Неизданные письма начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандрита Антонина (Капустина) к Н. П. Игнатьеву

Письма начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандрита Антонина (Капустина) к Н. П. Игнатьеву были обнаружены нами в Государственном архиве Российской Федерации в личном фонде последнего[1]. Они охватывают период с 13 ноября 1861 г. по 30 мая 1893 г. Лист использования архивного дела не содержал никаких отметок о работе исследователей с этими документами. По всей видимости, оригиналы писем никогда ранее не вводились в научный оборот и не становились предметом исследования.

Сто с небольшим лет назад, в 1909 г.‚ А. А. Дмитриевский использовал вторую половину этой переписки, т. е. письма Н. П. Игнатьева к Антонину (Капустину), для своего небольшого исследования о церковно-политической деятельности Игнатьева на Ближнем Востоке[2]. Работая в архиве Св. Синода, он получил в свое распоряжение письма Игнатьева за 1865-1878 гг. Простой подсчет позволяет установить, что Дмитриевский привлек для своей работы чуть более 40 писем Игнатьева. Мы же располагаем (332) значительно большим количеством: 104 письма, которые хронологически, хотя и не с одинаковой полнотой, обнимают собой практически весь палестинский период деятельности знаменитого начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандрита Антонина (Капустина).

Весь круг вопросов, которые обсуждаются в переписке, можно условно разделить на две части: вопросы и поручения, исходящие от Игнатьева или передаваемые через него из Св. Синода и МИДа, на которые отвечает Антонин, и, наоборот, то, о чем просит или о чем пишет сам начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Предметом исследования Дмитриевского была первая часть: все, что интересовало Игнатьева в области церковной политики на Востоке. Вероятно, не будет преувеличением сказать, что оба корреспондента, и граф Н. П. Игнатьев, и архимандрит Антонин, представляют собой ключевые фигуры для истории русского церковно-дипломатического присутствия в Палестине в середине 60-х и в 70-х гг. Х1Х столетия[3]. Поэтому для истории палестинской церковной дипломатии тех лет не менее важна и другая сторона, а именно: роль и значение в формировании и разрешении церковно-политических вопросов на Святых местах начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандрита Антонина.

Антонин впервые познакомился с Игнатьевым в 1861 г. в Константинополе, куда Игнатьев прибыл перед своим назначением начальником Азиатского департамента МИД России для поздравления с восшествием на престол нового султана Абдул-Азиза. Об их первой встрече сохранились сведения в «Дневнике» архимандрита Антонина. По его словам, Игнатьев оказался прекраснейшим человеком. Вероятно, и Игнатьев сразу же оценил опыт и талант Антонина, потому что попросил его переписать для себя одно из «бедовых», по выражению дневника, донесений архимандрита в столицу. Антонин, по просьбе Игнатьева, сопровождал его во время визитов к Вселенскому и Иерусалимскому Патриархам. Вот как это описывает сам Антонин: «Патриарха застали в полном заседании Синода. Все владычество вышло к генералу. Уселись мы в великой зале лицом к лицу с Его Всесвятейшеством и, не долго думая, пустились в океан дипломации самой тонкой, самой гибкой и самой сладкой. Говорили, думаю, около часа. Потом, простившись с собором, обозревали патриаршую Церковь, причем внима-(333)ние наше обращено было на старые покровы на святых мощах... Из Патриархии мы отправились на Иерусалимское подворье, где были приняты Блаженейшим, Святейшим и Божественнейшим Патриархом Кириллом, который до того тронут и восхищен был посещением его превосходительства, что посвятил его в рыцари Святого Гроба, надев на него крест с частицею Животворящего Древа»[4].

