Члены ИППО выступили на научной конференции «Прошло ли время Константина Великого? (К 1700-летию Миланского эдикта)»

Оказывается, многие современные люди верят в мистическую связь Христа и Римской империи и церковно-государственный синтез считают неотъемлемой частью церковного предания, забывая о том, что еще в III веке церковь отлучала тех, кто в результате гонений соглашался принести языческую жертву императору. «Я не знаю, что у православной церкви могут быть за интересы, которые она должна отстаивать перед православным государством, перед императором», — сказал главный научный сотрудник Института российской истории РАН, заместитель председателя ИППО доктор исторических наук Н.Н. Лисовой, комментируя слова святителя Филарета Московского о необходимости противостоять государству, перед которой стоял Синод. «Уничтожь православную церковь — не будет империи, убери империю — ничего не останется от церкви», — добавил он.

Но не тяготел ли над православным сознанием принцип языческого происхождения христианской империи?» — поставила вопрос главный научный сотрудник Института российской истории РАН доктор исторических наук Н.В. Синицына, ссылаясь на позицию Владимира Соловьева.

Несмотря на положительную роль Миланского эдикта, связанную в первую очередь с прекращением в Римской империи гонений на христиан и широким распространением христианской культуры, у него была и оборотная сторона, значение которой часто недооценивают, считает ректор Свято-Филаретовского института профессор, кандидат богословия священник Георгий Кочетков. В своем докладе он подчеркнул, что «симфонический» тип взаимоотношений церкви с государством, который сформировался после принятия Миланского эдикта, имел не только политические, но и духовные последствия для церкви, для самой веры и жизни христиан. В результате компромисса, на который пошла церковь, приняв покровительство государства, в нее, призванную осуществлять на земле «царство духа», совершать в истории духовный переворот, стали проникать тенденции и явления, характерные для «царства кесаря»: гонения на инакомыслящих, стремление к внешней власти, связанной с подавлением и насилием. Самое главное в христианстве — Сам Христос, реальность и сила Его благодати, реальность нового отношения к Богу и к человеку — были подменены лишь символом Креста. «Началась эпоха символов и знаков христианства, а реальность была вновь отнесена в неопределенное будущее, в Царство Небесное, — сказал отец Георгий. — При этом христианские императоры и другие правители старались обычно победить отнюдь не силой крестной, а привычными, часто ещё языческими методами». Означает ли такая тенденция, что церковь не может жить в истории без опоры на внешнюю власть?

«Вы говорите от лица несуществующей, утопической церкви», — возразил на выступление отца Георгия Н. Н. Лисовой. Отвечая на это замечание, отец Георгий напомнил о первых трех столетиях церковной истории, о духовном опыте мучеников и исповедников XX века и русской эмиграции, давшей миру Бердяева, Булгакова и других выдающихся богословов и святых, а также о существовании современных христианских сообществ и братств, для которых слово Христа — отнюдь не утопия, а жизнеобразующее начало.

Отец Георгий напомнил и о последствиях, к которым избрание компромиссного пути привело церковь в XX веке, и привел слова патриарха Алексия I: «Узаконили беззаконие», сказанные им после Архиерейского собора 1961 года. Свое выступление отец Георгий завершил вопросом: «Как могло получиться так, что церковь узаконила беззаконие?»

О влиянии церковно-государственного синтеза на литургическую жизнь церкви рассказала в своем докладе декан богословского факультета СФИ З. М. Дашевская. Она показала, как церемония коронования императоров постепенно приобретала черты богослужебного чинопоследования, а чины поставления на церковное служение претерпевали изменения под влиянием имперского церемониала. В результате литургический чин поставления скорее концентрирует внимание на степенях священства, нежели уделяет внимание духовным дарованиям, сужая существо служения старшего лишь до иерархического старшинства. С другой стороны, это иерархическое старшинство, толкуемое образно-символически, как бы замещает собой служения апостола, пророка и учителя, о чем свидетельствует содержание молитв поставления. Принципиально важное для древней церкви свидетельство об избрании достойного кандидата вовсе редуцировалось. Смещение акцента на степени служения клира, структура которых также сформировалась под влиянием имперской системы должностей, приведет византийскую мысль к тому, что подлинным таинством посвящения является не крещение, а хиротония, меняющая саму природу клириков по сравнению с остальными христианами.