Из Палестинских впечатлений. С.И. Пономарев. 1873 г.

Караван русских паломников вступает в Вифлеем. Конец XIX века

I.

И так, о чем мечтал когда-то,
О чем молился я порой,
Что душу радовало свято, -
То вот я вижу пред собой!
Твержу себе неумолимо
И сам не верю между тем,
Что я у стен Иерусалима,
Что я вот еду в Вифлееем!..

Так много памятных явлений
Встает пред бедною душой,
Так много сразу впечатлений,
Что я подавлен их толпой:
Теснятся в душу быстро, смутно,
Едва слежу их в тишине,
И грусть, и радость поминутно
Чредой сменяется во мне…

Ерусалим — одно кладбище;
Идем на родину Христа!
Здесь путь ровней, и зелень чище;
И веселей кругом места.
А древность снова обступает!
Смотри, живая голова:
Цепь Моавитских гор сверкает;
Над Мертвым морем синева;

Там длинный слой густого пара
Повис вдоль гор и берегов,
Как мгла от древнего пожара
Пяти библейских городов.
Наш путь идет, то поднимаясь,
То опускаяся слегка,
Между горами, опираясь
На их отлогие бока.

Здесь и по камням, по стремнинам
Побеги зелени висят,
И чуть не рощи по долинам
В глаза мне весело глядят.
А по бокам все эти горы
Каймой широкою идут;
Они и ныне, как в те поры,
К вертепу путников ведут.

Благочестивые преданья
Сопровождают каждый шаг
И будят в нас воспоминанья
О днях чудес и дивных благ.
Вот — ныне полный запустенья -
Колодезь памятный сердцам,
Как место нового явленья
Звезды восточным мудрецам.

И что-то веет пред душою
И тихо шепчет мне: «смотри -
»Какой влечешься ты звездою,
«Какие ты несешь дары»!
Молчу… Ильинская обитель
На горке высится над всем;
Отселе разом видит зритель
Ерусалим и Вифлеем.

Здесь ангел некогда пророка
Воздвиг уснувшего: «Востань!
»Тебе идти еще далеко,
«Востань и ешь: вот Божия дань»!
И встал пророк, и укрепился,
И сорок дней он шел, пока
Его душе Господь явился
В дыхании кротком ветерка….

И мнится мне, что будто кто-то
Вдруг на меня слагает длань
И, весь проникнутый заботой,
Зовет настойчиво: «востань!..
»Востань, объятый сном греховным!
«Очнись, опомнись: близок срок, -
»И пред тобой, рабом виновным,
«Господь в вертепе недалек»!

И слышит сердце все внушения,
И знает — истине укор;
Но… жадно ловит впечатленья
Окрестных мест, далеких гор…
Вон — по горе — в Хеврон и Газу
Верблюды тянутся гуськом;
Так ясно видимые глазу
С своим зыбучим седоком.

А здесь — любимая дорога
Евреев грустных: вот они
Идут в кругу своей родни
Призвать Иаковлева Бога,
Святого Праотца почтить,
Взглянуть на памятник Рахили,
У ней поплакать на могиле,
Прошедшим душу освежить.

С горой подушек и с узлами,
Перину кинув на осла,
На нем и боком и верхами
Сидят еврейки без числа…
С душой, прискорбием объятой,
Спешу скорей их обогнуть
И между зелени богатой
Я продолжаю тихий путь.

О, дай Бог кончить благодатно
И не смущаяся ничем!
Уже глядит светло, приятно
Изжелта-белый Вифлеем.
Ему подножием далеко
Рельефно выдалась гора;
Кругом террасами широко
Вся опоясана она;

За нею тесным полукругом
Дома приветливо встают
И, поднимаясь друг над другом,
К себе как будто-бы зовут.
Я в группе зданий безпрерывной
Вертеп стараюсь угадать:
«Не от-ли он? не там-ли дивный»?
И развлекаются опять.

