Палестиноведение в Казанской духовной академии (1880–1910-е гг.)

1) Сам термин «палестиноведение», используемый в наши дни довольно активно, кажется современным, рожденным в последние десятилетия. Однако его применение к реалиям конца XIX – начала XX в. не является нарушением принципа историзма: не только в европейском, но и в российском научном контексте указанных лет он был вполне устоявшимся/1/.

2) Содержательное наполнение палестиноведения: к какой области науки оно принадлежит и как связано с богословием? Как и все подобные науки – славяноведение, востоковедение, россиеведение – палестиноведение включает в себя все полезные сведения о Палестине и прилегающих областях: географические, археологические, исторические, филологические. Но для церковной науки все эти сведения имеют лишь вспомогательное значение: так как Палестина – это, прежде всего, Святая Земля, смыслообразующим центром церковного палестиноведения является богословие. Однако если для древней христианской традиции связь Писания с реалиями земли народа избранного и Спасителя была вполне естественна – достаточно вспомнить блаженного Иеронима/2/, – то эпоха схоластики оторвала библейский текст от земной реальности. Исследовательский порыв XIX в. должен был преодолеть этот разрыв; результатом преодоления и стало палестиноведение.

3) особенности палестиноведения в КазДА: если для остальных академий оно подразумевало, прежде всего, изучение христианства, чем занимались библеисты, церковные историки, литургисты, то для КазДА палестиноведение включало и изучение ислама, и им активно занимались и миссионерские кафедры КазДА. Так как на настоящем этапе в Казанской ДС начинается возрождение исламоведческого направления, особое внимание в докладе будет обращено на ЭТУ составляющую палестиноведения.

Началом непосредственной связи российских духовных академий с Палестиной можно считать учреждение Русской духовной миссии в Иерусалиме, но из действующих «академиков» первым с Востоком встретился молодой преподаватель КазДА Н. И. Ильминский. Так как ему будет посвящен сегодня отдельный доклад, напомню лишь, что длительное путешествие Ильминского – с июня 1851 по июль 1854 г. – совершалось в преддверии открытия в КазДА миссионерских отделений и имело главной целью изучение арабского, турецкого и персидского языков, вероисповедных особенностей и традиций ислама/3/. Но в начале 1853 г. Ильминский, преодолев Синайскую пустыню, попал в святые места Палестины и Сирии, жил в древних монастырях, изучал жизнь православных арабов и арабские переводы Священного Писания, общался с членами Русской духовной миссии. Однако при всей плодотворности этого первого включения КазДА в ореол Святой Земли, для палестиноведения это была предыстория.

Сама же история началась в 1880-х гг., и это имело несколько причин. Во-первых, общее развитие научных исследований в духовных академиях, стимулируемое Уставом 1869 г., сформировало новые области богословия – библейскую археологию, историческую литургику и др., связанные с Палестиной и готовые разрабатывать сокровища, хранящиеся в ее недрах и древних библиотеках. Во-вторых, тот же Устав 1869 г. предоставил преподавателям духовных академий возможность научных командировок и самостоятельных поездок, в том числе, на Восток. В-третьих, в 1882 г. было учреждено Православное Палестинское общество, поставившее перед собой задачи содействовать паломничеству в Святую Землю и развивать научные исследования, связанные с Православным Востоком. Наконец, Уставом духовных академий 1884 г. в КазДА была введена особая миссионерская группа наук, и миссионеры нового поколения были очень заинтересованы в живой связи с Востоком. Таким образом, научный прорыв в палестинском направлении был подготовлен, и он произошел, как по «христианской», так и по «мусульманской» составляющим, причем вторая на три года обогнала первую.

К моменту выделения в специальную группу миссионерские дисциплины в КазДА существовали, но в довольно печальном состоянии, ибо при предшествующем Уставе они имели факультативный статус. В 1884 г. преподаватель противомусульманских предметов М. А. Машанов заявил о необходимости командировки на Восток, подчеркивая уникальность миссионерского отделения КазДА, как единственного явления не только в России, но и вообще в христианских странах. Но преподавателям приходится «создавать самую науку полемики»; для изучения арабского языка нужно общение с его носителями, которых нет в Казани; «мухаммедано-богословская» же литература преимущественно ходит в рукописях и книгах редкой печати на Востоке/4/.

