30 апреля 2015 года состоялась торжественная церемония вручения Святейшему Патриарху Кириллу диплома почетного доктора Дипломатической академии МИД РФ.
Уважаемый Евгений Петрович, Ваши Превосходительства господа послы, профессорско-преподавательская корпорация, слушатели Академии, дорогие братья и сестры!
Для меня является особой честью присуждение степени почетного доктора Дипломатической академии Министерства иностранных дел России — престижного и известного учебного заведения, которое является кузницей отечественных дипломатических кадров, но не только — многие выпускники Академии, как известно, занимают высокие государственные посты. Поэтому в каком-то смысле это учебное заведение является кузницей нашей отечественной элиты, и не только политической. Среди выпускников Академии есть те, кто достиг значительных успехов в бизнесе, в общественной деятельности и стали известными и влиятельными людьми в обществе. Мне приятно вновь посетить это место, где я прежде неоднократно бывал как председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата, выступал в этом зале и всегда ценил возможность живой, открытой дискуссии с высококвалифицированными людьми, специалистами в области внешней политики. Полагаю, что диалог, который начался в 1990-е годы между Русской Православной Церковью и Министерством иностранных дел, имеет свои положительные результаты. Эти результаты формировались на протяжении последних десятилетий. Рад возможности сегодняшнего общения с профессорско-преподавательским составом, со слушателями Академии. Ценя ваше время, постараюсь остановиться на вопросах той части повестки дня Русской Православной Церкви, которая имеет отношение к внешним связям, международным делам. В этой сфере у нас есть собственно церковная повестка дня. Она включает в себя отношения между Поместными Православными Церквами.
В прошлом году на встрече Предстоятелей Православных Церквей мы договорились о том, что в 2016 году в Стамбуле будет проведен Всеправославный Собор. Правда, сделали такую важную оговорку: если ничто не помешает осуществить этот проект. Потому что много событий происходит в мире, некоторые из них несут в себе определенные опасности, в том числе и для межправославных отношений. Если все будет благополучно, то в 2016 году Собор состоится, и на нем, помимо чисто церковных тем, важных для православных, будут рассматриваться вопросы, которые имеют отношение к церковно-общественным связям и отражают взгляд Церкви на проблемы современности. Сейчас идет работа по редактированию документов, которые должны быть представлены на Соборе. Но как всегда вокруг важных исторических событий существуют подводные течения, попытки повлиять на эти события, в том числе и со стороны политических сил.
Мы со всем этим сегодня сталкиваемся, особенно в связи с кризисом на Украине, потому что такое важное событие, как Всеправославный Собор, не может остаться без внимания тех политических сил, которые активно участвуют сегодня в событиях, связанных с Украиной. Но мне хотелось бы остановиться не столько на церковной повестке дня, связанной с внешними сношениями, сколько на общественно-политических и церковно-политических вопросах. В первую очередь хотел бы сказать о том хорошо известном факте, что система международных отношений, сложившаяся после окончания Второй мировой войны, переживает непростые времена. Вооруженные столкновения, перевороты, политические кризисы, различного рода революции становятся реальностью во многих странах мира и изменяют тот миропорядок, который сложился после Второй мировой войны. Не буду много говорить на эту тему, потому что, полагаю, в этих стенах есть сведущие люди, способные лучше представить политическую картину современного мира.
Но я бы остановился на том, что сегодня особенно беспокоит Русскую Православную Церковь. Это то, что происходит в Северной Африке, на Ближнем и Среднем Востоке, в некоторых других регионах Азии и Африки, где прямым гонениям подвергаются христианские меньшинства. Совершенно очевидно, что так называемая «арабская весна», источником которой под предлогом демократизации общества стали внешние по отношению к арабскому миру импульсы, повлекла за собой крах существовавших политических режимов. Но, как это часто бывает, те цели, которые декларирует революция, не достигаются. Самым ярким примером была революция в нашей стране. Все те цели, которые были декларированы, ради которых люди проливали кровь, шли на братоубийственную войну, по сути не были достигнуты.
