ИМПЕРАТОРСКОЕ ПРАВОСЛАВНОЕ ПАЛЕСТИНСКОЕ ОБЩЕСТВО

Штрихи к творческой биографии К. Р. – поэта, переводчика, музыканта. А.Б. Павлов-Арбенин

Штрихи к творческой биографии К. Р. –
поэта, переводчика, музыканта

Когда креста нести нет мочи,
Когда тоски не побороть,
Мы к небесам возводим очи,
Творя молитву дни и ночи,
Чтобы помиловал Господь.
К. Р.

10 августа 1858 года. Мыза Стрельна под Петербургом. В это предрассветное „утро туманное, утро седое“ родился будущий поэт, публицист, переводчик, музыкант, художник и государственный деятель – Его Царское Высочество Великий Князь Константин Константинович Романов.

Судьбе было угодно предначертать весьма нелёгкий тернистый жизненный путь этому неординарно свыше одарённому Человеку. Прожив менее шестидесяти лет, К. Р. оставил миру более чем значительное творческое наследие [1]. Стихотворения, классические переводы Ф. Шиллера, В. Шекспира, В. Гёте, драматическое повествование „Возрождённый Манфред“, поэма „Севастиан-Мученик“ – лишь часть творческого воплощения поэтических мыслей этой многогранной личности.

К. Р. явил миру не только литературные произведения, чем, безусловно, обогатил и современников, и грядущие поколения. Уверен, что прекрасно загадочная романтическая тишина архивно-рукописных хранилищ таит в себе нераскрытые, пока неизвестные творения К. Р., одарённого в высшей степени поэтическим разумом, полностью возложенным на алтарь „во славу Русской Земли“.

Образованием Великого Князя занимались такие выдающиеся деятели российской культуры, как профессор Санкт-Петербургской консерватории, пианист Р. В. Кюндингер, историки С. М. Соловьёв и К. Н. Бестужев-Рюмин. Музыкальное дарование юноши развивалось под воздействием выдающегося музыкального критика Г. А. Лароша – ученика А. Г. Рубинштейна, Н. И. Зарембы, друга и исследователя творчества П. И. Чайковского, автора многочисленных статей, раскрывающих прекрасные, немеркнущей славы страницы российской музыкальной культуры.

Жизненный путь Великого Князя ещё таил в себе будущие встречи с такими замечательными представителями современности, как П. И. Чайковский, И. А. Гончаров, А.Н. и Л. Н. Майковы, А. А. Фет, Н. Н. Страхов, Я. П. Полонский и многими другими.

Именно им суждено было бережно, внимательно развивать и формовать богато одарённый творческий потенциал К. Р., о чём свидетельствуют многие страницы переписки К. Р. – уже опубликованной и ещё пока неизвестной.

Уже при жизни К. Р. были опубликованы многие страницы его литературных трудов. Затем долгие десятилетия глухо звучавшая насильственная пауза – запрет, и лишь в последнюю четверть XX века началась Эпоха Возрождения К. Р. Однако следует заметить, что все уже имеющиеся публикации творений К. Р. (даже суммарно!) ещё не составляют его полного собрания сочинений, а именно к этому изданию, необходимому сегодня мировой культуре, и надо стремиться нам – нынешним наследникам великого Человека [2].

Вернёмся в последние десятилетия XIX века.

30 марта 1880 года. Мраморный дворец. Именно отсюда ведётся отсчёт периода эпистолярного наследия К. Р.

В этот знаменательный день состоялась встреча юного поэта с уже маститым композитором Петром Ильичём Чайковским, писавшим Надежде Филаретовне фон Мекк: „Это молодой человек двадцати двух лет, страстно любящий музыку и очень расположенный к моей. Он желал со мною познакомиться. …] Юноша оказался чрезвычайно симпатичным и очень одарённым к музыке. Мы просидели от 9 часов до 2-х часов ночи в разговорах о музыке“ [3].

Безграничное уважение к творческой индивидуальности, устремлённости к воплощению того или иного замысла – одна из основных черт обоих музыкантов-художников. Об этом свидетельствуют следующие строки К. Р., адресованные П. И. Чайковскому в письме от 11 февраля 1887 г.: „Я очень боюсь, что вы приметесь перекладывать на музыку мои стихи только из свойственной вам любезности; а потому прошу вас не насиловать своего вдохновения и не приниматься за романсы, если вы не чувствуете к тому охоты. А. Г. Рубинштейн тоже обещает мне написать музыку, если найдёт в моей книжке подходящие слова. Очень любопытно, какие именно слова пригодятся композитору“ [4].