М. А. Машанов был отправлен в двухлетнюю командировку на Восток – в Сирию, Палестину, Египет и Аравию/5/. В центре его научных интересов, кроме арабского языка, было всестороннее изучение мусульманства: его догматики, истории, источников религиозного и гражданского права (фикха), богословско-правовых школ в исламе, сущности мусульманского брака/6/. Но в исследованиях М. А. Машанова было немало полезного собственно для палестиноведения: региональные особенности в образе жизни мусульманских народов, их этнография, национальные и бытовые традиции, взаимосвязь и взаимовлияние народов Востока в религиозных обычаях. Так, им были выдвинуты гипотезы о связи евреев и мусульман в отношении к священным предметам, в обычае освящения гробниц и пр./7/. Кроме того, М. А. Машанова интересовало и положение христиан в Палестине и Сирии, деятельность разных христианских миссий, постановка миссионерского дела у протестантов и католиков/8/.

В последующие годы проблему с изучением «живого» арабского языка казанскими миссионерами попытались решить привлечением к учебному процессу представителей Палестины и Сирии: сперва архимандрита Рафаила (Хававини), затем выпускника самой академии Пантелеимона Крестовича Жузе/9/. Присутствие в КазДА «природных арабов» еще более тесно связало академию со Святой Землей и стимулировало формирование казанского палестиноведения. Если архимандрит Рафаил задержался в КазДА недолго (1893–1895), то П. К. Жузе стал членом казанской духовно-академической корпорации на два десятилетия (1896–1917). Его особые знания – арабского языка, реального контекста Православного Востока, специфики ислама в этом регионе – оказались в Казани очень востребованы. В исследованиях Жузе соединились оба палестиноведческих направления – «христианское» и «мусульманское»: с одной стороны, он изучал историю православных восточных Церквей, их национальную и церковную специфику/10/; с другой, мусульманское право и историю ислама во взаимодействии его с христианством/11/.

В 1897 и 1909–1910 гг. П. К. Жузе отправлялся в научные командировки на Ближний Восток, причем «командировочные проекты» отражали его исследовательское кредо: изучать историю христианства в Сирии и Палестине в реальном контексте, то есть, с учетом мусульманства, причем не только «официального», но и оппозиционных течений: мутазилитов, хуррамитов, исмаилитов, карматов. Жузе был убежден во влиянии, с одной стороны, «некоторых христианских сект на возникновение, характер и дальнейшее развитие ислама», с другой, – в дальнейшем влиянии ИСЛАМА на специфические направления сиро-палестинского христианства/12/. Но для решения этих сложных вопросов требовалось доскональное изучение арабских и сирийских рукописей, хранящихся в библиотеках Синая, Иерусалима, Дамаска, Бейрута.

Разумеется, П. К. Жузе был не единственным русским востоковедом, тесно соединявшим интерес к христианскому Востоку с интересом к ИСЛАМУ – напротив, некоторые исследователи именно это соединение считали ярко выраженной традицией «русского арабизма»/13/. Но в духовно-академическом палестиноведении П. К. Жузе был наиболее ярким и последовательным сторонником комплексного изучения судеб христианства и ислама в Сирии и Палестине.

В «христианском» палестиноведении КазДА доминировали литургические и библеистические интересы. Летом 1888 г. в Палестину и на Афон отправился профессор литургики и церковной археологии Н. Ф. Красносельцев/14/. В этой поездке он «открыл» богатства Иерусалимской Патриаршей библиотеки/15/. Разумеется, западные ученые и члены Русской духовной миссии неоднократно обращались к древним рукописям этой библиотеки, но для КазДА и русской литургической науки в целом профессиональное внимание Н. Ф. Красносельцева было чрезвычайно важно. непосредственным результатом его стало описание славянских рукописей Иерусалимской Патриаршей библиотеки.

Интерес Н. Ф. Красносельцева к рукописям Палестины и всего Православного Востока перенял и даже преумножил его ученик А. А. Дмитриевский – выпускник (1882) и недолгий преподаватель КазДА, хотя «палестинский период» последнего относится уже к годам его преподавания в КДА (1884–1907) и служения в ИППО (1907–1917).

В том же 1888 г. в непосредственное изучение Палестины включились и казанские библеисты: профессор кафедры Священного Писания Ветхого Завета П. А. Юнгеров также отправился в Палестину, обосновав путешествие профессиональной необходимостью изучения святых мест для специалиста его профиля/16/.

Личное включение в реалии страны «священных воспоминаний» не только возбуждало научный интерес, но и превращало «кабинетного» библеиста в «палестиноведа». Лучшим примером этого является профессор библейской археологии и еврейского языка С. А. Терновский: первоначально понимая библейскую археологию как науку исключительно книжную, основанную на текстах Библии, как единственном источнике, после посещения Палестины он изменил мнение, переработал курс лекций. разработал систему топонимики и «священной географии» Иерусалима/17/.

