Последний консул Круглов
Последний консул
25.11.2008
Для царской России, мечтавшей о «Царьграде» и «проливах», вопрос о Палестине никогда не входил в число внешнеполитических приоритетов. Тем не менее Россия, как и другие великие державы, имела своих консулов на Святой земле. В их задачу входило покровительство местной Православной церкви (Россия традиционно считалась покровительницей турецких православных), контроль за соблюдением статус кво в святых местах, оказание помощи многочисленным православным паломникам, а также разбирательство всевозможных тяжб между российскими подданными – согласно т. н. «капитуляциям», граждане европейских держав были неподсудны турецкому правосудию.
После вступления Турции в Первую мировую войну дипломатические представительства стран Антанты были, естественно, закрыты, и российские дипломаты были вынуждены покинуть страну. Вскоре после этого турецкие власти приступили к массовому выселению российских подданных.
Казалось бы, что в условиях не слишком удачной войны и внутреннего кризиса, переросшего в революцию и братоубийственную бойню, российским политикам должно было быть не до Святой земли. Факты, однако, свидетельствуют об обратном – российская политическая элита пристально следила за изменением ситуации на Святой земле, которая, начиная с 1917 года, оказалась под английским контролем. В частности, серьёзное беспокойство вызвала знаменитая декларация Бальфура, в которой английское правительство обязалось «приложить все усилия» для создания в Палестине «национального очага для еврейского народа». По мнению российских политиков, это обещание противоречило российским интересам, а также грозило необратимым изменением статус кво в регионе.
Наибольшую настойчивость и последовательность проявляла, естественно, Русская православная церковь, которую не мог не волновать вопрос «о судьбе страны, где протекала земная жизнь Господа нашего Иисуса Христа» (цитата из письма митрополита Платона А. А. Нератову, возглавлявшему Управление иностранных дел в правительстве Деникина). Русские епископы даже собирались отправить специальную делегацию на Парижскую мирную конференцию, дабы указать представителям держав-победительниц «на необходимость освобождения Палестины и других святых мест из рук иноверных». Разумеется, в условиях Гражданской войны эти планы так и остались лишь на бумаге.
Интерес к палестинскому вопросу проявляли и в политическом руководстве Белого движения. Об этом, безусловно, свидетельствует целый ряд официальных докладных записок, родившихся в недрах различных ведомств (бывшего члена Государственного совета Ковалевского, бывшего консула в Константинополе Шебунина и др.), а также регулярные упоминания палестинских дел в отчётах дипломатов, имевших хоть какое-то касательство к этим вопросам (в первую очередь, посланника в Ватикане А. Лысаковского).
Однако любые российские инициативы были ограничены не только из-за того, что страна безнадёжно погрязла в Гражданской войне, но и из-за отсутствия хоть какого-то представителя в Палестине, который мог бы если не влиять на ситуацию, то, по крайней мере, поставлять информацию из первых рук. Поэтому практически сразу после прекращения Первой мировой войны в белых дипломатических кругах заговорили о необходимости иметь в Палестине своего консула.
В силу различных причин практическую реализацию этого плана пришлось отложить до мая 1920 года, когда в Иерусалим был направлен Алексей Фёдорович Круглов, официально именуемый «заведующим русскими интересами в Палестине». Кандидатура Круглова была выбрана неслучайно: опытный дипломат долгое время был консулом в Багдаде и Алеппо, а за несколько лет до войны стал русским представителем в Иерусалиме. Поэтому новое назначение неожиданностью для Круглова не стало.
Однако новый статус Круглова принципиально отличался от довоенного. Тогда он был официальным представителем великой державы. Теперь же всё изменилось. Ни бывшему главе царского МИДа Сазонову, ни сменившему его опытному дипломату Гирсу так и не удалось добиться официального признания деникинского правительства. Чуть больше повезло Петру Струве, назначенному на этот пост Врангелем: несмотря на отсутствие дипломатического опыта, он смог добиться, чтобы правительство Крыма было де-факто признано Францией. Однако для англичан, управлявших Палестиной, это признание практически ничего не обозначало. В их глазах Круглов был просто частным лицом, не имеющим каких-либо дипломатических прав и полномочий. Поэтому российский посланник даже не всегда имел возможность своевременно отправлять свои донесения – некоторые из его посланий просто не прошли бы военную цензуру.
