Анализ «Парафразиса псалма 143» В.К. Тредиаковского
Василий Кириллович Тредиаковский, как никто другой из поэтов XVIII века, в своем творчестве «стремился к соединению сакральной душеполезности со светской художественностью в литературе» [4;230-234] Уподобляясь древнерусскому книжнику, поэт считал главными своими добродетелями филологическое трудолюбие в сочетании с благочестием и смирением. Доказательством того, что в представлении Тредиаковского поэт – посредник между Богом и человеком, а поэтическое вдохновение генетически восходит к молитвенному созерцанию, стали его филологические работы и знаменитое переложение Псалтири. В 1752 году Тредиаковский во второй книге «Сочинений…», кроме исправленного переложения 143 псалма, издал девять новых стихотворных переложений, выстроенных в определенной последовательности. Они составил целый раздел – «Оды Божественные» [6;184-192]. Но не об этих одах пойдет речь, а о переложении 143 псалма.
До появления в свет в 1826 году книги Ф.Н. Глинки «Опыты Священной поэзии» [2], в которой были собраны в основном стихотворения, восходящие к своему духовному истоку – священной книге Псалтири, русская литература имела довольно устоявшуюся традицию переложения псалмов слогом изящной словесности или, как еще говорили, создания их «парафразисов». Еще в 1744 году три крупнейших поэта XVIII века В.К. Тредиаковский, А.П. Сумароков и М.В. Ломоносов решили продемонстрировать возможности отечественной поэзии в воспроизведении возвышенного духа стихов из наиболее популярной на Руси книги Ветхого Завета, дав своим сочинениям одинаковое жанровое определение – ода. Таким образом, получились переложения 143-й псалма (Сумарокова – «Благословен Творец вселенны…», Ломоносова – «Благословен Господь мой Бог…», Тредиаковского – «Крепкий, чудный, бесконечный...»). В Петербурге была издана книга, известная под кратким названием «Три оды» [6;421-425], в которую и были включены показательные парафразисы «соревновавшихся» в переложении одного и того же псалма поэтов.
Однако переложение псалмов как своеобразное жанровое явление в своей основе опирается не столько на литературно-эстетические традиции (классики – (160) романтики) и уж, тем более, не на стремление писателей отразить великие события эпохи, а, прежде всего, на сокровенную духовную жизнь авторов. Опирается на традицию богодухновенного и в то же время лирического прочтения поэтами текстов Священного Писания. И, как видим, в данном переложении отразилась не только духовная жизнь авторов, но и концепция каждого из них по поводу стихосложения, и этот спор положил начало силлабо-тонического стихосложения.
В рассматриваемом нами переложении отражена концепция Тредиаковского В.К. Поэт считал, что метр изначально не определяет семантику, одическая «грандиозность» или элегическая «мягкость» зависят лишь от использования того или иного стиля, системы образов и лексики. «Все <...> зависит токмо от изображений, которые стихотворец употребляет в свое сочинение». Но при этом Тредиаковский утверждал, что героический стих должен быть сочинен непременно хореем, ибо иначе он «не красен и весьма прозаичен будет».
… На защиту мне смирену
Руку сам простри с высот,
От врагов же толь презренну,
По великости щедрот,
Даруй способ – и избавлюсь;
Вознеси рог – и прославлюсь;
Род чужих, как буйн вод шум,
Быстро с воплем набегает
Немощь он мою ругает
И приемлет в баснь и глум.
Как видим, поэт переложил псалом хореем, следуя и доказывая свою точку зрения. Данное 10-тистишие (строфа), как и все остальные, написаны не чистым 4-х стопным хореем, а с осложнением стоп пиррихием и спондеем. Проанализировав весь ритмический строй оды, мы заметили, что пиррихий чаще всего появляется в 3, 4, 5, 6, 7, 8 и 9 стихах в 1 и 3 стопах, где ритм замедляется, а к концу восстанавливается. Спондей, как и пиррихий, встречается часто, но немного реже. В основном эта утяжеленная стопа встречается в основном в 8 и 10 стихах в 1, 2 и 3 стопах. Эти стопы произносятся с усилением. Пиррихии и спондеи подчеркивают самое важное в строке. Эти облегченные (пиррихий) и утяжеленные (спондей) стопы позволяют создавать различные варианты сочетания ударных и безударных слогов, усиливая выразительность и образуя ритмическое и звуковое разнообразие поэтических произведений.