Командировки в Палестину были действенным средством приготовления к преподаванию в соответствующих областях. Так, в 1908 г. в Палестину был командирован доцент Е. Я. Полянский, назначенный преемником С. А. Терновского на кафедру библейской археологии/18/. Мероприятие оказалось вполне оправданным: Е. Я. Полянский не только стал хорошим преподавателем библейской археологии, но постарался провести ревизию европейских и русских исследований по палестиноведению, проанализировав их результаты, научные проблемы и перспективы/19/.

Важное место среди казанских палестиноведов занимает профессор библейской истории В. И. Протопопов, который, в отличие от своего  предшественника по кафедре Я. А. Богородского, мыслил преподаваемую науку именно как историю со всеми ее нюансами, противоречиями, причинно-следственными связями, требующими научно-критического исследования с привлечением полноценной источниковой базы.

Конкретный научный интерес В. И. Протопопова сосредоточился на самарянах, с которыми была тесно связана история богоизбранного народа: им Протопопов планировал посвятить докторскую диссертацию, и в 1910 г. отправился в Палестину собирать для нее источники. В. И. Протопопов не только занимался поиском самарянских книг, отправляясь за ними в экспедиции в Сихем, приглашая самарян к себе в Иерусалим, приобретая самарянские документы/20/, но и вел активную церковно-практическую деятельность, что было отмечено грамотой Иерусалимского Патриарха и орденом Золотого Креста и Животворящего Древа/21/.

Проект диссертации В. И. Протопопова так и остался неосуществленным, но собранные материалы послужили основой для нескольких статей: обзора самарянской литературы, очерков о современном состоянии самарян и о русских паломниках в Святой Земле/22/.

В последние предреволюционные годы в палестиноведение включились и церковные историки КазДА – в лице ректора академии (с 1913 г.) епископа Анатолия (Грисюка), писавшего в КДА магистерскую диссертацию по сирийскому монашеству первых веков/23/ и бывавшего в Святой Земле и его учеников.

КазДА подарила двух великих исследователей Православного Востока и другим академиям: уже упомянутого выше А. А. Дмитриевского – КДА и выпускника 1890 г. И. И. Соколова – СПбДА. Хотя серьезное изучение Православного Востока относилось уже к пост-казанскому периоду деятельности каждого из них, докторские диссертации по восточной тематике были представлены в родную академию/24/. Особое значение имело описание литургических рукописей Православного Востока А. А. Дмитриевского, во многом определившее перспективы исторической литургики.

Кроме ученых командировок на Православный Восток, преподаватели и студенты КазДА совершали туда паломнические поездки, которые для исследователей не очень сильно отличалось от первых, что подтвердили приведенные примеры Н. Ф. Красносельцева и П. А. Юнгерова. Но и студенческие паломничества, хотя они проявляли преимущественно благочестивое желание поклониться святыням, были не лишены научного интереса к Палестине. В начале XX в. состоялось две коллективных поездки студентов КазДА на Восток: в 1907 г. группу студентов возглавили ректор академии епископ Алексий (Дородницын) и П. К. Жузе/25/, в 1914 г. несколько студентов КазДА присоединились к паломнической группе из всех четырех академий/26/. Подготовка к этим поездкам проводилась с привлечением литературы по Святой Земле, изучением истории и географии Палестины, ее монастырей и храмов/27/.

Существенную поддержку в ученых путешествиях на Православный Восток и публикации результатов оказывало Палестинское общество, членами которого стали многие представители КазДА.

В конце XIX – начале XX в., когда внешние миссии Русской Церкви стали набирать силу и очень важно было «оснастить» их богословски образованными кадрами, надежды возлагались на выпускников духовных академий и, в первую очередь, на миссионерское отделение КазДА. Вопрос не был решен на системном уровне, но отдельные энтузиасты восприняли возлагаемые на них надежды. Так, выпускник противомусульманского направления 1894 г. Дмитрий Богданов просил Совет академии ходатайствовать об определении его преподавателем в одну из школ ИППО/28/, стремясь «укрепить, продолжить и расширить» полученные знания и «ознакомиться с практической стороной миссионерства в стране, где сосредоточена самая кипучая миссионерская деятельность»/29/. Д. Ф. Богданов прослужил в Святой Земле 11 лет: был учителем Назаретского пансиона; затем инспектором Сирийских учебных заведений Палестинского общества/30/.