Кроме того, за свою деятельность Круглов не получал никакого вознаграждения. Так что «заведующим русскими интересами в Палестине» вынужден был существовать и вести свою работу... за счёт продажи личных вещей!
В этой ситуации Круглов, естественно, был лишён возможности действовать официальным образом. Так что ему оставалось лишь информировать начальство о развитии событий, да жаловаться на то, что ничего нельзя сделать и русские дела в Палестине идут всё хуже и хуже.
Как и большинство белых дипломатов, Круглов не сочувствовал сионизму, считая еврейскую колонизацию Палестины противоречащей российским интересам. Предвосхищая послевоенную советскую дипломатию, он писал, что если в Палестине будет всё-таки создано еврейское государство, то проводником российских интересов смогут стать местные арабы, которые, по его мнению, рано или поздно обретут независимость. Поэтому, писал Круглов, «как только Бог поможет нашей родине оправится от поразившего её недуга, следует войти с ними (арабами. – Е. Л.) в сношение и установить там самую серьёзную агентуру и представительство».
Не сочувствовал Круглов и англичанам. И в своих донесениях злорадно перечислял даже самые мелкие их неудачи – неприятности, вроде первой коммунистической демонстрации, состоявшейся в Яффо («первое форменное выступление евреев-большевиков»), или забастовки на винных заводах в Ришоне.
Впрочем, еврейские или английские проблемы лишь эпизодически мелькают на страницах посланий Круглова. Главной же темой его донесений были, естественно, русские и российские дела, которые, по его словам, с каждым днём шли всё хуже и хуже.
До войны Палестину ежегодно посещали тысячи российских паломников. При англичанах, однако, ситуация резко изменилась. По словам Круглова, новая власть всеми возможными способами ограничивала русским православным доступ к святым местам. В одном из донесений консул жаловался, что «русскому христианину» приходится ждать «пропуска» 30-40 дней («в то время как еврею – 3-4 дня»), в другом – что российским паломникам англичане и вовсе не дают «пасов».
Очень болезненно стоял вопрос о бывшей российской собственности в Палестине. Ссылаясь не острый дефицит помещений, англичане повсеместно реквизировали недвижимость, принадлежавшую различным российским учреждениям. В частности, в Иерусалиме к ним перешло бывшее Сергиево подворье, принадлежавшее Императорскому православному палестинскому обществу, в бывших странноприимных домах разместились полицейский участок и суд.
Круглов жаловался на реквизиции своему начальству, иногда пытался протестовать, справедливо утверждая, что квартирный кризис – квартирным кризисом, однако «русские учреждения и русские подданные в этом неповинны и отвечать за это своим карманом не обязаны». Однако, будучи лишь частным лицом, ничего сделать он, разумеется, не мог.
По мере скромных возможностей Круглов пытался привлечь немногочисленных палестинских россиян к борьбе с большевистским режимом. Однако и здесь ему не удалось достичь каких-либо видимых успехов. К примеру, когда в 1921 году в Петрограде начался процесс над митрополитом Вениамином, консул попытался составить воззвание протеста от имени местного русского духовенства. Однако из этой затеи ничего не вышло: как язвительно заметил Круглов, православное общество вело себя пассивно и даже опасливо и «до сих пор не решилось самостоятельно выявить свой образ мысли – стоит ли оно за расстрел митрополита Петроградского Вениамина или против».
Письмо Круглова по поводу процесса над Вениамином датировано 3 октября 1922 года. На этом официальная переписка прерывается. Видимо, примерно тогда же закончилась и его официальная миссия.
После «отставки» бывший консул Круглов прожил ещё двадцать с лишним лет и скончался в Бейруте в 1948 году, вскоре после начала арабо-израильской войны. В каком-то смысле его судьба повторила судьбу актива белой эмиграции. Он до конца пытался исполнить свой долг перед Россией в том, как он его понимал, потерпел неудачу и вынужден был доживать свой век как частное лицо, не способный уже ни на что повлиять и вынужденный ограничиться скромной ролью наблюдателя.
В течение последующих двадцати лет ни белая, ни красная Россия не проявляли особого интереса к Палестине. Ситуация изменилась лишь в сороковые годы, когда Ближний Восток вновь оказался в центре противостояния великих держав. Но это, однако, были уже совсем другие люди и совсем другая история.
