На совместном научном заседании Императорского Православного Палестинского Общества и Государственного Эрмитажа, которое состоялось в Санкт-Петербурге 27 мая сего года, в День Сирии, в Эрмитаже, прозвучал доклад научных сотрудников Института восточных рукописей РАН В. Г. Иванова и М. В. Фионина.
Предлагаем вниманию читателей сайта это исследование о научной деятельности выдающегося гебраиста и действительного члена ИППО Павла Константиновича Коковцова.
Пальмирские исследования академика П. К. Коковцова
|
|
|
Павел Константинович Коковцов
|
Настоящий доклад посвящён незаслуженно забытой странице в истории отечественного востоковедения – деятельности выдающегося гебраиста конца XIX – первой половины XX вв., члена Императорского Православного Палестинского общества академика Императорской академии наук (а затем Академии наук СССР) Павла Константиновича Коковцова (1861 – 1942 гг.). По выражению Ю. И. Крачковского, П. К. Коковцов был «первым и последним у нас семитологом энциклопедического охвата, чувствовавшим себя хозяином во всех… разновидностях этой дисциплины – не только в… гебраистике, сирологии, арабистике, но… и в ассирологии и шумероведении».
Именно благодаря стараниям П. К. Коковцова Императорская Публичная библиотека (ныне – РНБ) обязана описанием и каталогизацией не имеющего аналогов в мире по объёму и качеству материала собрания еврейских рукописей Авраама Самуиловича Фирковича, а Эрмитаж – приобретением Пальмирского тарифа – памятника, сопоставимого по своему значению с надписью Меши, древнейшей надписью на древнееврейском языке, хранящейся в Лувре. На обстоятельствах приобретения и изучении Пальмирского тарифа П. К. Коковцовым мы остановимся подробно, но сначала дадим обзор научной и общественной деятельности учёного.
Павел Константинович принадлежал просвещённому дворянскому роду, его предки были инженерами путей сообщения и имели научные труды в этой области. Увлечение древними языками Павел Константинович приобрёл ещё в гимназические годы. Поступив в Санкт-Петербургский университет, он выбрал своей специальностью гебраистику, но помимо семитских языков (еврейского, арабского, сирийского и эфиопского), освоил также турецкий язык и санскрит. Уже первые его работы, посвящённые вопросам библеистики (в частности, выпускное сочинение 1883 г. об особенностях перевода книги Притч в Пешитте и в персидской версии), выдвинули его в ряд выдающихся учёных своего времени. Европейскую известность Павлу Константиновичу принесла переработка «Очерка истории сирийской литературы» английского семитолога В. Райта 1902 г., которая не только в России, но и на Западе (что является совершенно уникальным явлением) смогла вытеснить оригинал.
Основные научные работы П. К. Коковцова посвящены изучению рукописного наследия из собрания Императорской публичной библиотеки и восточной эпиграфики. Это, прежде всего, работы по текстологии средневековых еврейско-арабских рукописей (серия «К истории средневековой еврейской филологии и еврейской арабской литературы», посвящённая произведениям Ибн Баруна, Иехуды Хайюджа, Самуила Нагида, Ибн-Джанаха); впоследствии он также изучал тексты, связанные с историей Хазарского каганата. Его перу принадлежит ряд публикаций о несторианских надгробиях в Семиречье, об эпиграфике Пальмиры («Новые арамейские надписи из Пальмиры» 1903 г., «К пальмирской археологии и эпиграфике» 1908 г.), о сирийском блюде-дискосе с апокрифическими рисунками из византийской коллекции Эрмитажа, о мозаике с древнееврейской надписью из Каны Галлилейской и др.
Помимо заметного вклада в мировую науку, П. К. Коковцов по праву считается основателем петербургской/ленинградской школы семитологии. В период с 1894 по 1929 гг. он читал лекции на Восточном факультете, вёл занятия по сирийскому и древнееврейскому языку, читал со студентами папирусы, проводил семинары по библейской экзегезе, создал фундаментальный курс «Введение в семитологию». Почти все выдающиеся ленинградские гебраисты и сириологи середины XX века, и историки Древнего Востока были его непосредственными учениками (Михаил Николаевич Соколов, Андрей Яковлевич Борисов, Исаак Натанович Винников, Нина Викторовна Пигулевская, Василий Васильевич Струве и др.).