В октябре 1912 г. было предпринято еще одно централизованное усилие по подготовке студентов высшей духовной школы к миссионерскому служению: всем духовным академиям было предложено ежегодно отправлять одного из выпускников в петербургскую Практическую академию при Обществе востоковедения. «Восточное направление» КазДА и собственно палестиноведение могли получить серьезную научную поддержку/31/, но система не успела реализоваться в задуманной полноте.

Однако все же студенты КазДА внесли определенный вклад в развитие палестиноведения – прежде всего, в своих кандидатских диссертациях – библеистических, историко-литургических, церковно-исторических и исламоведческих. Эти исследования стимулировались и общим «палестинским» настроем русского общества в 1880-90-х гг., и накопившимся комплексом источников, и постепенно складывавшейся историографической традицией, чему способствовали периодические и продолжающиеся издания ИППО.

Прежде всего Сирия и Палестина с их историческими, экклесиологическими, конфессиональными проблемами были объектом изучения их посланцев – студентов-арабов, обучавшихся в российских духовных школах, в том числе, и в КазДА. В прошлом году этому был посвящен особый доклад, поэтому напомню лишь основные направления их исследований: 1) историко-каноническое, изучавшее внешнее положение и внутреннее управление Антиохийской Церкви в разные эпохи ее бытия/32/; 2) богословско-филологическое или полемическое, связанное с изучением сирийских сект по их вероисповедным и богослужебным текстам или сравнительным анализом христианского и мусульманского учений по тем или иным вопросам/33/.

Но Восток интересовал и студентов из коренных россиян. На рубеже веков появляется ряд исследований, посвященных истории Иерусалима, местностям Палестины, упоминаемым в книгах Священного Писания/34/; значению русской ученой литературы о Святой Земле для библейской археологии/35/; систематизации накопленных источников и русской и западной историографии, связанных со Святой Землей,/36/.

Одним из направлений стала история паломничеств: в 1903-1919 гг. в трех диссертациях было представлено исследование русского паломничества в Палестину с XII в. до начала XX в./37/. Авторы не только старались учесть исторический и идейный контекст каждого паломничества и его значение для современников, но ставили вопрос: имеют ли паломничества научно-археологическую ценность и могут ли претендовать на научно-богословское осмысление/38/?

Наконец, в 1918 г. выпускник академии иеродиакон Ириней (Шульмин) постарался понять значение палестиноведения для изучения Библии/39/. Таким образом, круг в определенном смысле замкнулся: если богословское изучение Палестины начиналось с Библии, то теперь исследованные реалии Палестины давали определенную помощь в более глубоком понимании библейского текста.

* * *

Подводя итог, можно сделать  определенные выводы.

1. Палестиноведение, зародившееся в духовных академиях в последние десятилетия, несмотря на вполне устоявшийся термин, не успело окончательно оформиться в научном отношении: очертить круг изучаемых научных проблем, сформулировать основные задачи и выработать методы исследования. Так как вопросы, связанные с Палестиной, интересовали специалистов из разных областей духовно-академической науки, связи нащупывались постепенно, иногда случайно. Последовательное и системное изучение Палестины, как уникального явления в мировой истории, со всей полнотой христианской богословской нагрузки, значением для всех мировых религий, спецификой церковного развития, катаклизмами, было делом научной перспективы.
2. Разумеется, и при более продуманной постановке и формулировке основных задач палестиноведение не могло получить в духовных академиях статус самостоятельной дисциплины, свидетельствуемый учреждением особой кафедры и стабильным местом в научно-богословской палитре. Целостность этого научного направления даже в перспективе имела, скорее, виртуальный характер.
3. Исследовательские темы и проблемы, формулируемые палестиноведами, вырабатываемые ими исследовательские подходы не просто воспринимались в церковной научной среде. Так, подвергалась сомнению научная ценность изучения святых мест как таковых, истории паломничеств и прочих вопросов, связанных с «богословием святых мест». От изучения ислама в Палестине требовали большей полемичности, исследования же, не заостренные на полемике, часто не признавались ценными для православного богословия.
4. Тем не менее, проводимые исследования, связанные с Палестиной и прилегающими к ней странами, подтверждали плодотворность именно такого комплексного подхода. Особенно ярко это свидетельствовалось исследованиями в КазДА: полноценное изучение Палестины, с одной стороны, заостряло внимание на проблемных вопросах в истории христианства, с другой стороны, предостерегало от упрощенного подхода к полемике с мусульманством. Таким образом, палестиноведение стало исследовательской областью, в современной терминологии определяемой, как «междисциплинарная», если и не утвердившей свою научную состоятельность, то наметившей перспективы этой состоятельности.