В краю, что небо возлюбило,
Откуда царственный пророк
И Сам Господь его — все мило,
И дорог каждый уголок.
По белокаменной дороге
За нами весело следят
И вифлеемец босоногий
И куча смугленьких ребят,

И их товарищ неразлучный
В отважном беге по горам,
Барашек крашенный и тучный,
Как бы приросший к крутизнам.
Вот с перламутровым издельем
Нас окружает молодежь,
Шумя с расчитанным весельем:
«Москов хорош! купи, хорош!

Но крепче их, по горным склонам
Сады, красуяся, манят
И светло-палевым лимоном,
И нежным яхонтом гранат.
Там, под смоковницей широкой,
Глядит так ласково, с сынком,
Лицо арабки черноокой,
В ея хитоне голубом…

В таком же, может быть наряде
Текла по этому пути
Пречистая, что в малом граде
Спасение миру принести…
И этот город предо мною:
О, здравствуй, тихий Вифлеем!..
Я собираюся душою,
Но весь взволнован я и в нем…

II.

Прочь гордость, зависть, раздраженье!
Прочь — все дурное из души!
Ах, сердце, жданное мгновенье
Достойно встретить поспеши
К Тому, кто сам Младенцем малым
В вертепе плакал и терпел,
Иди и ты дитей бывалым,
Как Он любил, как Он велел.

И там, где хор духов небесных
С святою радостью парил
И пел о милостях чудесных,
Явитесь хором, полным сил,
Ты — свет души — живая вера,
Ты — радость жизни всей — любовь!

Явитесь: вот близка пещера,
Вот сонмы Божиих рабов,
Пришельцев дальних и соседних,
Идут, теснясь, в пещеру ту,-
Меня же хоть в числе последних,
Введите к Господу Христу…

Невольно внутренне я каюсь,
Молю прощения себе
И тихо, следуя толпе,
В вертеп все глубже опускаюсь.
Там словно ангелы с небес,
Мерцают светлые лампады,
Как бы глася: „Младенец здесь!

“И Он и Матерь всем вам рады;
„Дары Им больше не нужны,
“Лишь веры ждет от вас Создатель:
„Войди — из дальней стороны,
“Войди — окрестный обитатель;
„Войдите, бедный и богатый;
“Явись с любовью, верный раб,
„Пади со вздохом виноватый!“

И богомольная толпа
Крестясь целует стены, двери,
Целует место Рождества
И самый пол святой пещеры.
Забыт весь путь, беды и грозы,
И слышны вздохи от души,
И полились живые слезы
На помост мраморный в тиши;

Одна бежит, другая блещет;
Тот пал — и медлит отойти;
Так хочет свечку поднести,
А жжет ее — рука трепещет!
И долго-долго предо мной
Толпа святыню заслоняла,
И за живой ея волной
Душа невольно наблюдала.

Здесь вера дышит на тебя
Так просто, ласково, семейно:
Арабы молятся любя,
Войдут в вертеп благоговейно
И на коленях пред святым
Сидят и смотрят бесконечно:
Здесь все так близко им, сердечно,
И Бог — Младенец ближе к ним.

С заметным чувством благодати,
Теснятся малые туда-ж
И о Спасителе-дитяти
Как будто думают: Он наш!
И перед яслями Младенца,
И перед местом Рождества,
Кругом священного столпа
Обвились ленты, полотенца,

Чтоб прикоснувшися к нему,
Хоть на единое мгновенье,
Понесть с собою освященье
И радость дому своему…
А я … смотря на вид прекрасный,
На эту веру ко Творцу,
С чем я паду, с чем я, несчастный,
Явлюся Божию лицу?