Будучи кабинетным учёным, Павел Константинович не чурался общественной деятельности в тех случаях, когда считал это необходимым. Актом гражданского мужества со стороны учёного стало выступление на процессе Бейлиса 1913 года, когда в качестве эксперта он обстоятельно разоблачил версию обвинителей о ритуальном характере убийства. Ещё одна малоизвестная грань общественной деятельности П. К. Коковцова – это участие в Урмийской духовной миссии Русской Православной Церкви. В содружестве с русским учёным духовенством П. К. Коковцов сделал перевод на сирийский язык чина литургии Иоанна Златоуста, который имел целью воссоединить Православную церковь и Ассирийскую церковь Востока в Урмии (на территории Ирака) и Восточной Анатолии (в Турции).
Умер П. К. Коковцов 1 января 1942 года в возрасте 81 года в блокадном Ленинграде. Его обширная библиотека в условиях блокады была передана учениками в Ленинградское отделение Института востоковедения СССР (ныне – Институт восточных рукописей РАН). Архив учёного, который, к сожалению, ещё только ждёт своих исследователей, хранится в Санкт-Петербургском филиале Архива РАН.
По словам Н. В. Пигулевской, П. К. Коковцов не только открывал новые пути в столь редкой (на то время) науке как гебраистика, но и «подвизался подвигом доброты». Эти слова его ученицы как нельзя лучше характеризуют яркий эпизод из научной биографии Павла Константиновича – его активное участие в приобретении для Эрмитажа Пальмирского таможенного тарифа. Этот памятник представляет собой каменную плиту из рыхлого известняка, относящуюся ко времена императора Адриана (137 год н. э.). На ней начертан пространный текст на греческом и арамейском языке, регламентирующий таможенные пошлины за провоз товаров через Пальмиру. Надпись представляет исключительный интерес как образец делового текста на lingua franca Римской империи с переводом на местный язык.
Плита была обнаружена неподалёку от агоры Пальмиры в марте 1882 года русским путешественником князем Семёном Семёновичем Абамелек-Лазаревым. Осматривая пальмирские древности, Абамелек-Лазарев обратил внимание на какую-то греческую надпись на «маленьком камне, который стоял вертикально на земле, выдаваясь из неё на поларшина», близ развалин храма Солнца. Немного очистив камень от песка, путешественник, к своему изумлению, обнаружил продолжение текста. С надписи был снят эстампаж, на основе которого спустя два месяца князь сделал сообщение о сенсационной находке на заседании Русского Археологического общества. В это же время о Пальмирском тарифе узнали французские учёные из Академии надписей, к которым Абамелек-Лазарев обратился с письмом с просьбой о помощи в расшифровке текста.
Вслед за сообщениями Русского Археологического общества и Французской Академии надписей последовали многочисленные публикации в европейских научных изданиях; по эстампажу делались первые расшифровки, и было установлено научное значение текста. Очень быстро надпись обрела известность за пределами научного мира. И стало ясно, что вопрос о её приобретении одним из европейских музеев, – дело лишь времени. В самой Пальмире на тот момент не было возможности ни организовать её охрану, ни защитить её от непогодных условий, так как турецкие власти не были заинтересованы в сохранении древностей Пальмиры.
Решающую роль в спасении памятника должен был сыграть энтузиазм европейских учёных, которым нужно было преодолеть трудности в транспортировке огромной плиты (что было очень сложным предприятием ввиду удалённости Пальмиры, и отсутствия сколько-нибудь хороших дорог к ней). Не меньшую трудность представляли и бюрократические препоны со стороны турецких властей. Именно такой энтузиазм в нужный момент и проявил П. К. Коковцов. В 1899 г. учёный трижды выступает на заседаниях Русского археологического общества и буквально требует от российских властей купить бесценную надпись и перевезти её в Россию.
4 мая 1899 г. он пишет записку под названием «Открытый в Пальмире князем С. С. Абамелек-Лазаревым камень с таможенным тарифом 137 г. по Р. Хр. и необходимость приобретения его для России» (напечатана в 1900 г.). В ней, в столь нехарактерной для академического учёного полемической манере, он приводит доводы в пользу необходимости активных шагов со стороны российского правительства:
«Ввиду начинающегося, по-видимому, усиленного расхищения и вывоза пальмирских древностей… особенно же ввиду страшной опасности, которая угрожает Пальмирскому тарифу со стороны возникающего под покровительством германского правительства «Deutsche Orientgesellschaft», ставящего своей главной целью обогащение германских музеев путём вывоза древностей с Востока… наконец, ввиду возможной, совершенно случайной, порчи и гибели памятника… я решаюсь просить Императорское Русское Археологическое общество обратить внимание на этот, по-видимому, совершенно забытый драгоценный памятник древней жизни и предпринять всё возможное для его спасения…
Пальмирскому тарифу… место не среди пустынных развалин, а в музеях древности. И какие же музеи имеют более права на него, чем русские музеи? Он открыт русским, стал знаменит благодаря стараниям русского и должен принадлежать только России. Было бы в высшей степени обидно и больно… если бы Пальмирский тариф… сделался бы украшением какого-либо иностранного музея, так что русские учёные должны были бы нарочно ездить за границу, чтобы изучать открытый князем Абамелек-Лазаревым памятник. С другой стороны, приобретая такую драгоценность, наши отечественные музеи, бедные по части семитической археологии и эпиграфики, могли бы кое-чем гордиться, как Луврский музей справедливо гордится, например, надписью Меши, а королевские музеи в Берлине древностями из Зенджирли.