_____________
Примечания

В докладе используются общепринятые сокращения в названиях духовных школ: СПбДА – Санкт-Петербургская духовная академия, МДА – Московская духовная академия, КДА – Киевская духовная академия, КазДА – Казанская духовная академия, ДС – духовная семинария.

/1/ См.: Три статьи к русскому палестиноведению / Изд. архим. Леонида [(Кавелина)] // Православный палестинский сборник. 1889. Т. VI. Вып. 1 (16). С. 1–58; Корсунский И. Н. Новые труды в области Палестиноведения // Богословский вестник. 1892. № 7. С. 107–125 и др.

/2/ См.: Полянский Е. Я. Творения блаженного Иеронима, как источник для библейской археологии. Казань, 1908.

/3/ РГИА. Ф. 802 (Учебный комитет). Оп. 5. Д. 13584, 13820. Была выделена немалая по тем временам сумма (3.000 руб.), большую часть которой Н. И. Ильминский потратил на книги и ценные памятники, переданные в дальнейшем в библиотеку КазДА. См. также: Знаменский П. В. На память о Николае Ивановиче Ильминском. Казань, 1892. С. 166; Витевский В. Н. Н. И. Ильминский. Директор Казанской Учительской семинарии. Казань, 1892. С. 7–8; Никанор (Каменский), архиеп. Один из питомцев Казанской духовной академии Н. И. Ильминский // Казанский сборник статей. Казань, 1909. С. 710; Колчерин А. С. Н. И. Ильминский. Директор Казанской Инородческой Учительской семинарии // Православный собеседник (далее: ПС). 2002. № 1. С. 54.

/4/ НА РТ. Ф. 967 (М. А. Машанов). Оп. 1. Д. 2. Записка Машанова ректору академии А. П. Владимирскому. Л. 4–5.

/5/  РГИА. Ф. 796 (Канцелярия Святейшего Синода). Оп. 166. Д. 550. О командировании и. о. должность доцента КазДА Михаила Машанова на Восток с ученой целью. Л. 1–6; НА РТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 7891. О командировании М. Машанова на мухаммеданский Восток. Л. 1–47.

/6/ НА РТ. Ф. 967. Оп. 1. Д. 10. Годовой отчет М. А. Машанова о занятиях за границей. Л. 1–32; Там же. Д. 105 а. Предметный указатель проработанных книг и статей. Л. 23–133; Краткий отчет о научных занятиях доцента академии М. Машанова во время командировки его на Восток с 1 октября 1885 г. по 1 октября 1886 г. Казань, 1887.

/7/ НА РТ. Ф. 967. Оп. 1. Д. 105 а. Л. 5–6; Там же. Д. 9. Описание путешествия по Востоку. Л. 1–10.

/8/ НА РТ. Ф. 10 (Казанская духовная академия). Оп. 1. Д. 7891. Л. 3–3 об.; Там же. Ф. 967. Оп. 1. Д. 9. Л. 161–192.

/9/ Сухова Н. Ю. «Природные арабы» в деятельности миссионерского отделения Казанской духовной академии (1895–1918 гг.) // ПС. 2014 (в печати).

/10/ Жузе П. К. Из истории Иерусалимской Церкви. Казань, 1910; Он же. Епархии Антиохийской Церкви: Исторический этюд // Сообщения Императорского Православного Палестинского общества. 1911. Т. XXII. Вып. 4. С. 481–498 и др.

/11/ Жузе П. К. Положение христиан в мусульманских государствах // ПС. 1897. № 9; Он же. Ислам и просвещение // Там же. 1899. № 11; Он же. Христианское влияние на мусульманскую литературу // Там же. 1904. Т. II; Он же. Мухаммед меккский и Мухаммед мединский. Казань, 1906.

/12/ НА РТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 10917. О командировании П. Жузе. Л. 1–1 об.

/13/ Бартольд В. В. Рецензия на журнал «Христианский Восток» (1912. Т. I. Вып. 1) // Он же. Сочинения: В 9 т. Т. 6: Работы по истории ислама и арабского халифата. М., 1966. С. 378.