Уже 13 ноября 1861 г., узнав от А. С. Норова о совершившемся назначении Игнатьева на должность начальника Азиатского департамента МИД, Антонин, напоминая ему о разрешении обращаться в случае нужды за помощью, просил посодействовать в издании своего, отосланного ранее в МИД большого очерка «Пять дней на Святой Земле и в Иерусалиме в 1857 году». «Достоинство подобных статей по преимуществу есть их свежесть, - писал Антонин Игнатьеву. - Ею мои «Пять дней», к сожалению, уже не могут похвалиться. По крайней мере, пусть бы они не дошли до той степени, с которой начинается поворот к другому достоинству таких статей, их античности. Соблаговолите, Ваше Превосходительство, взять на себя обязательный труд отыскать статью, о которой идет речь, и препроводить ее в какой-нибудь из духовных журналов»[5]. По иронии судьбы первая известная нам просьба Антонина к Игнатьеву косвенно имела отношение к Святой Земле. В своем литературном очерке Антонин вложил в уста русскому паломнику фразу о необходимости для русских купить свободный участок земли близ храма Воскресения. Этот участок был приобретен Палестинским комитетом в 1858-1859 гг. В 1860 г. началась его расчистка, и стало ясно, что тут могут быть сделаны важные археологические открытия. Антонин конечно следил за русской деятельностью в Иерусалиме и хотел публично озвучить то, что мысль о приобретении этой земли впервые была высказана им[6]. По всей видимости Игнатьев не сумел выполнить эту просьбу[7]. (334)

Дальнейшая переписка, которой мы располагаем, относится уже к 1865 г., когда Антонин, по предложению Игнатьева, отправляется в Иерусалим для умиротворения конфликта вокруг начальника Русской Духовной Миссии архимандрита Леонида (Кавелина)[8].

Анализ действий отца Антонина в течение первых месяцев «временного» управления им Русской Духовной Миссией, который мы можем провести на основании его собственных писем, позволяет предположить, что сразу же после прибытия в Святой Град он по собственному произволению включился в сложный и запутанный процесс формирования структуры нового русского присутствия на Святых местах. 22 октября Антонин вместе с частным письмом отправил Игнатьеву свой проект преобразования Русской Духовной Миссии в русский ставропигиальный монастырь с подчинением его апокрисиарию Св. Синода в Константинополе. Апокрисиарием или представителем Русской Церкви на Востоке, Антонин предлагал назначить себя. Его проект призван был сломать всю недавно созданную структуру российского представительства не только в Святой Земле, но и в целом на Востоке.

Мог ли осторожный, тонкий и дипломатичный Антонин не понимать, что он бросает вызов сразу всем официальным властям в Петербурге: Синоду, МИД и Палестинской комиссии? Совсем недавно имея ввиду противоборство архимандрита Леонида и местных русских иерусалимских властей: консула, доктора, смотрительниц приютов и др.‚ он писал Игнатьеву с совершенно иной точки зрения: «О. Леонид напрасно усиливался бороться с непреложными законами математики, воображая, что часть может сделаться целым»[9].

Представляется возможным поставить, в связи с этим, важный вопрос: было ли у архимандрита Антонина, когда он получил временное назначение в Святой Град, намерение возглавить Русскую Духовную Миссию и остаться в Иерусалиме? В письмах к Н. П. Игнатьеву и даже в собственном дневнике за 1866 год он часто высказывает желание поскорее окончить щекотливое поручение и вернуться в Константинополь[10]. При этом архимандрит с самого начала повел дело так неторопливо и так деликатно, что это одно, (335) само по себе, немилосердно оттягивало его возвращение. Его отношения с Патриархом Иерусалимским, консулом, представителями инославных Церквей становились все лучше и лучше. Он врастал в иерусалимскую почву. Следует особенно отметить, что за первые 6-7 лет, которые Антонин провел в Иерусалиме, никакой «подковерной» борьбы на Русских постройках не наблюдалось. Консул А. Н. Карцов, до этого добившийся смешения двух начальников Миссии, был с ним в прекрасных отношениях. «Он, ведь, действительно добрый и милый человек и слушается охотно всякого совета, направленного к добру и порядку, даже сам называется на доброе дело», - писал Антонин Игнатьеву[11].

