Борис Леонидович Пастернак (1890-1960), поэт, прозаик и переводчик родился в семье, которая вела свой род от Абраванелей, еврейской семьи, жившей в Испании в начале XIII в. Абраванели считали себя потомками царя Давида. Писатель хорошо знал христианство. В письме 1950-х годов к Жаклин де Пруайар вспоминал, что в детстве няня его крестила, и водила к причастию, хотя некоторые исследователи считают это легендой. Христианские мотивы отчетливо проявились в творчестве Пастернака во время работы над романом «Доктор Живаго».

Сам автор так писал об этом в письме к Ольге Фрейденберг 13 октября 1946 года: «…эта вещь будет выражением моих взглядов на искусство, на Евангелие, на жизнь человека в истории и на многое другое. Роман пока называется „Мальчики и девочки“. Я в нем свожу счеты с еврейством, со всеми видами национализма (и в интернационализме), со всеми оттенками антихристианства и его допущениями, будто существуют еще после падения Римской империи какие-то народы и есть возможность строить культуру на их сырой национальной сущности. Атмосфера вещи — мое христианство, в своей широте немного иное, чем квакерское и толстовское, идущее от других сторон Евангелия в придачу к нравственным».

В карандашной рукописи романа «Доктор Живаго» автор писал: «Все эти мальчики и девочки нахватались Достоевского, Соловьева, социализма, толстовства, ницшеанства и новейшей поэзии. Это перемешалось у них в кучу и уживается рядом. Но они совершенно правы. Все это приблизительно одно и то же и составляет нашу современность, главная особенность которой та, что она является новой, необычайно свежей фазой христианства».

Далее в первоначальной рукописи было сказано подробней:

«Наше время заново поняло ту сторону Евангелия… которую издавна лучше всего почувствовали и выразили художники. Она была сильна у апостолов и потом исчезла у отцов, в церкви, морали и политике. О ней горячо и живо напомнил Франциск Ассизский, и ее некоторыми чертами отчасти повторило рыцарство. И вот ее веянье очень сильно в девятнадцатом веке. Это тот дух Евангелия, во имя которого Христос говорит притчами из быта, поясняя истину светом повседневности. Это мысль, что общение между смертными бессмертно и что жизнь символична, потому что она значительна».