Дел добрых нету за душою,
Труда пути не испытал:
Что-ж ныне я Тому открою,
Кто за меня вот-здесь лежал?!..
Одни намеренья благие
Я разве выскажу пред Ним?
На долго-ли?.. как в дни былые
Они разсеются как дым…

Молитву-ли в душе тернистой
Затеплю ныне я?.. увы!
Ведь нет елея — веры чистой,
Огня нет — пламенной любви…
Мелькают в сердце, словно грезы,
Слова и вздохи чередой:
Ах, что слова! что наши слезы!
Порыв мгновенный и пустой!

И сознаю я понемногу,
Что я в холодности окреп:
Не так молиться нужно Богу!
Не так являться в сей вертеп!
Не так!.. и тяжко я смутился,
Поник от немощи своей…
Зачем я раньше не явился,
Когда я веровал теплей!..

Вот тот вертеп передо мною,
Вот ясли те я увидал,
О коих детскою душою
Я в церкви Божией слыхал,
Чему в Рождественские святки,
Бывало радовался я:
Где-ж веры той хотя остатки?
Где радость прежняя моя?..

Что ныне? скорбь одна, томленье;
Душа болит от дел моих,
И горько, страшно охлажденье
На этом месте в этот миг!..
В таком затмении плачевном,
Как я хотел бы пасть во прах
И в сильном трепете душевном
Разлиться в пламенных слезах

И воплем огласит пещеру:
„О Иисусе! возбуди
“Опять младенческую веру
„В моей хладеющей груди!
“О Иисусе!.. я в волненьи,
„Я падаю: Спаситель мой,
“Дай руку!..Вспомни день рожденья
„И радость Матери святой:

“И здесь, где Ты родился, ныне
„Меня духовно возроди,
“И сам, как мать, в тиши святыни,
„В свои объятья огради,
“Уйми сердечную тревогу,
„Спаси, как ведаешь, меня,
“Спаси, да с радостью и я
„Воскликну: слава в вышних Богу!“…

Иерусалим
Май 1873 г.

Вифания. 1870 год

Иду той самою дорогой,
По коей Он ходить любил,
И этот путь в душе убогой
Благоговенье возбудил.
И как идти по ней беспечно:
Вот Елеон, любимый Им;
Тут где-то плакал Он сердечно,
Смотря на свой Ерусалим;
Тут Он к друзьям, многоскорбящий,
Ходил вечернею порой,
Чтоб там, пред смертю предстоящей,
Вкусить желаемый покой…

Места не тронуты от века,
Долины, горы теж видать:
И я путь Бога-человека
Дерзаю сердцем угадать.
Что ж, шел ли здесь Он одинокий?
Где след Его пречистых ног?
На чем покоил взор глубокий?
Чем утешать себя Он мог?..
И жаль мне глубоко и больно
Его, скорбящего в пути;
И пал-бы я пред Ним невольно,
Чтоб в Нем же мир себе найти….

Или он был с учениками,
Пред ними шествуя всегда,
И кротким взором и речами
К ним обращался иногда?..
Иду я мысленно за ними;
В душе моей любовь и страх;
И всеми чувствами своими
Слежу их лица, взоры, шаг.
Восходят горы, сходят долы,
Но не влекут глаза мои:
Я сердцем слушаю глаголы
О Боге, милости, любви….

О, всесвятейшия явленья,
Неуловимыя вполне!
Как редко вы и в помышленья
Теперь слетает ко мне!
Душа давно уж опустела,
Как эти горы и холмы;
Ни чувств, ни помыслов, ни дела,
Лишь пропасть непроглядной тьмы.
И совесть тяжкой возмутилась;
И страх, и трепет на меня;
И голос смерти слышу я…
Но вот Вифания открылась!

Вифания! приют Того,
Кто был гоним всегда мятежно!
Как ты покоила Его
И как тебя любил Он нежно!
Что Он любил, того уж нет,-
Ты сирота теперь прямая;
Но все ж в тебе, как тайный свет,
Сияет нам любовь святая.