В переписке П. И. Чайковского с К. Р. читатель, без сомнения, обнаружит глубокое проникновение в музыкально поэтический строй многих произведений.

В процессе обмена мнениями по поводу того или иного опуса корреспонденты высказывают весьма критические замечания в адрес друг друга. Однако это никак даже не напоминает так называемую „словесную перепалку“, что, к сожалению, приходится видеть и слышать сегодня. В данном случае это критика во благо, это чётко аргументированные замечания-советы, направленные на устранение тех или иных зримых и слышимых недостатков.

Именно это обстоятельство послужило взаимообогащению творческого миросозерцания как К. Р., так и П. И. Чайковского, ибо музыкально-поэтическое дарование и, что весьма важно, многогранное образование К. Р. были поистине безграничными.

Приведу совсем небольшой фрагмент письма К. Р. к П. И. Чайковскому от 31 июля 1890 года. Речь идёт об опере П. И. Чайковского „Пиковая дама“: „Правильность музыкальной декламации, кажется мне, не везде соблюдена строго. Например], (стр. 21) Герман поёт: „Хотел бы как – созданье рая“, упирая на слово „как“. Это часто встречается в ваших романсах и в других операх, и вызывает, может быть, и не совсем справедливо, нападки некоторых критиков. Ожидая от вас совершенства, хотелось бы не иметь возможности придираться к таким недостаткам“ [5].

О чём свидетельствует приведённый фрагмент письма? О „высшей пробы“ чётко аргументированном профессиональном музыкально-драматургическом мышлении К. Р., не только о чутье, но и о восприятии, помноженном на органично воспринятый комплекс знаний, полученный им в процессе воспитания.

Несколько отвлекусь в сегодняшнюю бытность.

Весьма грустно и, более того, непонятно мне было услышать ныне от убелённого сединами, умудрённого педагогическим опытом профессора раздражительно-негодующее: „Что такое “музыкальная драматургия”? – Ничего не значащее, только модное словечко!“.

Однако позволительно спросить: что представляла бы собою без чётко аргументированного практического проникновения в драматургию авторского замысла, если угодно, в „творческую лабораторию автора“, постановка любого драматического или оперного спектакля, попытка проникновения в музыкально-драматургическое построение, суть хоровых партитур М. П. Мусоргского, С. И. Танеева, П. И. Чайковского, Г. В. Свиридова, в романсовое творчество К. Р.? Название и ноты, тщательно формально исполненные? Но ведь этого мало, недопустимо мало, ибо в данном случае такая, с позволения сказать, „трактовка“ никоим образом не может претендовать на почётный титул исполнения произведения.

В каждом произведении любого автора заложены мысль, сюжет, экспозиция, развитие, микрокульминации и, наконец, Её Величество Кульминация. Всё это называется жизнью, пульсацией произведения, а точнее, его музыкально-драматургическим интонационно-образным звучанием…

Только при неотъемлемом соблюдении этих закономерностей, выверенных многовековой практикой в творчестве поэтов, писателей, драматургов и музыкантов, произведение обретает своё второе, поставторское рождение, свободное от насильственных „нововведений“. Более того, только при соблюдении родниковости авторского замысла произведения слушатель-зритель не остаётся сторонним наблюдателем исполнения, а становится соучастником событий, разворачивающихся перед ним.

Почему? Потому что, говоря словами М. П. Мусоргского – великого летописца „земли русской“, „силы потайныя, силы великия“ раскрывают его именно так, как завещал Автор, а средство раскрытия истинно авторского замысла единственное: музыкально-интонационно-образная драматургия как основа осмысления и воплощения Авторского замысла.

Вернёмся в эпоху К. Р. …

Об уникальном музыкально-критическом даровании говорит и следующее замечание К. Р. в том же письме от 31 июля 1890 года: „Прелестна фраза “Три карты, три карты, три карты!”“. И действительно, эта фраза-мысль, заронённая в сознание Германа рассказом Томского „Однажды в Версале“ становится неотъемлемым спутником, idee fixe не только мыслей, но и всех жизненных ситуаций, которые суждено пережить Герману.

15 мая 1888 г., сообщая П. И. Чайковскому о только что законченном стихотворении „Севастиан – Мученик“, К. Р. пишет: „Прошу вас принять мой последний труд, над которым я много и усердно работал целый год – мне было бы весьма приятно знать ваше мнение об этой поэме“ [6].