Сменивший Карцова Кожевников, хотя и не отличался талантами своего предшественника, но, следуя указаниям Игнатьева, во всем советовался с Антонином и даже брал его с собой, исполняя различные дипломатические поручения. Члены Миссии были умиротворены, несогласные с Антонином (такие как доктор Мазараки и его супруга) нигде не могли найти поддержки и вынуждены были удалиться с построек. Словом, русский Иерусалим, стараниями Антонина, жил в эти годы спокойно. Все недовольные начальником Миссии (в Синоде, МИДе и Палестинской комиссии) находились в Петербурге и, благодаря покровительству Игнатьева, Антонин чувствовал себя относительно независимым от своего столичного руководства.

Для Игатьева Антонин оказался едва ли не единственным надежным помощником в его церковно-политической деятельности. На Востоке вопросы церковные тесно сплетались с вопросами политическими, И светские дипломаты, по утверждению А. А. Дмитриевского, «где бы они не находились, по самому своему положению и в силу необходимости вынуждаются две трети своего времени и труда уделять именно вопросам церковным...»[12] Наиболее важными вопросами, в которых Игнатьев активно пользовался советами и способностями Антонина были: «Болгарский вопрос» и организация Вселенского собора, дело о Синайском Архиепископе и Синайском кодексе Библии, «Иерусалимское дело» о низложении Патриарха Кирилла, «Александрийское дело» о патриаршем наместнике в Египте, низложение Константинопольского Патриарха Анфима VI и возведение Иоакима II, «Мирликийское дело» и др. Читая письма Антонина к Игнатьеву, мы часто имеем возможность увидеть скрытые пружины, благодаря (336) которым приходил в движение весь механизм события, а иногда, как в случае с Синайским кодексом, оказываемся в состоянии существенно дополнить историю, связанную с его приобретением[13]. В частности, можно утверждать, что именно Антонин не только придумал способ получения от Синайского монастыря необходимых дарственных документов на владение рукописью, но и проделал всю основную работу, благодаря которой эти документы оказались в руках Игнатьева[14].

Антонин вообще часто становился для посла существенной побуждающей причиной к занятиям церковными вопросами. Подчас именно он инициировал тот или иной проект, продумывал его, давал делу ход и направление, а затем уже призывал на помощь посла. Все сказанное имеет отношение, в первую очередь, к первым земельным приобретениям Антонина в Палестине и к его организационным усилиям по борьбе с католическим миссионерством в Святой Земле. За годы проведенные на Востоке у Антонина сложилось четкое представление о пользе и выгодах Русской Церкви: в своих предприятиях он, конечно, в первую очередь исходил из этого представления, которое, однако, часто не совпадало с планами Св. Синода и даже самого Игнатьева. Так, получив какое-нибудь приказание или поручение, Антонин приступал к делу так, как ему казалось возможным и необходимым. В конце концов‚ уже не он, Антонин, оказывался исполнителем определенного поручения, а сам посол Игнатьев принужден был действовать в русле пожеланий начальника Миссии. Иной раз Игнатьев сердился, иной раз не соглашался. Но при этом между послом в Константинополе и начальником Миссии в Иерусалиме продолжала существовать невидимая, очень прочная связь, создававшая единство и силу российского представительства на Святых местах Палестины. С этой точки зрения, характеристика переписки архимандрита Антонина и Игнатьева как «дружеской», данная в свое время (337) Дмитриевским[15], кажется недостаточной. Это - письма людей, которые совместно делают одно очень сложное и большое дело, они полны известий о редких исторических фактах и являются надежным источником, пригодным для точной и подробной реконструкции российской церковно-дипломатической деятельности на Ближнем Востоке во второй половине Х1Х в. Чтобы продемонстрировать масштабность мышления и разносторонность дипломатических приемов, использовавшихся архимандритом Антонином, приведем текст лишь одной его краткой записки к Игнатьеву:

«Перед самым отъездом моим из К[онстантинопо]ля‚ мне под смертным секретом показали несколько фотографических портретов султанского семейства. Один из них поразил меня ослепительной красотою. Посылаю его Вам на рассмотрение. Мне говорили, что это племянница султана (от сестры). Ни имени ее, ни чего другого я не знаю. Говорят, что девица. Да это видно отчасти и из портрета. Дело в том: нельзя ли выдать ее за в[еликого] к[нязя] Владимира Александровича. Вот бы штука была на удивление всему свету настоящему и грядущему, а пожалуй - и минувшему! Еще бы один подвод под лучезарный престол Блистательной Порты!

