Старшая дочь Константина Константиновича княжна Татьяна к столетию со дня рождения отца написала „Отрывочные картинки“ для „Сборника памяти Великого князя“, изданного в Париже в 1962 году.

Взгляд девочки и умудрённой страданием монахини, какой стала на склоне лет княжна, объял образ отца, и в тёплом его излучении высветился человек, любящий всех, без изъятия, „через запятую“. В каждом шаге, поступке, решении, по его разумению, запечатлён символ, связывающий человека с Небом.

Константина Константиновича неодолимо тянула монастырская жизнь. Он хотел бы видеть её не со стороны, наездом, но посвятить себя ей. В миниатюре „Настенька“ есть тому доказательство.

"В эмиграции, в Женеве, бывший измайловец Н. Беляков рассказывал то, чего в семье никто не знал. „Я скажу вам одному, – сказал Белякову мой Отец, когда они были сослуживцы. – Я сейчас был у Государя Александра III и просил его разрешения поступить в монастырь. Ответ был: „Костя, если мы все уйдём в монастырь, кто будет служить России?““

„Ушла в монастырь“ его старшая дочь Татьяна, осуществив несбывшиеся помыслы отца. Удивительна эта жизнь – детей в отце и отца в детях. Они воплощали в своей судьбе то, что он замышлял о себе. Словно облегчал им крестный путь – каждому – на свою Голгофу.

Княжну Татьяну уже в семнадцать лет посещали мечты о монашестве. Она держит в душе поучительную молитву Оптинских старцев – опору всей её жизни. „Научи меня прямо и разумно действовать с каждым членом семьи моей, никого не огорчая и не смущая!“ Просто вымолвить, да не просто выполнить.

Только однажды княжна Татьяна огорчила своего отца. В своих воспоминаниях она не сочла возможным предавать огласке святые для неё отношения с любимым человеком Константином Багратион-Мухранским и роль, какую играл в них великий князь.

Княжна императорской крови Татьяна Романова и корнет Кавалергардского полка Константин Багратион-Мухранский встретились зимой 1910 года в Осташёвском имении великокняжеской четы Романовых. Взаимные чувства молодых людей были глубоки и намерения серьёзны. Но Константин Константинович предпочёл разлучить влюблённых хотя бы на год, чтобы они проверили свои чувства. Великий князь отправил молодого кавалергарда в Тифлис, откуда Багратион должен был проследовать в Тегеран, в казачью часть, которая была в конвое у шаха Персидского.

Хотя Константин происходил из старинного княжеского рода, брак Татьяны с ним считался бы неравным.

Отца и мать Татьяны не могло не волновать это обстоятельство. Из дневника Константина Константиновича мы узнаём о трудном разговоре с дочерью. „Мы больше молчали. Она знала, что мне всё известно. Кажется, она не подумала о том, что если выйдет замуж за Б. и будет носить его имя, то им не на что будет жить“.

За год разлуки с любимым человеком в жизни княжны произошли события, приуготовлявшие её ко многим будущим скорбям.

Зимой в Павловском парке катались на санках. Санки Татьяны столкнулись с другими, в которых ехал барон Буксгевден, приятель её братьев. Удар был сильным, княжна долго не могла ходить.

Господь недаром останавливает суету – болезнью. Для Татьяны это было время духовного углубления. Тогда начался её путь к будущей покровительнице – царице Тамар. Княжне было дорого всё, что связано с человеком, о котором она так тосковала: его родина – Грузия и история этой древней земли. Желая утешить больную дочь, Елизавета Маврикиевна принесла ей небольшую книжечку известного лингвиста профессора Н. Я. Марра „Царица Тамара, или время расцвета Грузии“.

Тогда или позднее Татьяна узнала, что святая благоверная царица произошла из древней грузинской династии Багратидов. В родственном соединении имён царицы Тамар и рода Багратиона читалось промыслительное начало. Имя святой благоверной Тамар было „написано на роду“ Татьяне Константиновне и в конце концов стало её вторым „я“.

А пока надежды княжны на брак с опальным корнетом счастливо разрешились по милости государя Николая II и вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны. Царь вернул жениха Татьяны с Кавказа. Однако княжне всё же пришлось подписать документ, в котором она отрекалась от права наследовать царский престол. Это был непростой выбор. Престолонаследию Татьяна предпочла любимого человека. Ей не были свойственны властные амбиции.