Уже 20 мая того же года, то есть через несколько дней, в ответном письме П. И. Чайковского читаем: „Ваше Императорское Высочество! Душевно благодарю Вас за письмо и за присылку „Севастиана – Мученика“, которого я немедленно прочитал и спешу, согласно выраженному Вами желанию, сообщить об испытанном впечатлении. Оно было в высшей степени приятно. Стихотворение Ваше проникнуто тёплым, искренним христианским чувством, с неотразимым обаянием, действующим на читателя. Личность Севастиана нарисована Вами необычайно ярко, рельефно и с первых строк вызывает сочувствие и любовь. …] Я считаю, что картина колизейского праздника чрезвычайно удалась Вам и что в этом эпизоде проявилось такое поразительное мастерство, какому и первостепенные наши поэты могут позавидовать. Вообще, нисколько не увлекаясь желанием говорить Вашему Высочеству лестные слова, я искренне поздравляю Вас с достигнутыми Вами успехами; мне кажется, что „Севастианом“ Вы шагнули очень далеко вперёд по пути к художественному и технически-стихотворному совершенству“ [7].

Мы приводим достаточно объёмный фрагмент переписки не ради показа самого письменного общения П. И. Чайковского и К. Р., но, главным образом, из желания показать, как искренняя, принципиальная оценка поэтического, а точнее, историко-поэтического творчества К. Р. Чайковским способствовала не только укреплению и развитию творческого диапазона К. Р., но (и это, по-видимому, главное) в значительной степени способствовала динамическому раскрытию творческого потенциала К. Р. [8]

5 марта 1889 года. Мраморный дворец. В этот день состоялось сольное выступление Великого Князя, исполнившего концерт для фортепиано с оркестром Вольфганга Амадея Моцарта, о чём свидетельствуют строки письма Чайковскому от 4 апреля: „Я в первый раз играл наизусть с целым оркестром. …] Не могу выразить, до чего я волновался. Вся трудность заключалась, собственно, в игре на память, в отсутствии пюпитра с нотами, в присутствии огромного общества и боязни погрешить против Моцарта и искусства вообще. Но всё обошлось совершенно благополучно“ [9].

И опять читатель убеждается в том, что К. Р. было свойственно профессиональное отношение к любому аспекту искусства, в котором проявлялся Его Величество Талант этого удивительного Человека.

Именно Чайковским был подсказан К. Р. „евангельский сюжет“: „Так как Вы имеете счастье обладать живым тёплым религиозным чувством (это отразилось во многих стихотворениях Ваших), то не выбрать ли Вам евангельскую тему для Вашего ближайшего крупного произведения? А что, если бы, например, всю жизнь Иисуса Христа рассказать стихами? …]. Мне кажется, что если с евангельской простотой и почти буквально придерживаясь текста, например], евангелиста Матфея, изложить трогательнейшую из всех историй стихами, то впечатление будет подавляющее!“ [10].

Ровно через 20 лет, в 1909 году К. Р. начинает работать над монументальной драмой „Царь Иудейский“. Работа была закончена в 1913 году. Произведение это заслуженно обрело в высшей степени положительную оценку прессы и, как следствие того, значительный международный резонанс, выразившийся в переводах драмы на несколько иностранных языков, что позволило осуществить постановки „Царя Иудейского“ на сценах ведущих театров мира [11].

Небезынтересен тот факт, что „премьера драмы состоялась в январе 1914 года в Эрмитажном театре. Спектакль, музыку к которому написал композитор А. К. Глазунов, отличался пышностью постановки и большими массовыми сценами. Сам автор исполнил роль Иосифа Аримафейского, ученика Иисуса, “мужа блага и праведна”, который снял тело Христа с креста и которому Спаситель явился после Воскресения“ [12].

И это не единственный факт, когда К. Р. являлся не только поэтическим, но и сценическим автором – воплотителем зримой трактовки образа своего героя. Так же было с классическим, ныне, к сожалению, почти забытым переводом К. Р. „Гамлета“ В. Шекспира [13].

Публикуем следующие фотоматериалы, относящиеся к драме К. Р. „Царь Иудейский“:


Письмо Императора Николая II Вел. Кн. Константину Константиновичу 14 сентября 1912 г. ГАРФ.

Дорогой Костя,
Давно уже собирался написать тебе, после прочтения вслух Аликс твоей драмы „Царь Иудейский“.
Она произвела на нас весьма глубокое впечатление – у меня не раз навертывались слёзы и щемило в горле.
Я уверен, что видеть твою драму на сцене, слышать в красивой перефразировке, то что каждый знает из Евангелия, всё это должно вызывать в зрителе прямо потрясающие чувства!
Всей душой твой Ники.