Посмеявшись моей фантазии, соблаговолите возвратить мне обе карточки. Я дал крепкое слово не выпускать их из рук своих, в обезопаснение благополучия (а, пожалуй, и жизни) фотографа. Есть карточка и одной из дочерей Абдул-Меджида, но она не стоит нашего августейшего красавца.

Простите за вмешательство в непотребные (мне) дела» [16].

В настоящее время письма начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандрита Антонина к послу в Константинополе графу Н. П. Игнатьеву подготовлены нами к изданию и вскоре будут опубликованы полностью. (338)
_____________
Примечания

[1]. ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 2294. Письма Антонина, архимандрита, Игнатьеву Н. П.
[2]. Дмитриевский А. А. Граф Н. П. Игнатьев как церковно-политический деятель на Православном Востоке. (По неизданным письмам его к начальнику Русской Духовной Миссии в Иерусалиме о. архимандриту Антонину Капустину) // Сообщения ИППО. 1909. Т. ХХ. Вып. 1. С. 84-101‚ Вып. 3. С. 378-398, Вып. 4. С. 522-564; Отд. отт. СПб., 1909. Переиздано в книге: Дмитриевский А. А. Русская Духовная Миссия в Иерусалиме, М.; СПб., 2009. С. 465-558.
[3]. Еще А. А. Дмитриевский в церковных делах Православного Востока поставил заслуги Игнатьева в один ряд с таковыми же Антонина (Капустина) и митрополита Московского Филарета. См: Дмитриевский А. А. Русская Духовная Миссия в Иерусалиме. М.; СПб.‚ 2009. С. 468.
[4]. Подробнее о встрече Антонина с Игнатьевым в Константинополе см: [Архимандрит Антонин (Капустин). Дневник. 1861 год. 14-21 июля.] машинописная копия. Библиотека ГМИР. Шифр ИППО: Б 1У.853/7. С. 53-56.
[5]. ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. д. 2294. л. 10-10об.
[6]. Впоследствии именно Антонин руководил раскопками на Русском месте, где был обнаружен Порог Судных Врат и сооружена церковь во имя св. Александра Невского.
[7]. Статья была напечатана лишь в 1866 г. в журнале «Душеполезное чтение» Не 1-4 и тогда же вышла отдельным оттиском: М., 1866. Новое издание: Антонин (Капустин), архимандрит. Пять дней на Святой Земле и в Иерусалиме. М.: Индрик, 2007.
[8]. Подробнее см: Бах К. А. К истории назначения архимандрита Антонина (Капустина) начальником Русской Духовной Миссии в Иерусалиме Вестник архивиста. 2011. Мэ 4. С. 138-153.
[9]. ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. д. 2294. л. 27.
[10]. «Вывезли бы с собою и меня отсюда» пишет Антонин Игнатьеву 22 октября 1856 г.‚ приглашая семейство посланника на поклонение Святым местам Палестины. См.: ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 2294. Л. 29об.
[11]. ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. д. 2294. л. 29.
[12]. Дмитриевский А. А. Русская Духовная Миссия в Иерусалиме, М.; СПб., 2009. С. 468.
[13]. См: Захарова А. В. История приобретения Синайской Библии Россией в свете новых документов из российских архивов // Монфокон. Исследования по палеографии, кодикологии и дипломатике. М.; СПб., 2007. С. 209-266. Результатом блестящего исследования А. В. Захаровой стало обнаружение подлинной дарственной Синайского монастыря, а также выявление неизвестных ранее обстоятельств передачи Синайского кодекса монастырем К. Тишендорфу. Приведенные в статье факты позволяют навсегда закрыть вопрос о легитимности приобретения Синайской Библии Россией.
[14]. Подробнее см: Вах К. А. Архимандрит Антонин (Капустин) и Синайская Библия // Синайский кодекс. Рукопись в современном информационном пространстве. (В печати).
[15]. Там же. с. 469.
[16]. Г АРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 2294. Л. 5-6об. Записка не датирована, вероятно, написана в 1869 г.