Евгений Левин
http://www.russkiymir.ru/russkiymir/ru/publications/articles/article0193.html
25.11.2008
Для царской России, мечтавшей о «Царьграде» и «проливах», вопрос о Палестине никогда не входил в число внешнеполитических приоритетов. Тем не менее Россия, как и другие великие державы, имела своих консулов на Святой земле. В их задачу входило покровительство местной Православной церкви (Россия традиционно считалась покровительницей турецких православных), контроль за соблюдением статус кво в святых местах, оказание помощи многочисленным православным паломникам, а также разбирательство всевозможных тяжб между российскими подданными – согласно т. н. «капитуляциям», граждане европейских держав были неподсудны турецкому правосудию.
После вступления Турции в Первую мировую войну дипломатические представительства стран Антанты были, естественно, закрыты, и российские дипломаты были вынуждены покинуть страну. Вскоре после этого турецкие власти приступили к массовому выселению российских подданных.
Казалось бы, что в условиях не слишком удачной войны и внутреннего кризиса, переросшего в революцию и братоубийственную бойню, российским политикам должно было быть не до Святой земли. Факты, однако, свидетельствуют об обратном – российская политическая элита пристально следила за изменением ситуации на Святой земле, которая, начиная с 1917 года, оказалась под английским контролем. В частности, серьёзное беспокойство вызвала знаменитая декларация Бальфура, в которой английское правительство обязалось «приложить все усилия» для создания в Палестине «национального очага для еврейского народа». По мнению российских политиков, это обещание противоречило российским интересам, а также грозило необратимым изменением статус кво в регионе.
Наибольшую настойчивость и последовательность проявляла, естественно, Русская православная церковь, которую не мог не волновать вопрос «о судьбе страны, где протекала земная жизнь Господа нашего Иисуса Христа» (цитата из письма митрополита Платона А. А. Нератову, возглавлявшему Управление иностранных дел в правительстве Деникина). Русские епископы даже собирались отправить специальную делегацию на Парижскую мирную конференцию, дабы указать представителям держав-победительниц «на необходимость освобождения Палестины и других святых мест из рук иноверных». Разумеется, в условиях Гражданской войны эти планы так и остались лишь на бумаге.
Интерес к палестинскому вопросу проявляли и в политическом руководстве Белого движения. Об этом, безусловно, свидетельствует целый ряд официальных докладных записок, родившихся в недрах различных ведомств (бывшего члена Государственного совета Ковалевского, бывшего консула в Константинополе Шебунина и др.), а также регулярные упоминания палестинских дел в отчётах дипломатов, имевших хоть какое-то касательство к этим вопросам (в первую очередь, посланника в Ватикане А. Лысаковского).
Однако любые российские инициативы были ограничены не только из-за того, что страна безнадёжно погрязла в Гражданской войне, но и из-за отсутствия хоть какого-то представителя в Палестине, который мог бы если не влиять на ситуацию, то, по крайней мере, поставлять информацию из первых рук. Поэтому практически сразу после прекращения Первой мировой войны в белых дипломатических кругах заговорили о необходимости иметь в Палестине своего консула.
В силу различных причин практическую реализацию этого плана пришлось отложить до мая 1920 года, когда в Иерусалим был направлен Алексей Фёдорович Круглов, официально именуемый «заведующим русскими интересами в Палестине». Кандидатура Круглова была выбрана неслучайно: опытный дипломат долгое время был консулом в Багдаде и Алеппо, а за несколько лет до войны стал русским представителем в Иерусалиме. Поэтому новое назначение неожиданностью для Круглова не стало.
Однако новый статус Круглова принципиально отличался от довоенного. Тогда он был официальным представителем великой державы. Теперь же всё изменилось. Ни бывшему главе царского МИДа Сазонову, ни сменившему его опытному дипломату Гирсу так и не удалось добиться официального признания деникинского правительства. Чуть больше повезло Петру Струве, назначенному на этот пост Врангелем: несмотря на отсутствие дипломатического опыта, он смог добиться, чтобы правительство Крыма было де-факто признано Францией. Однако для англичан, управлявших Палестиной, это признание практически ничего не обозначало. В их глазах Круглов был просто частным лицом, не имеющим каких-либо дипломатических прав и полномочий. Поэтому российский посланник даже не всегда имел возможность своевременно отправлять свои донесения – некоторые из его посланий просто не прошли бы военную цензуру.