Если рассматривать рифму данного произведения, то она имеет следующий вид: ababccdeed. Такая рифмовка впервые появляется у Тредиаковского, так же как и строгая 10-ти строчная строфа, которая потом послужила для Ломоносова образцом канонизированной им в последствии десятистишной одической строфы. В зависимости от расположения ударения в первом катрене 10-тистишья 1-3 стихи с женской рифмой, 2-4 – с мужской, а по расположению в строфе – перекрестная. Средние строки (5 и 6) рифмованы парно женской рифмой. Во втором катрене видим то же, что и в первом, то есть чередование женских и мужских рифм, только 1-4 строки – мужская рифма, 2-3 – женская, расположение в строфе – опоясываю(161)щая. Во всем произведении по своей форме рифма является простой, по звучности – точной. Чередование мужских и женских рифм придает стихам энергичное, резкое звучание, но сменяющееся более мягким, за счет женской рифмы.
А теперь перейдем к жанру данного произведения и всему, что вытекает из определения жанра произведения. Так как авторы спора сами определили жанр – ода, то они наделили переложение чертами характерными для выбранного жанра.
История постижения русским церковно-религиозным сознанием глубины и смысла Ветхого и Нового Завета неизменно сочетала в себе две тенденции: стремление полно и точно воспроизвести оригинал священных книг и стремление сделать их понятными для русского человека. Если сравнивать с синодальным переводом, то можно заметить, что автор делал переложение придерживаясь основного текста. В соответствии с определенным жанром поэт выбирал и соответствующую лексику, поэтому в переложении так много слов возвышенного стиля, что является одной из особенностей жанра оды. Другой особенностью, которую можно выделить, является трехчастное композиционное деление текста произведения. Можно выделить вступление (1-3 строфы), основную часть (4-14 строфы) и заключение (15 строфа).
Тредиаковский, сохраняя в основном библейский текст, развивает и «орнаментирует» его в своем переложении. В 143-м псалме сказано: «Посли руку твою с высоты, изми мя и избави мя от вод многих, из руки сынов чуждих». Тредиаковский распространил эту метафору, реализовал выражение «от вод многих»:
Даруй способ – и избавлюсь;
Вознеси рог – и прославлюсь;
Род чужих, как буйн вод шум,
Быстро с воплем набегает,
Немощь он мою ругает
И приемлет в баснь и глум.
Сравнивая позднее переложение этих строк у трех участников поэтического спора, автор одобрил ломоносовское переложение, он писал: «Розум сего четверостишия есть тот же, что и Давидов: так меня чужой народ объял, что я погряз, как в глубокой пучине. Того ради, ты мне с высокия тверди простри длань, и тем избавь меня от оных многих вод пучинных» [5]. Зато сумароковское переложение этих же строк 143-го псалма он осудил за излишнюю смелость метафор и разрыв логических связей.
Тредиаковский определяет сущность поэзии, которая «влита в человеческие разумы от Бога». По Тредиаковскому, поэзия изначально представляет собой Божественный дар, а задача поэта – славить величие Бога. Если поэзия – художественная концепция человеческой жизни в целом, то стих – лишь формальный элемент, с помощью которого поэт это целое создает: «…в отличие от поэзии, которая является даром Божиим, стих изобретен самим человеком для славословия Бога» [3;285].
Боже! Воспою песнь нову,
Ввек тебе благодаря,
Арфу се держу готову,
Звон внуши и глас царя:
Десять струн на ней звенящих, (162)
Стройно и красно гласящих
Славу спаса всех царей;
Спаса и рабу Давиду,
Смертну страждущу обиду
Лютых от меча людей.
Таким образом, обращение Тредиаковского к переложению псалмов и создание стихотворной Псалтири, рукопись которой была подготовлена к печати к 1753 году, мотивированы логикой поэтической концепции, генетически восходящей к платоновской идее Божественного происхождения поэзии.
