Арабские историки Х в. о «коварстве» византийцев

Десятое столетие – это такое время в арабской культуре, когда основные жанры и композиционные формы исторических сочинений уже сформировались. Самой продуктивной оказалась композиционная форма так  называемых династийных хроник, в которых история Халифата, стержень арабских исторических повествований, излагалась в соответствии с правлениями  мусульманских государей, халифов. Между прочим, в наибольшей степени на становление арабской династийной историографии повлияли традиции историографии византийской.

В то время отношения с Византией, хотя и побежденной арабами в VII в., оставались чрезвычайно актуальными как для мусульманского, так и для христианского населения Халифата. И мусульманские  историки, и их христианские коллеги, писавшие по-арабски, уделяют немало внимания и современным им событиям, связанным с отношениями между Халифатом и Империей, так и тому, что для них было уже относительно далеким прошлым – эпохе арабо-мусульманских завоеваний. Как это характерно для средневековых исторических трудов, рассказы о временах прошедших часто оказываются много ярче и живее повествований о современности. Автору этих строк  наиболее интересным представился ряд рассказов из сочинений  христианского историка  Евтихия Александрийского, писавшего по-арабски, и  мусульманского историка ал-Мутаххара ал-Макдиси, где и византийцы, и арабы представлены великими хитрецами. Внимание же автора этих строк было привлечено к ним как в силу известного ему знаменитого высказывания Нестора-летописца, где первый русский историк и прозаик характеризует «греков» льстивыми и лицемерными, так и  в силу наивной, но яркой изобразительной силы, присущей этим повествовательным отрывкам. Все эти повествования почерпнуты из «Базы данных тем и сюжетов арабо-мусульманских династийных хроник IX – Х вв.», составленной и постоянно пополняемой автором этих строк (База вывешена на сайте Института востоковедения РАН в разделе «Публикации»). Хорошо известно, что текст Евтихия, посвященный битве при Йармуке  и рассказ,в котором повествуется об уловке  арабского военачальника при осаде Газзы (см. ниже), были включены в русском переводе Н. А. Медникова в его капитальный труд по истории Палестины под арабо-мусульманским владычеством, мы использовали для нашего сообщения свои собственные переводы.

Первый из рассмотренных рассказов содержится в сочинении Евтихия Александрийского и относится ко временам, предшествующим арабо-мусульманскому нашествию на византийские и иранские земли. Как известно, в 626 г. Константинополь пребывал в осаде объединенных сил персов и их союзников славян и аваров. Эти события относятся ко времени деяний и правления  пророка Мухаммада (ок. 570 – 632), и поэтому рассказ о них включен арабо-христианским историком в главу, посвященную основоположнику ислама. Так вот, повествует Евтихий Александрийский, испугавшись, что  истомленные бедствиями осады константинопольцы сдадут Город персидскому царю, император Ираклий, именуемый в арабских источниках Харкалом (610 – 641), заключил с шахом перемирие на условиях выплаты чрезвычайно тяжелой контрибуции, помолился Господу Иисусу Христу о даровании победы и  отправился на кораблях с пятью тысячами отборных воинов в Трапезунд. Там собрал войско из подданных своих, а также заключил союзы с хазарами и царем кавказского народа ас-саннариййа (аварцами). После совершил разрушительный рейд по иранским землям, захватив богатую добычу и полон, в том числе и сына персидского царя. Отослал царевича, облаченного в рубище, к отцу с издевательским посланием, в котором известил супостата о своем торжестве. Персидский государь, по совету приближенных, снял осаду с Константинополя и двинулся навстречу Ираклию, надеясь разгромить его в открытом бою. Однако Ираклий, применив военную хитрость, сумел ускользнуть от неприятеля. И вот, повествует Евтихий, «Двинулся [царь персидский] в город свой (то есть, столицу – Д.М.) и нашел его в развалинах – ни спрашивающего там, ни отвечающего. И ослабело тогда Царство Персидское, и  это на седьмом году правления Ираклия и на седьмом году хиджры (628-29 г. по христианскому летоисчислению – Д.М.)».  Так что в этом рассказе император Ираклий предстает перед нами истым византийцем, умевшим побеждать не столько силой, сколько хитроумием

Достойным учеником византийцев оказался у Евтихия дед Иоанна Дамаскина (ок. 675 – ок. 753) Мансур, служивший в Дамаске в эпоху арабо-мусульманского нашествия в должности великого логофета (смотрителя финансов). По происхождению он был арабом и испытывал к византийским грекам неприязнь. И Евтихий, и другой арабо-христианский историк Х в., Агапий Манбиджский  возлагают на Мансура вину за сдачу Дамаска арабам в 635 г. Так вот, незадолго до этого печального для арабоязычных христиан события, как сообщает Евтихий Александрийский в главе своего труда, посвященной правлению халифа ‘Омара б. ал-Хаттаба (634 – 644), византийский военачальник Махан выступил из Дамаска, стремясь помешать арабо-мусульманскому войску, двигавшемуся из Тивериады, приблизиться к сирийской столице. Занял позицию в местности  ал-Джулан (современные Голанские высоты) на берегу некоего вади (ущелья); напротив же располагалось арабо-мусульманское войско. (Возможно, Евтихий имел в виду решающее для судеб Сирии и Палестины сражение при Йармуке, произошедшее в феврале 636 г., однако это не вяжется с принятой современными историками хронологией событий, так как Дамаск пал до битвы при Йармуке). Воинства противостояли друг другу несколько дней. Тем временем  логофет Мансур выступил из Дамаска в сопровождении вооруженного отряда с некоей денежной суммой, которую ему полагалось раздать в качестве жалования воинам Махана. Приблизившись к ромейскому лагерю ночью, Мансур велел своим людям ударить в барабаны и затрубить в трубы. Вот как пишет об этом Евтихий: «Так явил Мансур хитрость [свою] и проклятие. Увидев это, решили ромеи, будто обошли их арабы с тыла. Тогда  охватило их смятение, повалились они все в вади и погибли». Так Мансур причинил своим согражданам великий ущерб. Немногие же уцелевшие из войска Махана ромеи  бежали в Дамаск, где  сели в осаду, но, как мы знаем, весьма ненадолго. Показательно и поведение самого византийского воеводы. Вот как пишет об этом Евтихий Александрийский: «Махан же устрашился возвращаться к царю Харкалу (Ираклию – Д.М.), а то убьет его [государь]. Бежал он на Синайскую гору, принял монашество и назвался Анастасийусом. Он – сочинитель комментария к Псалтири Давидовой».  Так что византийцы предстают в этом рассказе арабо-христианского историка не в слишком выгодном свете – одни из них беспечны и пугливы, а другие клятвопреступны и коварны. Наверное, эти качества и были одной из причин поражения ромеев в той войне с арабами-мусульманами.

Не лучше выглядят византийцы и в двух других рассказах Евтихия, обладающих сходной фабулой. Один из них отнесен к правлению халифа Абу Бакра (632 – 634) и касается осады арабами-мусульманами знаменитого палестинского города Газза (Газа) в 634 г., а второй включен в главу о правлении халифа ‘Омара б. ал-Хаттаба (634 – 644)  и имеет является одним из эпизодов осады арабами-мусульманами Александрии в 641 г. Героями обоих рассказов выступают видный арабо-мусульманский военачальник ‘Амр б. ал-‘Ас (ум. 663), основатель города ал-Футат на Ниле и впоследствии наместник Египта , и его маула (то есть, вольноотпущенник) армянин, бывший подданный Империи, Вардан (это реальное историческое лицо, сделавшееся одним из персонажей «Книги сказок тысячи и одной ночи»). В обоих случаях ‘Амр и его слуга попадают в руки некоего неназванного византийского воеводы (по-арабски таких военачальников, равно как и вообще высокопоставленных византийцев называли батарика (в единственном числе – батрик (то есть, патрикий). Византийский воевода, полагая ‘Амра рядовым воином или незначительным военачальником, предлагает ему свободу, если тот приведет к нему самых главных арабо-мусульманских воевод под предлогом ведения с  ними переговоров (сам же батрик  делится с приближенными намерением их всех перебить). Однако Вардан, «знавший по-ромейски, ибо сам был ромеем», предупреждает своего господина о готовящейся измене, и оба они, дав противнику ложные обещания, счастливо ускользают из рук неприятеля.

Так что мы видим, что пока хитрость арабов перевешивает византийское коварство.

Однако среди рассматриваемых нами рассказов  имеется один, где византиец все же оправдывает репутацию хитроумного, коварного мужа, не исполняющего данные обеты. Такое повествование приводится на этот раз арабо-мусульманским историком ал-Мутаххаром ал-Макдиси (между прочим, уроженцем Иерусалима – может быть, в силу этого обстоятельства он глубоко проник в души подданных ромейских государей, ибо общался с потомками византийцев, составлявших значительную часть Священного Града). Так вот, пишет ал-Мутаххар ал-Макдиси,  снарядил омейядский халиф Сулайман б. ‘Абд ла-Малик (715 – 717; рассказ помещен в главе о правлении этого государя)  поход на Константинополь, а во главе его поставил одного из своих братьев, видного военачальника Масламу б. ‘Абд ал-Малика (ум. 740). Описываемые события, по всей видимости, относятся к 716 – 717 гг. Маслама же, как повествует ал-Мутаххар ал-Макдиси, «взял с собою Алйуна ал-Мар‘аши, приведя его к присяге, чтобы показывал он дорогу и необороняемые места». Под именем Алйуна ал-Мар‘аши  фигурирует у ал-Мутаххара ал-Макдиси византийский полководец Лев Исавр, происходивший из города Германикия (он находился в северной части территории  Исторической Сирии, попадал под власть арабов, бывал отбиваем византийцами; арабы  именовали его Мар‘аш; ныне – в составе Турции). В описываемое время  в Империи сложилась ситуация безвластия —  после отречения бывшего учителя грамматики, ставленника столичных вельмож  Анастасия II (713 – 715)  провинциальная военная знать объявила государем бывшего сборщика налогов, который принял имя Феодосия III (715 – 717), Тут Лев Исавр, заручившись поддержкой арабов-мусульман, провозгласил себя императором, захватил Город и стал царствовать под именем Льва  III (717 – 741), положив начало так  называемой Исаврийской династии. Государи, принадлежавшие к ней,  правили Византией до 802 г. Так вот, в изложении арабо-мусульманского историка эти события выглядят следующим образом. Осажденные Масламой, ромеи попросили направить к ним для ведения переговоров Алйуна. Тот же пообещал им избавить Константинополь от арабского нашествия – только «поставьте меня царем». После, выйдя из Города, Алйун сказал Масламе: «Откроют [ромеи] ворота, если ты немного отступишь [от стен Константинополя]». Сказал Маслама: «Опасаюсь я, что это с твоей стороны уловка». Поклялся Алйун, что отдаст все, что находится в Константинополе из золота, серебра и драгоценных тканей». Поверив  клятве, Маслама отводит войска, а Алйун входит в  Город, надевает царский венец и велит внести в Константинополь припасы, оставшиеся в арабском лагере. Маслама, поняв, в чем дело,  все же отбил часть продовольствия, но вынужден был остановиться перед запертыми воротами. «Тогда послал [Маслама] Алйуну: «Призываю тебя хранить верность договору». [В ответ] послал ему Алйун: «Не дают ромеи присяги на верность». После же, завершает ал-Мутаххар ал-Макдиси рассказ, простоял Маслама под Городом тридцать месяцев, претерпели его воины немалые лишения, многие погибли. В конце же концов пришлось знаменитому арабскому полководцу отступить.

Ну и, наконец, последний из рассматриваемых нами рассказов свидетельствует о возможности мирного, хоть и кратковременного сосуществования арабов и византийцев. Этот рассказ принадлежит Евтихию Александрийскому и отнесен им к правлению ‘Омара б. ал-Хаттаба (634 – 644). В те времена заключил батрик  области Киннасрин, что в северной части Сирии, перемирие сроком на год с арабо-мусульманским военачальником Абу ‘Убайдой б. ал-Джаррахом  (ум. 639). Границей между обоими воинствами служил столп, на котором стояла статуя  императора Ираклия (Харкала-царя), «сидящего в царском облачении своем». Однажды арабские воины, упражнявшиеся в наездничестве рядом с тем столпом, угодили  изображению императора прямо в глаз. Рассерженный батрик потребовал у Абу ‘Убайды удовлетворения по принципу талиона – выколоть глаз у изображения арабского царя. Абу ‘Убайда предложил  сделать свою собственную статую   — пусть ромеи выбью глаз у нее. Но искусный в дипломатии батрик настоял, чтобы объектом членовредительства стала статуя «верховного царя» арабов. Делать нечего. «И согласился Абу ‘Убайда на это. Поставили ромеи статую ‘Омара б. ал-Хаттаба на столп, пришел от них муж и выколол глаз статуи копьем. Тогда сказал батрик: «Поступили вы с  нами справедливо».   И пребывали  [ромеи] год под покровительством [мусульман]».

Кто же оказался искуснее в науке коварства и хитроумия? Парадоксально, что в глазах арабо-христианского историка – арабы-мусульмане, а в глазах арабо-мусульманского историка – византийцы. Наверное, чужаки представали перед обоими историкам в более выгодном свете.  Правда, в корпусе рассмотренных нами сообщений пять принадлежать Евтихию (христианину) и лишь одно – ал-Мутаххару ал-Макдиси (мусульманину). Это свидетельствует о том, что для арабо-христианского «летописца» византийская тема была гораздо актуальнее, нежели для арабо-мусульманского. Оно и понятно – ведь Евтихий Александрийский и его читатели – это православные, ставшие «покровительствуемыми» подданными халифов (ахл аз-зимма), вчерашние греки, волей-неволей усвоившие арабский язык.