Императорское Русское Археологическое общество при содействии дипломатических представителей России в Константинополе может без особенных усилий приобрести Пальмирский тариф для русского правительства…
То обстоятельство, что Россия редко беспокоила турецкое правительство подобными просьбами, тогда как другие государства массами вывозили древности, найденные в пределах Турецкой империи, даёт возможность особенно настаивать».
Уже на следующий день записка была рассмотрена на заседании Академии наук, после чего президент Академии обратился к русскому послу в Турции Ивану Алексеевичу Зиновьеву с соответствующей просьбой. Посольство начало переговоры с султаном, и 13 октября 1900 г. султан на аудиенции заявил И. А. Зиновьеву, что дарит России надпись. В мае 1901 г. в Пальмиру была отправлена русская экспедиция, которая, несмотря на противодействие местных турецких представителей в Пальмире, смогла раскопать тариф полностью. Огромный камень был распилен по вертикали на четыре части, затем его погрузили на повозки. Такая схема транспортировки была предложена византинистом Фёдором Ивановичем Успенским, который посетил Пальмиру с миссией Императорского Православного Палестинского Общества. К концу июля 1901 г. караван прибыл в Дамаск, откуда по железной дороге Тариф был доставлен в Бейрут, а оттуда морским путём отправился в Одессу, а затем по железной дороге в Петербург.
Однако в Петербурге тариф ожидала неприятность. Дело в том, что петербургская таможня потребовала уплаты таможенного сбора и расходов на упаковку и транспортировку камней из Одессы в Петербург. Академия наук отказывалась платить деньги, считая, что расходы должно было взять на себя Министерство двора, в чьём ведении находился Эрмитаж. Тариф мог быть выставлен на международный аукцион, и всё дело могло получить огласку в прессе.
И в этот момент П. К. Коковцов вновь предпринял энергичные шаги, теперь – по поиску средств. По сути, ему удалось организовать совместную петицию членов Академии наук (притом не связанных непосредственно с востоковедением) в пользу приобретения тарифа. Наконец, Эрмитаж и Академия уладили разногласия, и деньги были выделены из запасных средств Министерства финансов. 23 февраля 1904 г. Пальмирский тариф стал собственностью Эрмитажа, а право его первой публикации памятника осталось за П. К. Коковцоым.
Первооткрыватель Пальмирского тарифа С. С. Абамелек-Лазарев написал Павлу Константиновичу письмо с восторженными словами: «Вот что значит энергия и настойчивость одного человека, единственно Вам Россия обязана этой научной победой».
Почти сразу после приобретения Пальмирского тарифа П. К. Коковцов приступил к его обстоятельному исследованию. Первоначально он предполагал издать арамейскую часть текста как самую ценную (ведь именно на этой разновидности арамейского языка говорили Иисус и его ученики, как и большинство населения Палестины новозаветного времени), но потом решил привлечь и греческий текст. Текст должен был быть снабжён параллельным материалом из библейской и постбиблейской литературы, а также сирийской и античной литературы эллинистического периода. По настоянию П. К. Коковцова в типографии Академии наук был даже разработан специальный шрифт для публикации тарифа. К сожалению, грандиозная работа, начатая учёным, так и не была завершена ввиду того, что Пальмирский тариф был опубликован Ж.-Б. Шабо в «Корпусе семитских надписей», изданном французской Академией надписей. Несомненно, что по охвату материала исследование П. К. Коковцова превосходило бы то, что сделал Ж.-Б. Шабо, и последний сам письменно сожалел о том, что работа русского учёного не увидела свет.
Материалы П. К. Коковцова, связанные с изучением Пальмирского тарифа, хранятся среди его бумаг в Санкт-Петербургском филиале Архива РАН. Его работа над изучением тарифа была продолжена сотрудником Института востоковедения АН Ильёй Шолеймовичем Шифманом в книге «Пальмирский пошлинный тариф» (1980 г.), которая на данный момент является наиболее полным исследованием памятника на русском языке.