Поэт стремится повысить эстетическое качество своего переложения приемом «амплификации» (словесного распространения): первые четыре слова псалма Тредиаковский перелагает в грандиозный поток слов, который развернут в десяти строках одической строфы:
Крепкий, чудный, бесконечный,
Полн хвалы, преславный весь, Боже!
Ты един превечный,
Сый господь вчера и днесь:
Непостижный, неизменный,
Соврешенств пресовершенный,
Неприступна окружен
Сам величества лучами
И огньпальных слуг зарями,
О! будь ввек благословен.
Если в целом рассматривать стихи Тредиаковского, то они большей частью в высшей степени темны. Их читать еще труднее, чем Ломоносова, не говоря уже о Сумарокове. Он так строит свою речь, так располагает мысли, выбирает такие слова, что иной раз они становятся почти невразумительными. Главное, что создает эту трудность восприятия, эту темноту, многочисленные и ничем не ограниченные инверсии. Возражая Сумарокову, который высмеивал их, он указывает, что русский язык допускает всевозможные перестановки порядка слов. И Тредиаковский пользуется этим правом так, как никто в русской литературе не пользовался [1]:
Крепкий, чудный, бесконечный, // Полн хвалы, преславный весь, //Боже!.. Немощь он мою ругает // И приемлет в баснь и глум…
Но, не смотря на это, в поэзии Тредиаковского есть и положительное. Сквозь запутанный, искусственный педантически сделанный стиль иногда пробивается свежая струя. Тогда мы слышим у Тредиаковского звуки и интонации, которых мы не найдем у других современных ему поэтов: какая-то интимность, простая и задушевная, изредка нарушаемая характерными чудачествами, странностями, свойственными этому поэту. В этом смысле показательно выбранное нами переложение Псалма 143. Оно написано другим стилем: преобладающий в нем церковно-славянский язык уместен, более того он подчеркивает высоту стиля, ибо какими словами еще можно славить величие Бога, а интонации звучат нередко искренним чувством:
Ныне круг земный да знает
Милость всю ко мне его; (163)
Дух мой твердо уповает
На заступника сего:
Он защитник, покровитель,
Он прибежище, хранитель.
Повинуя род людей,
Дал он крайно мне владети,
Дал правительство имети,
Чтоб народ прославить сей.
И в заключении хотим отметить, что экспериментальные сочинения В.К. Тредиаковского, А.П. Сумарокова и М.В. Ломоносова по переложению прозаического текста 143-го псалма разными стихотворными размерами уже показали, что трепетное соприкосновение поэтического воображения со священным текстом пробуждает, прежде всего, духовную область лирического сознания автора и порождает произведение глубоко исповедального характера. А эстетические, исторические, биографические или бытовые контексты становятся сопутствующими духовной первооснове. «Алгебра» ритмических чередований стихотворного размера или «малое время» появления стиха на бумаге – лишь внешние данные таинственного богодухновенного рождения духовного сочинения. Поэты XVIII века, сочинявшие три оды парафрастические Псалма 143, казалось бы, “особливо” решали одну и ту же задачу, поставленную умом, – показать достоинство того или иного стихотворного размера, но у каждого из них получилось сочинение, своеобразно открывающее, прежде всего, их личный опыт духовного делания и общения с Богом.
___________
Примечания:
1. Бонди С.М. Тредиаковский, Ломоносов, Сумароков // Тредиаковский. Стихотворения. М., 1935.
2. Глинка Ф.Н. Опыты священной поэзии. СПб., 1826.
3. Луцевич Л.Ф. Псалтырь в русской поэзии. СПб., 2002.
4. Растягаев А.В. Теологическая концепция поэтического творчества Тредиаковского // Знание. Понимание. Умение. 2008. №2.
5. Серман И.З. Поэтический стиль Ломоносова. М., Л., 1966.
6. Тредиаковский B.K. Избранные произведения. М.,Л., 1963.
Страхова Ольга Андреевна – студент ГосИРЯ им. А.С. Пушкина