Чувства Татьяны и Константина Багратиона выдержали испытание разлукой. Они вновь встретились в Крыму, в Кореизе, где и состоялась их помолвка. Волею судеб это произошло 1 мая 1911 года – в день святой царицы Тамар. Возможно, „совпадение“ чисел означало покровительство грузинской святой молодой чете на предстоящем им скорбном пути.

А пока в церкви Покрова Матери Божией в Ореанде служили молебен, освящая помолвку.

Обручение. Начало и преддверие брака, свершающегося на небесах. Говорят, нескольких дней полного счастья довольно, чтобы высветить ими всю дальнейшую жизнь, какие бы невзгоды в ней ни случались.

Через год после венчания княжна Татьяна Константиновна родила сына. Ему дали христианское грузинское имя – Теймураз. В императорском указе (№ 1589), подписанном государем в день свадьбы княжны, специально оговаривалось, что „дети, рождённые от этого брака, будут носить фамилию отца и пользоваться принадлежащими ему сословными правами“.

1913 год был для Татьяны Константиновны и её мужа, наверное, самым безоблачным и безмятежным. Прекрасные чувства, соединявшие их, вписывались в царственно-величественную природу горного побережья Таврии. Татьяна с мужем и сынишкой жили в Кичкинэ, в имении дяди – великого князя Дмитрия Константиновича. В самые страшные годы революционной смуты Татьяна Константиновна с детьми обрела в его лице ангела-хранителя.

Дом стоит на горной террасе, высоко над морем, лёгкий и изящный, точно чайка, готовая взлететь. Говорят, таков мавританский стиль: много изысканных резных украшений, башня-"минарет". В залах дворца, где чудятся отзвуки „Шахразады“, звучит и иная архитектурная музыка – один из залов отделан в духе классицизма: арки, шеренга колонн с резными коринфскими навершиями. Тональность сдержанна: тёмно-зелёный, „хвойный“ цвет стен, белая колоннада… В тех же „Картинках“ княжны Татьяны – упоминание: „Отец долго играл на рояле, а Теймураз клал голову на рояль и слушал, слушал…“

Наступил 1914 год – начало роковых событий в России и в семьях Романовых. Но в марте все живут ещё по инерции предшествующего года. Снова съехались в Крым. Настроение приподнятое. На берегу у Симеиза государя встречают близкие ему „Костя, Мавра (Елизавета Маврикиевна, супруга Константина Константиновича) и Митя. И – чудный почётный караул – моя рота Кабардинского полка“.

Радостно ждут Пасху и общесемейного события. И вот – свершилось. Николай Александрович ведёт летопись: „Приехали в Кичкинэ, видели Татьяну и новорождённую её дочь Наталию, родившуюся на Пасху“.

15 апреля ближе к вечеру снова „поехали всей семьёй в Кичкенэ (транскрипция автора. – А. Ч.) на крестины Натальи Константиновны Багратион. Ольга (дочь Николая II. – А. Ч.) и я были восприемниками. Маленький Теймураз был очень мил и забавен“.

В 1921 году имение великого князя Дмитрия в Кичкинэ реквизировано, сам он в январе 1919 года был расстрелян вместе с другими князьями императорской крови во дворе Петропавловской крепости, в двух шагах от усыпальницы их великих предков в некрополе Петропавловского собора.

Двум детям – Теймуразу и Наталье – суждены скитания вдали от благословенных крымских берегов: им придётся бежать с матерью в Швейцарию, потом в Югославию, Америку, Великобританию…

В августе 1914 года началась Первая мировая война. Всех пятерых сыновей великий князь Константин Константинович благословил „идти на войну со своими полками“. В действующей армии воевал и флигель-адъютант поручик Константин Багратион. Княжна Татьяна с родителями и детьми жила в Павловском дворце. Их общее настроение поведал дневнику её отец. К тому времени он уже похоронил своего любимого сына Олега, скончавшегося в госпитале от тяжёлой раны.

Однажды всё-таки их печальный дом посетила нечаянная радость: ненадолго пришёл с фронта Константин Багратион. Вместе с женой Татьяной они пригласили в свои покои раненых офицеров лейб-гренадерского Эриванского полка. Устроили для них вечер. Но радость была мимолётной. Константин Багратион возвращался в армию, на этот раз – в пехоту, в Эриванский полк, где остро не хватало офицеров.

Между роковым отъездом мужа и страшным известием о его гибели в воспоминаниях княжны Татьяны уместилась „картинка“. Она прогуливает в шарабане сынишку. Едет вместе с четой эриванцев. Правит наездник Заздравный. Что-то случилось, и пассажиры вывалились из повозки. „У меня, – пишет Татьяна, – были порваны связки ноги“. После падения княжна некоторое время могла передвигаться только на костылях.

19 мая 1915 года – самый чёрный день в её жизни. В этот день „на войне был убит отец моих детей. Я на костылях поехала в Мцхет“ хоронить мужа. Перед отъездом в Грузию – пережила тяжкие минуты расставания. „Отец, прощаясь, перекрестил меня, смотря прямо в глаза. Мы оба сознавали, что больше не увидимся и что он мне даёт последнее благословение“.

Вместе с больной сестрой на похороны поехал её брат князь Игорь.

Константин Александрович Багратион-Мухранский был погребён в старинном соборе Светицховели в Мцхете. Земной его жизни было двадцать шесть лет. Для княжны Татьяны начался скорбный вдовий путь. Утраты… Утраты самых родных и близких людей.

„Через два дня после погребения в Мцхете Игорь получил телеграмму о кончине Отца и сейчас же уехал по Военно-Грузинской дороге, и я с ним. В Петербурге его шофёр сказал, что накануне состоялось перевезение тела в собор Петропавловской крепости, и мы поехали прямо туда.

Гроб стоял высоко, над несколькими ступенями, и почётный караул вокруг. Государь Император сделал замечание, почему духовенство не было в одинаковых облачениях. Старший брат Иоанн пригласил столько епископов, столько священников… что не хватило придворного облачения.

Тело почившего Отца вскрывали и бальзамировали. Нашли язву в сердце. Вспомнили, что последнее время он говорил: „У меня так болит сердце, точно там рана““.

„В день погребения в Бозе почившего Родителя моего, в маленькой гостиной Матушки, в Мраморном Дворце, был накрыт очень маленький стол, только на четыре персоны. Никогда прежде, никогда позже так не бывало. Обедали мы – четыре вдовы – Матушка моя, тётя Оля, тётя Элла и я. Мы были три в чёрном траурном, а настоятельница Марфо-Мариинской в Москве общины в своём одеянии.

За столом великая княгиня Елизавета Фёдоровна говорила, что ожидает на том свете усопшего: „Души усопших в бездействии не бывают. Им от Бога назначается духовная деятельность, и они поднимаются от силы в силу. Так написано у святых отцов“.

После тётя Элла села сбоку в кресло. Я стала перед ней на колени и руки положила ей на колени. Смотрела ей прямо в глаза, и она смотрела в глубину моих глаз. Молча. Полчаса. Не произнося ни одного слова. Не отрывая глаз. Бурно, скорбно изливала ей свою душу. …Чувствовала, что она всё понимает… Меня утешила и подкрепила. Молча. Без одного движения. Через полчаса я встала, поцеловала ей руку со словами: „Благодарю тебя“. Слава Богу за всё“.

И, словно завершая этот скорбный лист, княжна Вера в изгнании дописала: „Не подозревали мы тогда, как милостиво было Провидение и что отец ушёл в иной лучший мир и не видел революции со всеми её ужасами, так близко коснувшимися именно нашей семьи!“

Можно предположить, что молодая вдова Татьяна, имея на руках детей, оставшихся без отца, вчитывалась в житие грузинской царицы Тамар. У древней святой в её замужестве был другой крест, тоже тяжкий – бесчестье: венчанный её муж Юрий был склонен более благоволить мужчинам, нежели жене. Монах Паисий пишет: „Тамара долго терпела… и, наконец, решилась развестись с ним. Юрий был отправлен в Константинополь с большими, впрочем, богатствами“.

А дальше началось и вовсе непотребное. Вчерашний муж царицы вернулся в Грузию с греческим войском и воцарился на престоле грузинском. И пришлось бывшей супруге собирать верных вельмож и изгнать Юрия из страны. Он возвратился ещё раз, снова потерпел поражение и наконец исчез бесследно.

„Такие скорби испытала в житии святая царица! – пишет монах Паисий. Против царицы Тамары не раз составлялись заговоры с целью свержения её с престола, а возможно, и убийства, но она никогда не мстила своим врагам. Победив и пленив их, царица отпускала их, одарив“. Эти поступки не были политической игрой. Царица исповедовала заповеди Христа, и милосердие её было истинным.

И вот через века – „двух голосов перекличка“: княжна Татьяна, уже будучи инокиней Тамарой, заканчивает свои заметки словами А. Ф. Кони, сказанными о великом князе и о ней, тогда ещё жившей в миру: „Конечно, Вы всегда носите в сердце Христа, как Ваш отец всегда Его носил и я ношу. Это ключ к его обаянию“.

Похоронив мужа, а через несколько дней отца, Татьяна Константиновна с детьми уехала в Кичкинэ, к „дяденьке“. Теперь в его прекрасном доме поселилась глубокая печаль. Шла война. Дмитрий Константинович, почти ослепший, вынужден был оставаться в тылу и мог быть единственно полезным, готовя кавалерийские войска.

В 1917 году относительное благоденствие осиротевшей семьи Татьяны кончилось. Великого князя Дмитрия сослали в Вологду. Ссылку разделила с ним и княжна Татьяна с детьми. Потом их вернули в Петроград: четверых великих князей – Павла Александровича, Николая и Георгия Михайловичей и Дмитрия Константиновича с племянницей и её детьми. Удивительно, как миновала молодую мать расстрельная судьба. „Имиже веси судьбами“ адъютант „дяденьки“ Александр Васильевич Короченцов вывез, пишет княжна Вера, „сестру с детьми через Киев, Одессу и Бухарест в Швейцарию и всё время очень о них заботился“.

Спасаясь от возможных преследователей, княжна Татьяна и А. В. Короченцов в пути узнали о злодеянии в Алапаевске. Три брата княжны были живыми брошены в шахту вместе с великой княгиней Елизаветой Фёдоровной, её любимой „тётей Эллой“, с которой она безмолвно прощалась в земной жизни, сама того не ведая, три года назад.

Новый удар настиг Татьяну Константиновну в 1919 году. В Петропавловской крепости были расстреляны четверо великих князей и среди них – безмерно заботливый, заменивший княжне отца – „дяденька“ Дмитрий Константинович. Нерастраченные князем отеческие чувства изливались на Татьяну и её детей. И вот – ещё одного дорогого человека нет более на свете. Убит и другой её близкий родственник – великий князь Георгий. Это в его имении Харакс, что в недалёких километрах от Кичкинэ, любили встречаться императорская и великокняжеские семьи.

Счастливая и горькая память была для княжны Татьяны поводырём в безвозвратно утраченный, разрушенный „нашествием варвар“ мир прошлого. Одной не снести было эту ношу, и Татьяна Константиновна решилась выйти замуж за Александра Васильевича Короченцова, который спас жизнь ей и детям, помогая бежать из России.

„Через три месяца, 6 февраля 1922 года, А. В. Короченцов скончался в возрасте сорока четырёх лет от паралича сердца, наступившего вследствие осложнения от дифтерита“.

Авторы очерка „Русская свеча“ кроме этой печальной информации приводят выдержки из письма королевы эллинов Ольги, родной тётушки вторично овдовевшей племянницы. „…Я получила горестное известие о смерти мужа моей дорогой Татьяны. …Их свадьба была 27 октября, и ровно три месяца после этого он скончался. …Моя бедная, бедная Татьяна, ей только 31 год, и она пережила почти что только одни испытания. Она знала Александра Васильевича больше 20 лет, он был лучшим другом моего брата Дмитрия, – он был как бы членом нашей семьи. Потеряв столько самых близких и дорогих людей – отца, дядю, заменявшего его, мужа, братьев, родину, она всей душой привязалась к Александру Васильевичу, который неустанно заботился о ней и о её детях. Они женились и только три месяца наслаждались редким счастьем. Теперь всё кончено, счастье пронеслось как сон, и осталась одна скорбь. Слава Богу, у Татьяны вера и покорность воле Божией несокрушимы, – я убеждена, что она будет жить в твёрдом уповании на всё то, что Господь обещал всем страждущим и обременённым“.

Пути княжны Татьяны и царицы Тамар начинают стремительно сближаться.

Не было бы, вероятно, столь блистательных побед Тамар над мусульманами, если бы не второй муж царицы – один из лучших её полководцев князь Давид Сослани, друг её с детства. „Его называют также Давидом Багратидом“.

Жизнь одной женщины через века эхом отдаётся в другой. Потомки благородного рода Багратидов были посланы им обеим. Константин Багратион-Мухранский своей ранней смертью в бою приуготовлял возлюбленную жену к грядущим испытаниям, учил её мужественно принимать удары судьбы.

Молодой женщине, воспитанной в среде, где исповедовали идеальное благородство, высокие чувства и христианскую веру как незыблемую опору во всём и всегда, пришлось пережить „нашествие варвар“ внутри родной страны.

Княжна Татьяна не просто „выжила“: её сын Теймураз был воспитан на высоких идеалах. В 1927 году, когда скончалась его бабушка Елизавета Маврикиевна, мать Теймураза переехала из Швейцарии в югославский город Белая Церковь. Там изгнанники-кадеты уже организовали Кадетский корпус, где и стал учиться Теймураз Багратион. Его одноклассники помнят, что никогда он не кичился своим происхождением (а был ведь праправнуком императора Николая Первого), со всеми держал себя просто. Как бы порадовался его покойный дед великий князь Константин Константинович, видя, как внук, уже давно выпускник, на всех кадетских табельных днях продолжает выносить знамя Полоцкого Кадетского корпуса.

Осенью 1989 года по поручению правления Нью-йоркского Палестинского Общества Теймураз Багратион побывал на Святой Земле. Было много заданий по обустройству принадлежавших православным христианам святынь. Возвратившись в Америку, сказал: „…идут разговоры о прославлении великой княгини Елизаветы“. В храме св. Марии Магдалины он наблюдал, как сооружаются мраморные раки для мощей новомучениц Елизаветы и Варвары. Русская Зарубежная Церковь канонизировала обеих в 1981 году. Значит, фраза „…идут разговоры…“ относилась к планам высшего духовенства России, где обе страстотерпицы были прославлены во святых в 1992 году.

Не мог Теймураз Константинович не побывать и на могиле своей матери.

Земные хлопоты Татьяны, пишет княжна Вера, завершились, когда её дети Теймураз и Наталья „кончили школы и стали самостоятельными“.

В 1946 году в Женеве блаженнейший митрополит Анастасий постриг княжну Татьяну в монахини „под именем Тамары“. Мистически она воссоединилась со своей святой покровительницей в её иноческом образе, с её именем. Её благословили ехать в Иерусалим, и она „сперва монашествовала в Гефсимании“, где у подножия Елеонской горы стоит русский православный храм в честь святой Марии Магдалины.

Так Божий Промысел привёл инокиню Тамару к мощам Елизаветы Фёдоровны, её любимой „тёти Эллы“, в ту пору ещё не прославленной во святых. Храм этот был воздвигнут усердием убиенного мужа великой княгини Елизаветы – великого князя Сергея Александровича, который был председателем Православного Палестинского Общества. Молодожёнами они приезжали сюда, и великая княгиня обронила провидческую фразу о том, что хотела бы здесь быть похороненной. Воистину неисповедимыми путями именно к этому месту упокоения привёл её Господь. И следом за ней для молитвенного подвига призвал на Елеонскую – Масличную – гору и инокиню Тамару.

На самой высокой точке горы Елеон стоит Спасо-Вознесенский женский монастырь, который называют ещё „Русской свечой“ и „Русской лампадой“. Там после служения в Гефсимании матушка Тамара стала настоятельницей монастыря и была ею в течение двадцати четырёх лет, до 1975 года.

В тропаре прославленной во святых Иверской царице Тамар есть строка: „…благоверная царице Тамаро, на горах высоких храмы воздвигшая, да в них моления воссылают ко Господу…“

И инокиня Тамара до смертного своего часа возносила моления ко Господу о спасении жестокой своей родины – России с вершины горы Елеонской, где в монастырских стенах сама была русской свечою. Преставилась ко Господу на праздник Успения Пресвятой Богородицы, 15 августа (по старому стилю) 1979 года, восьмидесяти девяти лет от роду. †

Истина и жизнь № 3 2008 г.