Вифания! где с каждым днем
Росли и вера и смиренье,
Где светлой памятью о Нем
Дышало каждое мгновенье.
Едва взойдет Он в твой покой -
Уже у ног сидит Мария
И речи кроткия, благия
Внимает сердцем и душой;
И, не сводя молящих взоров,
Сидит, не ведая поры;
Что ей до пищи, до укоров
Многозаботливой сестры!

Для ней — едино на потребу:
Не проронив бы ничего,
За Ним лететь душою к небу,
В святую родину Его,
Или, порою, за речами,
Заплакав сладко перед Ним,
Упасть к ногам Его самим,
Омыть их чистыми слезами…

Вифания! приют Того,
Кто на земле не знал приюта,
Но где божественность Его
Явила всем одна минута.

Вот Он стоит там, за селом;
Ученики, толпа народа;
Пред ними гроб в скале, на нем
Великий камень; плач у входа -
Рыдают сестры: в той скале
Их Лазарь, брат их, друг душевный!
Один он там, в глубокой мгле;
Уже смердит — четверодневный!

И все почившаго друзья
Поникли в горести жестокой;
И Он — Источник бытия -
С слезой в очах неодинокой….
В молчаньи ждут все одного -
Что скажет Он! какия меры!
И вот, велением Его,
Снимают камень у пещеры;

Вот очи к небу Он поднял,
Благодарить Отца святова,
Что Он Его услышал снова;
Отцом Он Бога называл,
Да верят все, да видит злоба,
Что Богом в мир ниспослан Он;
Вот громким голосом у гроба
Зовет Он: «Лазарь! выйди вон»!

И встал мертвец! из недр пещеры
Услышал Бога своего!..
Идет… идет!.. и вот у двери,-
Все ошатнулись от него:
Вот он, обвитый пеленами
И по рукам и по ногам,
Идет, колеблясь меж стенами
И ясно видят все: он сам!
Безмолвен он; из-под убруса
Блестят ожившие глаза,
Они глядят на Иисуса,
И в них — молитва и слеза!

Вифания! приют заветный!
Вот пред тобой душа моя,
Мертвец давнишний, безответный:
Когда-ж, когда воскресну я?!..
Ах, и в тебе обломки,
Чуть виден след великих дней,
И к нам не той семьи потомки -
Бегут, жужжат ряды детей!..

О тени Лазаря, Марии!
Явитесь вновь в сии места,
Внушите страннику России
Любить по-вашему Христа,
Любить Незримого в доступных,
Не разбирая никого,
Любить в друзьях, врагах, преступных,
И в меньшей братии Его -
В голодных, жаждущих усталых
В борьбе с жестокостью людей,
Любить и в этих детях малых,
Просящих помощи моей!..

Иерусалим
Сентябрь 1873 г.

Гефсиманский сад.
Из фотоальбома «Иерусалимские сувениры» (нач. XX века)

Скалистый грунт, в раздроб каменья,
Да восемь старых маслин — вот
С чем ныне взору предстает
Сад гефсиманского селенья!..

С невольным трепетом иду!..
Земли касаюсь осторожно
В бывшем некогда саду
Я озираюся тревожно:
Здесь, на страстном Его пути,
Боюся я, боюсь найти
То место, малое шагами,
Но орошенное слезами,
И обагренное слезами,
И обагренное Его
Кровавым потом… Никого
Мне не хотелось бы встретить
И ничего бы не заметить,
Но только пасть на месте том
И, головы не подымая,
Рыдать и плакать бы ручьем,
Его с томленьем вспоминая….

О, ночь ужасная, когда
Он с воплем крепким, со слезами*,
«Да мимо идет чаша та»,
Молил покорными словами!..
Он скорбью смертною объят, -
Но жаль людей, о них Он плачет,
За них готов на смерть Он,— значит,
И за меня с тобой, мой брат!

