Интервью Натальи Нарочницкой.
— Наталия Алексеевна, можно ли сказать, что Франция оказалась не готова к противостоянию радикалам-исламистам?
— Франция, как и вся Западная Европа, вообще не готова к правильной, философской оценке того, что происходит. Сейчас наблюдаю за откликами лидеров, президентов — они все говорят о том, что главная трагедия — это посягательство (помимо, конечно, гибели людей) на свободу слова. Это вызов европейской цивилизации, основанной на «не убий» и «не укради».
Кто-то рядом с ними взял на себя право считать себя орудием Бога и в соответствии со своей картиной мира лишает людей жизни. Они не способны это сказать…Если бы убитые были не карикатуристами, которые, конечно, провоцировали, а кем-то другим, преступление было бы не меньшим. И нельзя было бы сказать, что это преступление против свободы слова. Это преступление против принципов европейской цивилизации, ценности человеческой жизни.
Здесь кричат о том, что сколько бы вы нас ни убивали, мы все равно будем писать и говорить, что хотим. Поэтому проблема на самом деле в том, что свобода слова у них выродилась в свободу оскорблять, унижать и давать пощечины каждому.
Причем они потешаются не только над мусульманами. Я знаю случай, когда на выставке современного искусства сделали инсталляцию — распятие погрузили в горшок с мочой… Просто христиане не убивают за это. И они не способны адекватно ответить на этот вызов. Потому что европейцы остыли к вере и считают свою цивилизацию исключительно демократией и такой постмодернистской философией, когда человек не связан ни с каким порядком вещей, отрицает любую систему ценностей, сам себе ее назначает, не должен подчиняться никакому своду правил.
Одновременно европейцы запустили огромное количество мигрантов. И все проблемы с ними по-прежнему догматически трактуют как недостаточность демократии или каких-то социальных мер по их адаптации. И отказываются признать, что проблема-то прежде всего в том, что приехало огромное количество людей, которые воссоздали на территории европейской цивилизации кусок совсем иной цивилизации, со своими принципами морали, со своим отношением человека к человеку, со своим представлением о том, что Бог им велит делать и что не велит. Но европейцы не способны это сказать. Эта трагедия как раз вот и отражает. Еще великий испанский философ середины ХХ века Ортега-и-Гассет написал с грустью, что усложнение современного мира сопровождается таким же чудовищным упрощением подходов к его осознанию и осмыслению. И Россия здесь со своими законами, которые ограничивают оскорбление людей по религиозному и национальному признаку, гораздо адекватнее.
Недавно один немец-консерватор говорил: а можно будет впоследствии эмигрировать в Россию? Потому что нет сил жить в обществе, в котором отрицаются европейские традиционные ценности.
- О законе, защищающем чувства верующих, французы не задумаются?
— Сильно сомневаюсь. Голоса такие, безусловно, будут. Но эти голоса затыкают, и на этих людей наклеивают ярлык чуть ли не нацистов, расистов. Может быть, 30 лет назад против засилья мигрантов выступали действительно экстремисты, но сейчас совсем другое дело. Сегодня обычный консерватор стал ставить эти вопросы, тот, кто вчера еще никак не возражал против людей иной веры, иной расы рядом с собой. Они не являются расистами совершенно. Это люди, которые просто обращают внимание на то, что догматизм в области демократии и прав человека перестает работать. Когда мигрантов много, они перестают интегрироваться.
Они соединяются вместе и воссоздают кусок своей цивилизации, не говоря уже о том, что, к сожалению, не профессора приезжают, а 99 % из социальных низов арабских и африканских стран, которые, может, отучились несколько классов в школе. Они не знают ни истории, ни географии. У них нет стимулов с уважением относиться к цивилизации, которая сама насмехается над своими же ценностями, а не только над исламом.