Кроме того, за свою деятельность Круглов не получал никакого вознаграждения. Так что «заведующим русскими интересами в Палестине» вынужден был существовать и вести свою работу... за счёт продажи личных вещей!
В этой ситуации Круглов, естественно, был лишён возможности действовать официальным образом. Так что ему оставалось лишь информировать начальство о развитии событий, да жаловаться на то, что ничего нельзя сделать и русские дела в Палестине идут всё хуже и хуже.
Как и большинство белых дипломатов, Круглов не сочувствовал сионизму, считая еврейскую колонизацию Палестины противоречащей российским интересам. Предвосхищая послевоенную советскую дипломатию, он писал, что если в Палестине будет всё-таки создано еврейское государство, то проводником российских интересов смогут стать местные арабы, которые, по его мнению, рано или поздно обретут независимость. Поэтому, писал Круглов, «как только Бог поможет нашей родине оправится от поразившего её недуга, следует войти с ними (арабами. – Е. Л.) в сношение и установить там самую серьёзную агентуру и представительство».
Не сочувствовал Круглов и англичанам. И в своих донесениях злорадно перечислял даже самые мелкие их неудачи – неприятности, вроде первой коммунистической демонстрации, состоявшейся в Яффо («первое форменное выступление евреев-большевиков»), или забастовки на винных заводах в Ришоне.
Впрочем, еврейские или английские проблемы лишь эпизодически мелькают на страницах посланий Круглова. Главной же темой его донесений были, естественно, русские и российские дела, которые, по его словам, с каждым днём шли всё хуже и хуже.
До войны Палестину ежегодно посещали тысячи российских паломников. При англичанах, однако, ситуация резко изменилась. По словам Круглова, новая власть всеми возможными способами ограничивала русским православным доступ к святым местам. В одном из донесений консул жаловался, что «русскому христианину» приходится ждать «пропуска» 30-40 дней («в то время как еврею – 3-4 дня»), в другом – что российским паломникам англичане и вовсе не дают «пасов».
Очень болезненно стоял вопрос о бывшей российской собственности в Палестине. Ссылаясь не острый дефицит помещений, англичане повсеместно реквизировали недвижимость, принадлежавшую различным российским учреждениям. В частности, в Иерусалиме к ним перешло бывшее Сергиево подворье, принадлежавшее Императорскому православному палестинскому обществу, в бывших странноприимных домах разместились полицейский участок и суд.
Круглов жаловался на реквизиции своему начальству, иногда пытался протестовать, справедливо утверждая, что квартирный кризис – квартирным кризисом, однако «русские учреждения и русские подданные в этом неповинны и отвечать за это своим карманом не обязаны». Однако, будучи лишь частным лицом, ничего сделать он, разумеется, не мог.
По мере скромных возможностей Круглов пытался привлечь немногочисленных палестинских россиян к борьбе с большевистским режимом. Однако и здесь ему не удалось достичь каких-либо видимых успехов. К примеру, когда в 1921 году в Петрограде начался процесс над митрополитом Вениамином, консул попытался составить воззвание протеста от имени местного русского духовенства. Однако из этой затеи ничего не вышло: как язвительно заметил Круглов, православное общество вело себя пассивно и даже опасливо и «до сих пор не решилось самостоятельно выявить свой образ мысли – стоит ли оно за расстрел митрополита Петроградского Вениамина или против».
Письмо Круглова по поводу процесса над Вениамином датировано 3 октября 1922 года. На этом официальная переписка прерывается. Видимо, примерно тогда же закончилась и его официальная миссия.
После «отставки» бывший консул Круглов прожил ещё двадцать с лишним лет и скончался в Бейруте в 1948 году, вскоре после начала арабо-израильской войны. В каком-то смысле его судьба повторила судьбу актива белой эмиграции. Он до конца пытался исполнить свой долг перед Россией в том, как он его понимал, потерпел неудачу и вынужден был доживать свой век как частное лицо, не способный уже ни на что повлиять и вынужденный ограничиться скромной ролью наблюдателя.
В течение последующих двадцати лет ни белая, ни красная Россия не проявляли особого интереса к Палестине. Ситуация изменилась лишь в сороковые годы, когда Ближний Восток вновь оказался в центре противостояния великих держав. Но это, однако, были уже совсем другие люди и совсем другая история.
Евгений Левин
http://www.russkiymir.ru/russkiymir/ru/publications/articles/article0193.html
Поделиться:
