С тех пор, как на Руси появился церковнославянский вариант Библии, русский язык стал пополняться библейской лексикой и фразеологией, а русская литература и другие виды искусства - библейскими сюжетами и образами.

Библейская философия и идеология в течение многих столетий пронизывали всю русскую культуру и оказывали огромное влияние на повседневную жизнь русского человека, что не могло не найти отражения и в русском языке.

В православно-христианской России изучение Закона Божьего было обязательным во всех учебных заведениях. Поэтому не только высокообразованные, но и просто грамотные люди хорошо знали многие библейские притчи, изречения, афоризмы. А русская интеллигенция была буквально пропитана библеизмами, широкое распространение которых в русском языке может быть подтверждено многочисленными примерами из художественных, публицистических, эпистолярных и прочих произведений.

Неудивительно, что Библия (её тематика, сюжеты, образы, лексика, фразеология) занимала важное место как в творчестве, так и в повседневной жизни А.С. Пушкина.

О том, как высоко ценил А.С. Пушкин Библию, известно по некоторым фактам его биографии. Так, в возрасте 30 лет он стал изучать древнееврейский язык, чтобы читать Ветхий Завет в подлиннике, и даже задумал перевести Книгу Иова. Незадолго до смерти Пушкин написал предисловие к вышедшей в Петербурге книге итальянского автора Сильвио Пеллико "Об обязанностях человека", в котором Александр Сергеевич высказывал своё отношение к Евангелию: "Есть книга, коей каждое слово истолковано, объяснено, проповедано во всех концах земли, применено ко всевозможным обстоятельствам жизни и происшествиям мира; из коей нельзя повторить не единого выражения, которого не знали бы все наизусть, которое не было бы уже пословицею народов; она не заключает уже для нас ничего неизвестного; но книга сия называется Евангелием, - и такова её вечно новая прелесть, что если мы, пресыщенные миром или удрученные унынием, случайно откроем ее, то уже не в силах противиться ее сладостному увлечению и погружаемся духом в ее божественное красноречие" (А.С.Пушкин. Полн. Собр. Соч. в 10-ти томах. М., Изд-во АН СССР, 1958. Т. 7. С. 470).
Обращение А.С. Пушкина к библейским сюжетам и образам на протяжении его творческого пути претерпевало немалые изменения, что было связано с поиском и философским осмыслением духовных ценностей и идеалов, а также определялось особенностями идейно-художественных задач поэта.

В начальный период творчества, находясь под влиянием модных в конце XVIII - начале XIX века идей Великой французской революции, свободомыслия и вольтерьянства, Пушкин пишет в 1821 году в подражание "Орлеанской девственнице" Вольтера поэму "Гаврилиада", в которой использует такие библейские сюжеты, как явление деве Марии Архангела Гавриила с Благой вестью; непорочное зачатие; искушение Евы змием; грехопадение Адама и Евы и изгнание их из рая.

Как произведение совершенно непозволительное по религиозным и цензурным причинам, поэма не могла быть напечатана в то время, однако, разойдясь в списках, получила скандальный резонанс в церковных и правительственных кругах. И хотя "Гаврилиаду" нельзя рассматривать как кощунство и богохульство, а скорее как юношеское озорство, позднее Пушкин выразил сожаление по поводу создания поэмы.

В 1826 году А.С. Пушкин пишет программное стихотворение "Пророк". В его основу положен библейский сюжет, связанный с видением пророка Исайи, которому явился Господь Саваоф в окружении серафимов (по-еврейски серафим означает "сжигающий") - Ангелов, выражающих Божью святость:


Когда Исайя в тоске подумал, что он погиб, тогда прилетел к нему один из серафимов, прикоснулся к его устам горящим углем с жертвенника и объявил ему о благодати примирения: "Тогда прилетел ко мне один из серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника.

И коснулся уст моих и сказал: вот, это коснулось уст твоих, и беззаконие твое удалено от тебя и грех твой очищен (Исайя. 6: 6-7). После этого Господь посылает его проповедовать.

Метафорическое использование образов этого видения (шестикрылый серафим, угль, пылающий огнем, Бога глас); насыщенность "Пророка" старославянизмами придают произведению суровое, трагическое звучание.

В 1830 году в Болдине Пушкин создает несколько небольших драматических произведений, названных им "Маленькими трагедиями". В основе их сюжетных коллизий лежат самые низменные человеческие страсти и тяжелейшие грехи, известные как семь смертных грехов. Это скупость, гордость, гнев, уныние ("Скупой рыцарь"); зависть, гордость ("Моцарт и Сальери"); блуд ("Каменный гость"); объедение, блуд ("Пир во время чумы"). Кроме того, "Пир во время чумы" перекликается и по содержанию, и по названию с семантикой библейского изречения Валтасаров пир: веселье, легкомысленные развлечения во время какого-либо бедствия.

Многие библейские образы и фразеологические обороты оригинально обыгрываются в произведениях Пушкина, органично вплетаясь в ткань его стихотворений. Например:


Такие художественные приемы, как сравнение и гипербола, связанные с образом всемирного потопа, можно отметить в следующем отрывке из «Скупого рыцаря»:


Ярко, изобретательно, нестандартно использует Пушкин библейские сюжеты, образы и фразеологизмы в таких стихотворениях, как «От всенощной вечор идя домой…», «Десятая заповедь» 1821 г., «Подражание итальянскому» («Как с древа сорвался предатель-ученик…») 1836 г. и многие другие.

Важную роль играет Библия и в повседневной жизни поэта, о чем свидетельствуют его письма, в которых часто встречаются и строки из молитв, и изречения, связанные с библейскими сюжетами, и известные библейские фразеологические обороты. Например: «Ты все тот же – талант прекрасный и ленивый. Долго ли тебе шалить, долго ли тебе разменивать свой гений на серебряные четвертаки. Напиши поэму славную, … напиши своего «Монаха». Поэзия мрачная, богатырская, сильная, байроническая – твой истинный удел – умертви в себе ветхого человека – не убивай вдохновенного поэта». (Из письма А.А. Дельвигу 23 марта 1821 г. Из Кишинева в Петербург). Ветхий человек (или ветхий Адам) – «грешный человек». В данном случае можно отметить еще одно, контекстуальное значение этого фразеологизма – заурядный человек». При этом возникает контекстуальная антонимия: ветхий человек – вдохновенный поэт.

«Я жду «Полярной звезды» в надежде видеть тебя распечатного. … Печатай скорее; не ради славы прошу, а ради Мамона». (Из письма П.А. Вяземскому 20 декабря 1823 г. Из Одессы в Москву). Ради Мамона - «ради денег, заработка». Ср.: Не можете служить Богу и мамоне (Мат., 6:24).

«Боюсь ужасно для тебя семейственных сцен. Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его!» (Из письма Н.Н. Пушкиной 28 апреля 1834 г. Из Петербурга в Москву). Эта молитва обычно поизносится, чтобы отвратить чей-то гнев, избежать ссоры.

Мягкий юмор, тонкая ирония и злой сарказм, присущие Пушкину в равной мере, нередко возникают и благодаря использованию библеизмов, которые вплетаются в семантически и/или стилистически контрастные тексты. Например: «Дважды порывался я к Вам, но картины опять отбрасывали меня на мой несносный островок, откуда простираю к Вам руки и вопию гласом велим. Пошлите мне слово живое, ради Бога». (Из письма М.П. Погодину, начало ноября 1830 г. Из Болдина в Москву).

«Пожалуйста, не сердись на меня за то, что я медлю к тебе явиться. Право, душа просит, да мошна не велит. Я работаю до низложения риз. Держу корректуру двух томов вдруг, пишу примечания, закладываю деревни – Льва Сергеевича выпроваживаю в Грузию». (Из письма Н.Н.Пушкиной – 26 июля 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод). До низложения риз – «до полного изнеможения» (ср.: до положения риз – «до крайней степени, в высшей степени; до конца»).

А.С.Пушкин весьма вольно обращался как с библейскими образами и сюжетами, так и с библейскими изречениями, подвергая общепринятые канонические обороты всевозможным трансформациям.

Можно, например, отметить создание индивидуально-авторских оборотов, образованных на основе общеизвестных библейских и использованием их структуры и определенной части или отдельных компонентов: «Но какова наша цензура? Признаюсь, никак не ожидал от нее таких больших успехов в эстетике… конечно, иные скажут что эстетика не ее дело, что она должна воздавать Кесареве Кесарю, а Гнедечиве Гнедичу, но мало ли что говорят»? (Из письма Н.И. Гнедичу 27 июня 1822 г. Из Кишинева в Петербург). Ср. со словами Иисуса из притчи о динарии Кесаря: Воздадите Кесарево Кесареви, а Божие Богови (Мат., 22:21).

«А знаешь ли, что такое Чацкий? Пылкий, благородный и добрый малый, проведший несколько времени с очень умным человеком (именно с Грибоедовым) и напитавшийся его мыслями, остротами и сатирическими замечаниями. Все, что говорит он, очень умно. Но кому говорит он все это? Фамусову? Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно. Первый признак умного челвека – с первого взгляда узнать, с кем имеешь дело и не метать бисера перед Репетиловыми и тому под[обными].» (Из письма А.А. Бестужеву, конец января 1825 г. Из Михайловского в Петербург). Ср. с общеупотребительным: метать бисер перед свиньями.

Своеобразная контаминация двух библейских образов (Иуды-предателя и змия-искусителя) встречается в упомянутом выше стихотворении Пушкина «Подражание итальянскому». Совмещение этих образов происходит в результате объединения характеристик названных библейских персонажей в одном предложении и в одном образе: "с древа сорвался" – это говорится о змии, а "предатель-ученик" – характеристика Иуды. Подобная контаминация двух образов – сатаны и Иуды – наблюдается и в конце стихотворения:

И сатана, привстав, с веселием на лике
Лобзанием своим насквозь прожег уста,
В предательскую ночь лобзавшие Христа.

Разнообразные индивидуально-авторские трансформации библейских сюжетов, образов и фразеологизмов встречаются и у постпушкинских авторов. Несомненно, что язык современной литературы намного более свободен и раскован, чем во времена Пушкина, однако в значительной степени эта свобода и «раскованность» заложена именно Пушкиным и его языкотворческой деятельностью.

Дубровина Кира Николаевна, доцент кафедры общего и русского языкознания филологического факультета РУДН, кандидат филологических наук