Е. И. В. Августейший Автор драмы „Царь Иудейский“ Великий Князь Константин Константинович в роли Иосифа Аримафейского (в костюме IV действия).
С картины Д. Степанова. 1914. Открытка, место хранения – отдел эстампов РНБ, Санкт-Петербург, Ф. 1–Р691, инв. № 64234.


Вел. Кн. Константин Константинович в костюме Иосифа Аримафейского.
1914. Открытка. Частное собрание. Москва.


Программа Измайловского Досуга в Императорском Эрмитажном театре. „Царь Иудейский“. Драма в четырёх действиях и пяти картинах К. Р.
Здесь перечислены все действующие лица и исполнители. Приводятся весьма интересные, практически мало известные сведения, связанные с постановкой драмы.


Драма К. Р. „Царь Иудейский“ на сцене театра Имп. Эрмитажа.
Действие II, явл. 4. Во дворце Понтия Пилата.
Открытка из собрания Н. П. Шмитт-Фогелевича.


Драма К. Р. „Царь Иудейский“ на сцене театра Имп. Эрмитажа.
Действие III, к. 1, явл. 6. Дом и сад Иосифа у Иерусалимской стены.
Открытка из собрания Н. П. Шмитт-Фогелевича.

История сохранила фотоматериалы, запечатлевшие К. Р. в роли Гамлета. Предлагаем их вниманию уважаемого читателя:


Великий Князь Константин Константинович в костюме Гамлета. 1899.
Неизвестный фотограф. ГАРФ.


Великий Князь Константин Константинович в костюме Гамлета. 1899.
Неизвестный фотограф. ГМЗ „Павловск“.

В „Дневнике“ Великого Князя Константина Константиновича 17–18 февраля 1900 года имеется запись, начинающаяся словами: „Сейчас еду в Эрмитажный театр на главное и, увы, последнее представление…“.

Вернёмся к переписке П. И. Чайковского с К. Р., продолжавшейся около 14 лет.

Она может быть представлена во многих аспектах, но, полагаю, не это является предметом данной статьи-обзора. Задача, на наш взгляд, заключается в том, чтобы попытаться показать: не чинопочитание, не всевластное преклонением перед безграничным авторитетом, а служение всегда и всюду на фронтах Поэзии и Музыки во славу России объединило и сплотило в едином творческом порыве жизни двух гениев – Петра Ильича Чайковского и Великого Князя Константина Константиновича Романова.

П. И. Чайковский был одним из тех представителей культурного наследия России, кто самым решительным образом повлиял на музыкально-поэтическое дарование К. Р.

Автор статьи не оговорился: именно „музыкально-поэтическое дарование“, ибо в стихотворениях К. Р. неизменно присутствует музыкально-интонационно-смысловое звучание, с необыкновенно пульсирующей силой духа раскрывающее музыку стиха – это органичнейшее, нерасторжимое в своей целостности единство поэтического и музыкального дарования, и именно благодаря такому единению двух великих слагаемых Дарования, именуемых Талантом, стихотворения К. Р. получили своё второе рождение во многих вокальных и хоровых произведениях, кантатах, опере [14].

Заканчивая свои размышления о творческой дружбе П. И. Чайковского и Константина Романова, позволю себе процитировать стихотворение К. Р., записанное 7 января 1886 года – стихотворение, раскрывающее всю глубину души этого необыкновенного Человека:

Когда, провидя долгую разлуку,
Душа болит уныньем и тоской,
Я говорю, тебе сжимая руку:
Христос с тобой!

Когда в избытке счастья неземного,
Забьётся сердце радостно порой,
Тогда тебе я повторяю снова:
Христос с тобой!

А если грусть, печаль и огорченье
Твоей владеют робкою душой,
Тогда тебе я повторяю снова:
Христос с тобой!
_____________
Примечания

[1]. Именно под криптонимом „К. Р.“, а иногда „К. К. Р.“ публиковался Великий Князь. Первую его публикацию см.: „Вестник Европы“, 1882, № 8.

[2]. Одной из неотложных задач является, на наш взгляд, полная публикация „Дневника“ К. Р. Хронологические рамки „Дневника“ звучат периодом с 1870 по 1915 гг. Рукопись хранится в Москве, в ГАРФ (Гос. архив Российской Федерации), ф. 660 р, оп. 1, ед. хр. 1–64. В настоящее время „Дневник“ опубликован лишь выборочно – частично.– см.: «К. Р. Великий Князь Константин Константинович Романов. Дневники. Воспоминания. Стихи. Письма. Мат-лы к публ-ции подгот. Эллой Матониной. М.: Искусство, 1998. В слове „От составителя“ читаем: „Отобраны дневниковые записи следующих лет: 1877, 1879, 1880, 1886, 1890, 1891, 1892, 1893,1896, 1899–1900, 1906, 1910, 1914–1915 г.“. Там же: „Дневники Великого Князя велись с мая 1870 по 2 июня 1915 года“.