То же самое происходит обычно во всех тех случаях, когда различные силы через революционные преобразования, вовлекая в братоубийственную войну народ, стремятся реализовать какие-то планы. В результате часто происходит смена идеологической, политической парадигмы и сопутствующая этому смена элит. Ясно, что всякая революция предполагает смену элит, а значит, передел сфер влияния, на место одних приходят другие. Хорошо, если достигаются какие-то положительные цели для всего народа. А если не достигаются?
То, что произошло в Северной Африке и на Ближнем Востоке и представляет собой классическую смуту, в результате которой народ погружается в хаос, проливается кровь, а цели, которые декларируются, практически не достигаются. Дестабилизация обстановки на Ближнем Востоке и в Северной Африке породила насилие, как я уже сказал, в отношении христиан и изгнание их со своей родной земли. Они оказались самыми беззащитными перед страшным лицом экстремизма и терроризма, который прикрывается именем ислама. Террористы идут на неслыханные по своей жестокости злодеяния, декларируя своей целью полное изгнание христиан из мест их традиционного проживания. То, что происходит сегодня в этом регионе, с полным правом можно назвать геноцидом христианского населения.
Приведу цифры. Мне приходилось посещать Ирак на исходе правления предыдущего режима, и поскольку основное сосредоточение исторических христианских общин — на севере Ирака, я посещал на севере город Мосул, замечательные древние монастыри, поражался красоте и величию исторических храмов, памятников архитектуры, имеющих общемировое значение. В то время в Мосуле было 45 христианских храмов. Сегодня — ни одного. Причем храмы не просто закрыли, но уничтожили все до основания, а вместе с храмами — рукописи, фрески, произведения искусства. В Сирии разрушено и уничтожено 400 христианских храмов.
Спрашивается: а кто их восстановит, кто даст деньги на это и даст ли вообще? 400 храмов уничтожено только лишь потому, что кому-то не нравится, что на территории Сирии исторически проживает христианская община. А ведь Ближний Восток — это родина христианства. Эти страшные события повлекли за собой, как вы знаете, изгнание христиан с Ближнего Востока, их физическое уничтожение. Страшные картины уничтожения коптов, а затем эфиопов в Ливии являются, конечно, своего рода демонстрацией силы и устрашения. Но это малая часть того, что происходит, ведь каждый день людей убивают за их убеждения. А почему мир как-то робко об этом говорит? Мы заявляем о том, что такой феномен как христианофобия присутствует не только на Ближнем Востоке. Вспомним о событиях в Пакистане, Нигерии, некоторых других странах. Вспомним также и о благополучной Европе, где в некоторых странах людям запрещают приходить с крестом на работу, где слово «Christmas» изгоняется и заменяется словом «X-mas» или вообще «зимним праздником», где уже считается неприличным часто употреблять слово «Пасха», говорят просто «весенний праздник».
Какова же природа этого явления? Это очень серьезный вопрос. Конечно, терроризм, который наносит колоссальный ущерб, как я уже сказал, культурным памятникам, историческому наследию, который уничтожает людей, затмевает собой эту общую проблему христианофобии, но эта проблема существует. Масштабный исход христиан из ближневосточного региона вместе со стремительным распространением экстремизма и терроризма являются, как нам кажется, долгосрочным фактором дестабилизации обстановки на Ближнем Востоке. Исчезновение христианского населения нарушает баланс и провоцирует исламский экстремизм, потому что многорелигиозное общество, которое на протяжении веков там существовало, становится монорелигиозным. Причем эта монорелигиозность создается на волне нетерпимости к иным религиям.
Что же ждет эти общества? Какой сгусток негативной энергии мы будем иметь в этих регионах? Как можно будет развивать отношения со странами и обществами, которые возникли на волне такой страшной нетерпимости? Все эти вопросы связаны не только с темой урегулирования политического положения на Ближнем Востоке — это вопросы глобального порядка. Поэтому нам кажется, что необходимы чрезвычайные усилия, которые должны быть направлены на решение проблемы Ближнего Востока и Северной Африки, в том числе на решение той проблемы, о которой я сейчас говорил.
В связи с этим мне хотелось бы особо подчеркнуть важность отношений Русской Православной Церкви и Министерства иностранных дел Российской Федерации. Все эти темы находятся на повестке дня нашего постоянного рабочего диалога. В результате у нас есть общая согласованная линия действий, которая, в частности, привела к принятию недавней резолюции по защите христиан, инициированной Россией, Ватиканом и Ливаном. Полагаю, что этот документ является сейчас отправной точкой для развития более широкого международного сотрудничества по этой теме.
Церковь исходит из понимания того, что любые конфликты — это проявление поврежденного грехом внутреннего состояния человека. Есть замечательные библейские тексты о том, что и добро, и зло исходит из человеческого сердца (см. Мк. 7:23). Когда мы начинаем об этом говорить в компании прагматичных людей, нацеленных на решение конкретных вопросов, это звучит как какая-то демагогия, что-то отвлеченное. Но это совсем не так. Без обращения к внутреннему состоянию человеческой души невозможно решить ни одного важного внешнеполитического, внутриполитического, социального, культурного, экономического вопроса.
Пример — борьба с коррупцией. Можно сколько угодно задерживать, штрафовать и сажать мэров и губернаторов, но если человек не чувствует угрызений совести, когда он ворует, когда он забирает у слабого, какие законы его могут напугать? Он будет только еще более хитрым, более ловким и организованным. То же самое происходит на уровне международных отношений. Если не болит душа от того, что невинные люди погибают, то все остальное превращается в пыль, в мусор, в пустые слова. Только сопричастность человека страданию других может привести к реальным действиям. Такие действия иногда и производят пассионарные люди, организующие вокруг себя массы других людей. И им верят, потому что чувствуют правду, чувствуют, что это не просто профессиональная защита чьих-то прав, а соучастие в страдании другого человека.
Может быть, специфика христианского церковного участия и соработничества в решении такого рода проблем и заключается в том, что мы стараемся никогда не терять из вида вертикальное измерение этих проблем, то самое измерение, которое поставляет человека с его мыслями, с его чувствами, радостями и страданиями пред лицом Божиим. И в свете Божией правды иначе представляются в том числе и международные конфликты, акценты расставляются иначе. В этом специфика участия Церкви в международных делах.
Современный образ жизни и стиль мышления людей кардинально изменился под влиянием стремительных экономических и социальных процессов. Многие люди просто перестали задумываться о своем нравственном состоянии, ценностной ориентации и духовном развитии. Следствием этого стало возведение в культ чувственных удовольствий, появление новых ложных ценностей и формирование у человека ощущения вседозволенности. Человек, живущий без Бога, начал воспринимать себя «мерой всех вещей». Свобода перестала быть сознательным ответственным выбором, а была определена в услужение человеческой прихоти и эгоизму. И в самом деле, с чем связаны многие современные проблемы? Я так хочу, я сам — мера вещей, нет никакой абсолютной меры, никакого абсолютного авторитета не существует, человек свободен. А раз свободен, то он сам в себе и несет меру вещей.
Какая может быть солидарность, если таким образом формируется сознание людей? Это фундаментальный вопрос выживания человеческой цивилизации. В этом смысле христианское общерелигиозное свидетельство является очень сильным, потому что оно апеллирует к высшему авторитету — есть авторитет, есть внешняя мера вещей. И если посмотреть на развитие всей системы права, то источником права всегда была нравственность. А что такое нравственность? Это общепринятое понимание того, что есть добро и что есть зло.
А что такое общепринятое понимание? Если оно существует, значит, должен быть общий критерий, приемлемый для всех. Этим критерием, этим мерилом всегда было Божественное начало. Но люди начали отказываться от Божественного начала, особенно мощно этот процесс стал развиваться в эпоху Ренессанса — зачем Бог? В центре надо человека поставить. Это развивалось постепенно, сначала робко, никто не посягал на нравственные принципы. Даже в Декларации прав человека Организации Объединенных Наций есть ссылка на мораль, как то, что может ограничивать человеческие права. А в каком европейском законодательстве теперь сказано, что мораль ограничивает человеческие права? Уже и сказано быть не может, потому что общей морали не существует.
Этот фундаментальный вопрос, от которого зависит, как я сказал, судьба человеческой цивилизации, может решен в пользу некого нравственного консенсуса, в котором, кстати, могут участвовать и нерелигиозные люди, как это было, в том числе (может быть, удивлю кого-то этими словами) в советское время — мораль нерелигиозного общества совпадала с религиозной моралью. Иногда коммунистов даже обвиняли в том, что они многое заимствовали у христиан. Так оно и было, многие моральные принципы были схожими. А сегодня в мире, по крайней мере в западной цивилизации нет согласия. Отсюда проистекает плюрализм истин: сколько голов, столько и умов, столько и моделей поведения. Вы говорите, что плохо делать то или иное, а я вам говорю, что хорошо, и почему ваша правда должна мою правду ограничивать? Я уже не говорю о том, что эта идея, конечно, работает на эгоизм, на потребительство, на достижение чувственного удовольствия, на прожигание жизни. Какие могут быть высшие идеалы, зачем? Живем только здесь, живем один раз, значит, нужно больше зарабатывать, больше тратить, веселее жить. А если кто-то будет мешать — убрать его в сторону. Если можно тихо убрать —убери тихо. А если нужно силу употребить, да так, чтобы затрещала спина у целых народов и государств, употреби, ничего страшного нет — такова наша правда.
Мы иногда говорим о двойных стандартах. Это очень мягкая формулировка. Не двойные — тройные, десятерные, многотысячные стандарты. Если у людей нет нравственного консенсуса, если на основе этого консенсуса не строится право, в том числе и международное право, тогда ни о чем невозможно будет договориться. На фоне всего этого развиваются процессы, которые шокируют людей. Все эти темы однополых браков, эвтаназии, включая и детскую эвтаназию, которая теперь разрешена в Бельгии, всё это помогает понять многим людям, что в нашей цивилизации надо что-то менять. Поймем ли мы все это настолько, чтобы объединиться в каких-то конкретных действиях или в очередной раз выйдем на новый виток разрушения человеческой личности и человеческой цивилизации? И сколько нам таких витков еще осталось до Великого и Страшного Божиего Суда? Никто не знает. Помимо прямой угрозы жизни человека мы сталкиваемся с сознательным размыванием нравственных принципов. Эти проблемы представляются мне важнейшими вопросами современности.
Перейдем к практическим темам, касающимся межцерковных отношений. С удовлетворением констатирую высокий уровень отношений Русской Православной Церкви с Римско-Католической Церковью, достигнутый в последнее время. Он продиктован в первую очередь ясным осознанием необходимости объединения усилий православных и католиков для отстаивания традиционных христианских ценностей. Особую актуальность приобрело православно-католическое сотрудничество в деле защиты христиан от преследований, о которых мы сегодня уже говорили. Хотелось бы подчеркнуть, что Папа Римский Франциск и Государственный секретариат Святого Престола поддерживают взвешенную позицию по ситуации на Украине, избегают односторонних оценок и призывают к прекращению братоубийственной войны. Такая позиция совпадает с позицией Московского Патриархата.