Ах, если смысл его томленья
Не ценят слабые умы;
Так поглядим же на мгновенье
Хоть на лицо Страдальца мы:
Пусть эта скорбь и пот кровавый,
Хоть на несколько минут,
Пред нашей совестью лукавой,
Неотразимо предстают!..

* Евр. V, 7.

Иерусалим
Август 1873 г.

Вид на Тивериаду с юго-востока. 1870 г.

И зной, и степь, и пыль, и путь -
Всего измяли; чуть шагаешь,
Едва глядишь, тоскует грудь;
Не воздух здесь, огонь вдыхаешь:
И это — с утренней поры!
Уж просто силы не хватало…
Как вдруг, с окраины горы,
Передо мною засверкало!..

Остановился я, и встал
С невыразимым восхищеньем;
Как обновленный я стоял,
Глядел с любовью и волненьем,
И словно нет уж для меня
Ни утомления, ни зною;
Одно лишь знаю, вижу я:
Внизу, далеко, предо мною,
В старинной раме крепких гор,
Маня и радуя мой взор,
Синеет в блещущем уборе
О, с детства памятное море
Тивериадское!.. И вдруг
Я побежал к нему невольно
И как легко и богомольно
Пред ним мой радовался дух!

Бегу, гляжу я пред собою,
Как будто я к Кому-то мчусь,
Гляжу и взором, и душою,
И все никак не нагляжусь
На эту гордую святыню
И на живую красоту…

О, да! недаром иудеи
Его издавна любят, чтут
И поэтически зовут
«Живое око Галилеи».
Своим овалом голубым
Оно, действительно, как око;
А эти горы, что высоко
Нависли хмурыя над ним -
Его насупленныя брови:
Они хранители его,
И много бед, и много крови
Не допустили до него.

Оно действительно, как око:
Оно ведь видело Его!
И это более всего
Нам душу трогает глубоко!
Его, сошедшего с небес,
Оно так близко созерцало,
В своей лазури отражало
Черты Лица и ряд чудес.

Оно сокровищницей было
Неповторяющихся дней
И тайный след их сохранило
Во глубине живой своей….
Его любил Он: здесь смиренно
Он где-то жил у берегов;
Отсюда бедных рыбаков
Позвал на ловлю всей вселенной;
Здесь благовествовал, учил,
И исцелял до ночи поздней;
Здесь запрещал Он буре грозной
И по водам его ходил,
Благословлял ловитву рыбы,
Покоил, миловал, спасал,
А зная тайные изгибы
Сердец людских, и угрожал…

Оно красуется по ныне,
А у гористых берегов
Нет и помину о святыне
И ни следа от городов.
И кто ж теперь пришельцу скажет,
Где Он, Спаситель наш, здесь жил,
Где Он молился, и учил,
Кто нам места сии укажет?!

Из мест любимейших Его
Не уцелело ничего;
А граду Ирода пощада:
Видна его Тивериада!
Толпа евреев в ней кишит
А взор на вас угрюмо мещет,
А все в окрестности — молчит,
И только озеро трепещет.

Ах, по неволе иногда
Впадаешь в мутныя мечтанья
И позавидуешь тогда
Судьбе бездушного созданья…
Но, мысли тяжкия гоня
И дух унынья ненавидя,
Живое слово вспомню я:
«Блажен, кто верут не видя».

Так Он сказал — Господь и Бог!
И если я — минутный житель,
И если здесь я — поздний зритель,
И видеть Господа не мог,
Не мог за Ним понесть я ига,
Не мог внимать Его речам:
Так вот она — святая книга -
Ее и к сердцу и к устам!
И, весь, отдавшися покою,
С невольным трепетом души,
На берегу морском, в тиши,
Страницы дивные раскрою:

«В день же той изшед Иисус из дому седящи при море.
И собирашася к нему народу мнози, якоже ему в корабль влезти и сести:
и весь народ на брезе стояше»….
Матф. 13, 1.2

Тивериада
Май 1873.