[3]. Чайковский П. И. ПСС. М., 1965, Т. 9, с. 89. – п. от 30 марта 1880 г. Цит. по изд.: Л. И. Кузьмина. К. Р. и его переписка с деятелями русской культуры./ К. Р. Избранная переписка. РАН ИРЛИ (Пушкинский Дом). Изд. подгот.: Е. В. Виноградова, А. В. Дубровский, Л. Д. Зародова, Г. А. Крылова, Л. И. Кузьмина, Н. Н. Лаврова-Хитрово. Сост. Л. И. Кузьмина. СПб., 1999, с. 34. В дальнейшем: К. Р. Избр. переписка…, цит. изд., с.

[4]. К. Р. Избр. переписка…, цит. изд., с. 38. Здесь же в примеч. „9“ читаем: „Романс на стихи К. Р. не был им А. Г. Рубинштейном. – П.-А.] написан“. См.: Рубинштейн А. Г. Романс на стихи К. Р. „Я на тебя гляжу“. М., Юргенсон, ц. р. 1893. Литературным первоисточником романса послужило стихотворение того же названия, опубл. в сб. „Стихотворения К. Р.“, СПб., 1886. Что же касается романсов П. И. Чайковского на стихи К. Р., то здесь речь идёт об op. 63 (1887).

[5]. К. Р. – П. И. Чайковскому. Письмо от 31 июля 1890 г. Цит. по изд.: К. Р. Избр. переписка… цит. изд., с. 77. Цитируемая фраза Германа звучит в опере следующим образом: „Любовь мою, блаженство рая, хотел бы век хранить…“. Возможно, эта фраза принадлежит К. Р.?

[6]. К. Р. Избр. переписка…, цит. изд., с. 42.

[7]. К. Р. Избр. переписка…, цит. изд., с. 42–43.

[8]. С сожалением можно и должно констатировать, что в наши дни такое уважительное отношение маститых к только что начинающим, делающим первые шаги на тернистом пути постижения истины, встречаются, мягко говоря, не слишком часто.

[9]. К. Р. Избр. переписка…, цит. изд., с. 66.

[10]. П. И. Чайковский – К. Р. 15 октября 1889 г. Москва. К. Р. Избр. переписка…, цит. изд., с. 70.

[11]. Совсем недавно это произведение прозвучало во дворце Стрельны. Драма была исполнена солистами, хором и оркестром Санкт-Петербургской Академической Певческой Капеллы под управлением художественного руководителя Капеллы В. А. Чернушенко.

[12]. Кузьмина Л. Августейший поэт К. Р.– СПб., 1997.– С. 23–24. Премьера драмы „Царь Иудейский. Шествие на Голгофу“ состоялась 9 января 1914 года.

[13]. Шекспир В. Трагедия о Гамлете, принце Датском / Пер. К. Р. 1899–1901. Чч. 1–3. СПб.

[14]. В настоящее время автором данного статьи-обзора составлен каталог музыкальных произведений русских композиторов, написанных на тексты стихотворений К. Р. Достаточно назвать произведения П. И. Чайковского, А. К. Глазунова, А. Г. Рубинштейна, М. М. Ипполитова-Иванова, П. Г. Чеснокова, Ал. де-Миньяр, Р. М. Глиэра, Ц. А. Кюи, С. В. Рахманинова, П. П. Шенка, В. М. Орлова, Г. А. Казаченко, А. А. Копылова, протоиерея М. А. Лисицына. Конечно, в этой короне российской музыкальной культуры занимает цикл романсов на стихи В. Гюго – О. Лепко, графа А. К. Толстого, А. Майкова, автором музыки которых является композитор Константин Романов.

Павлов-Арбенин Андрей Борисович
научный сотрудник, доцент Санкт-Петербургской государственной консерватории им. Н. А. Римского-Корсакова.

Публикуется по изданию: АРСИИ им. Г. Р. Державина. Сборник трудов Четвертой конференции АРСИИ им. Г. Р. Державина / Под общ. ред. проф. Д. Н. Киршина.– СПб.: Российское изд-во „Культура“, 2006.

АРСИИ — Академия русской словесности и изящных искусств им. Г. Р. Державина