Это очень важно, потому что, как мы знаем, на Украине греко-католики и раскольники придерживаются другой позиции. Они занимают одностороннюю позицию, возбуждают негативные чувства, натравливают одних против других, называя это защитой национальных интересов, захватывают православные храмы и превращаются в идеологическую силу, обслуживающую одну сторону гражданского конфликта. Кстати, когда у нас происходили революционные события 1990-х годов, очень многие в нашем обществе, обращаясь к Церкви, говорили: вы должны поднять знамя борьбы с режимом, это же безбожий режим, вы должны возглавить революционную борьбу. Причем находились и в наших рядах какие-то крикуны, которые выступали на митингах, и вместо того, чтобы выйти в рясе с крестом и сказать людям «мир вам», кричали «долой, позор» и т.д. Почему Церковь не пошла по этому пути? По очень простой причине — потому что православные люди были по одну и по другую стороны баррикад, и задача Церкви заключалась в том, чтобы повлиять на умы людей таким образом, чтобы преобразования в стране были мирными, чтобы они не раскололи общество, не спровоцировали гражданскую войну. Мы набрались опыта в 1990-е годы, мы понимаем, как сейчас нужно работать с гражданскими конфликтами, и мы обращаемся к нашим украинским братьям и говорим, что Церковь не может занимать иной позиции, кроме миротворческой. Кстати, такая позиция уязвима, потому что она не нравится ни одним, ни другим. Но Церковь не сойдет с этого пути, потому что это единственный способ начать собирать камни. Кто-то должен обладать миротворческим потенциалом в стране.
Сегодня таким потенциалом обладает только Украинская Православная Церковь Московского Патриархата, которая преследуется именно потому, что она твердо стоит на миротворческих позициях. И в этом вопросе позиция Римско-Католической Церкви и всех Поместных Православных Церквей общая; она формулируется в тех категориях, которые я сейчас пытался сформулировать. Если говорить о христианах России и стран бывшего Советского Союза, то в целом они имеют общую позицию по нравственным проблемам. Даже протестанты, находящиеся на территории бывшего Советского Союза, имеют близкую к Православной Церкви позицию по современным нравственным проблемам, в том числе по легализации однополых союзов и прочим вопросам, которые, к сожалению, на общемировом уровне еще более усугубили разрыв между Православием, Католической Церковью и протестантизмом. В мире протестантизм очень быстро радикализируется. Он всегда находился и сейчас находится под сильным влиянием внешних факторов и идеологически обслуживает моду.
Сейчас существует тренд на признание однополых браков, и протестанты это поддерживают. А Церковь не может обслуживать моду. Она не может идти в фарватере светской философской мысли, потому что Церковь отталкивается от своих вероучительных источников и не может разменивать свою позицию. На территории бывшего Советского Союза протестанты, православные и католики имеют общие позиции по основным проблемам современности, и поэтому именно у нас созданы такие организация, как Христианский межконфессиональный консультативный комитет, а также Межрелигиозный совет России, которые успешно функционируют. Еще одна тема. В годы холодной войны, когда очень сложными были отношения между Советским Союзом и Соединенными Штатами, Востоком и Западом, Церкви играли очень важную миротворческую роль. Мы устанавливали мосты, мы встречались неформально и формально, добивались общих резолюций. Активность межрелигиозного и межконфессионального диалога была настолько велика, что в повестке дня Московского Патриархата того времени эта тема занимала одно из первых мест.
Сегодня, к сожалению, ничего подобного не происходит. Нам еще предстоит проанализировать, почему христиане, в том числе христиане России и Соединенных Штатов, в это трудное время не протягивают друг другу руку. Полагаю, нам предстоит этим заниматься, потому что, если говорить о реальном примирении народов, то без учета религиозного фактора очень тяжело обеспечить такое примирение. Поэтому считаю, что в повестке дня Московского Патриархата тема межконфессионального и межрелигиозного диалога будет занимать все более важное место и будут учитываться в том числе очень важные прикладные цели ― обеспечение взаимопонимания между народами и укрепление атмосферы доверия.
В завершение своего выступления я хотел бы вновь произнести добрые слова в адрес Академии.
Благодарю вас за внимание.