4. Л. 6.

/44/Письмо Н.М. Аничкова В.Д. Юшманову от 21 ноября 1906 г. // Там же. Л. 12 об.–13.

/45/ Письмо Н.М .Аничкова М.П. Степанову от 24 декабря 1906 г // АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. 2. Л. 310 об.

/46/Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 21 июня 1908 г. // АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. Л. 425.

/47/ Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 25 ноября 1896 г. // Там же. Л. 8 об.

/48/Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 12 октября 1906 г. // Там же. Л. 284 об.–285.

/49/ Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 19 октября 1906 г. // Там же. Л. 286.

/50/ Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 14 января 1908 г. // АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. 2. Л. 412–413.

/51/ Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 13 апреля 1910 г. // Там же. Л. 468–468 об.

/52/ Телеграмма Н.М. Аничкова великой княгине Елизавете Федоровне от 18 апреля 1905 г.: «Всеподданнейше повергаю пред вашим императорским высочеством чувства радостной благодарности за предстательство в столь важном для нашего Общества деле, увенчавшемся с Божьей помощью успехом благодаря исключительно Вашему милостивому вниманию. Чрезвычайно осчастливлен телеграммой Вашего Высочества, буду искать случая и впредь оправдать Ваше многоценное доверие. Вице-председатель Аничков» (АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 873/13. Д. 4. Л. 3).

/53/Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 14 мая 1905 г. // АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. 2. Л. 168 об.

/54/ Письмо председателя ИППО великой княгини Елизаветы Федоровны в Совет ИППО от 29 декабря 1906 г. // ОР РНБ. Ф. 253. Оп. 797а. Л. 110–110 об.

/55/Письмо Н.М. Аничкова великой княгине Елизавете Федоровне от 3 сентября 1909 г. // АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 13. Д. 4. Л. 6 об.–7 об. (см. также: Дмитриевский А.А. Н.М. Аничков (Некролог). С. 87–88).

/56/ Письмо великой княгини Елизаветы Федоровны Н.М. Аничкову от 9 сентября 1909 г. // ОР РНБ. Ф. 253. Оп. 797а. Л. 129.

/57/Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 22 октября 1914 г. // ОР РНБ. Ф. 253. Оп. 797 а. Л. 132 об.

/58/Дмитриевский А.А. Н.М. Аничков (Некролог). С. 95.

/59/ Письмо Н.М. Аничкова великой княгине Елизавете Федоровне // ОР РНБ. Ф. 253. Оп. 797а. Л. 103 (см. также: Дмитриевский А.А. Н.М. Аничков (Некролог). С. 95).

/60/ Письмо Н.М. Аничкова великой княгине Елизавете Федоровне // ОР РНБ. Ф. 253. Оп. 797 а. Л. 103 (см. также: Дмитриевский А.А. Н.М. Аничков (Некролог). С. 95).

/61/ Объявление о заупокойной литургии. Июнь 1916 г. // АВП РИ. Ф. 337/2. Оп. 1. Д. 196. Л. 79.

/62/Письмо Н.М. Аничкова М.П. Степанову от 19 февраля 1905 г. // Там же. Оп. 13. Д. 2. Л. 110.

/63/ Надпись на венке Н.М. Аничкову от ИППО. Июнь 1916 г. // Там же. Оп. 1. Д. 196. Л. 78 об.

Ефимов А.Б. — д-р физ.-мат. наук, профессор, зам. декана МФ ПСТГУ.
Ковальская Е.Ю. — сотрудница Макариевского фонда

Богословие, история и практика миссий. Альманах миссионерского факультета. Выпуск 1. Москва Издательство ПСТГУ. 2010. С. 134-153.
Электронная публикация: http://www.pstgu-mf.ru/pdf/Bogosl_missiy_2010.pdf