/14/ Письма Н. Ф. Красносельцева к И. В. Помяловскому от 26 марта и 23 октября 1888 г. (ОР РНБ. Ф. 608 (И. В. Помяловский). Оп. 1. Ед. хр. 892. Л. 24 об., 26); Письма Н. Ф. Красносельцева к А. А. Дмитриевскому от 30 марта и 4 июня 1888 г. (Там же. Ф. 253 (А. А. Дмитриевский). Оп. 1. Ед. хр. 491. Л. 12 об., 18 об.)

/15/ ОР РНБ. Ф. 608. Оп. 1. Ед. хр. 892. Л. 27 об.

/16/ Терновский С. А. Историческая записка о состоянии Казанской духовной академии после ее преобразования. 1870–1892. Казань, 1892. С. 293, 466.

/17/ Терновский С. А. О значении имени «Иерусалим». Казань, 1907; Он же. Различные названия Иерусалима в Библии // ПС. 1912. № 6. С. 809–822; Он же. Топография Иерусалима библейских времен // Там же. 1912. № 12. С. 660–693.

/18/ НА РТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 10859. О командировке Е. Полянского. Л. 1–3; ПСС КазДА за 1908 г. С. 14–15, 136.

/19/ Полянский Е. Я. Краткий исторический обзор исследований Палестины и библейских древностей // ПС. 1915. Т. I. С. 632–649; Т. II. С. 67–103, 252–286; Т. III. С. 236–275; Он же. Причины сравнительно позднего начала систематических археологических раскопок в Палестине //  Там же. Т. II. С. 295–344.

/20/ НА РТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 11177. О соискании степени доктора богословия профессором В. И. Протопоповым. Л. 7–11.

/21/ ПСС КазДА за 1912 г. С. 153.

/22/ Протопопов В. Из писем ученого паломника во Святую Землю // ПС. 1911. Т. I. С. 513–524, 682–700, 777–793; Т. II. С. 231–248; Он же. Русский паломнический сезон в Иерусалиме // Там же. 1911. Т. II. С. 463–487; Он же. Прежде и теперь. Из быта русских паломников в Палестине // Там же. 1912. Т. II. С. 325–361.

/23/ Анатолий (Грисюк), иером. Исторический очерк сирийского монашества до половины VI века. Киев, 1911.

/24/ Дмитриевский А. А. Описание литургических рукописей, хранящихся в библиотеках Православного Востока. Т. I. Киев, 1895; Соколов И. И. Константинопольская Церковь в XIX в.: Опыт исторического исследования. Т. I. СПб., 1904.

/25/ НА РТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 10762. Об экскурсии студентов на Восток. Л. 2–50.

/26/ НА РТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 11220. Об экскурсии студентов в Палестину. Л. 1–1 об., 4–10.

/27/ НА РТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 10762. Л. 2.

/28/ НА РТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 9130. О поступлении на службу студента академии Дмитрия Богданова в Сирию. Л. 1–3.

/29/ Там же. Л. 2–3.

/30/ НА РТ. Ф. 10. Оп. 1. Д. 11048. О замещении кафедры арабского языка, истории и обличения махуммеданства. Л. 17–19.

/31/ ПСС КазДА за 1912 г. С. 36, 219–220.

/32/ НА РТ. Ф. 10. Оп. 2. Д. 385. Баллян Антоний. Порядок управления в Антиохийском патриархате, в его главных исторических моментах. 1901 г.

/33/ НА РТ. Ф. 10. Оп. 2. б/№. Шамиэ Александр. Кораническое учение об отношении к ближним сравнительно с христианским учением об этом предмете. 1898 г.; Там же. Д. 1051. Халеби Юлиан. Нусайриты. 1901 г.; Там же. Д. 1303. Хури Антоний, иеродиакон. Взгляды мусульманских полемистов на Евангельское сказание о Воскресении и Вознесении Иисуса Христа (по книге Абдур-Рахмана бек Бачаджи-Зада «Аль Фарик биналь – Махлюк Валь-халик» и критико-полемический разбор их. 1918 г.; Там же. Д. 1305. Халлуфа Михаил, иеродиакон. Взгляды мусульманских полемистов на Евангельское сказание о распятии Иисуса Христа (по книге Абдур-Рахмана бек Бачаджи-Зада «Аль Фарик биналь – Махлюк Валь-халик» и критико-полемический разбор их. 1918 г.; Там же. Д. 1400. Жихе Александр, иеродиакон. Критический разбор взглядов мусульманских писателей на те места Евангелия, в которых говорится о Параклите (по книге Абдур-Рахмана бек Бачаджи-Зада «Аль Фарик биналь – Махлюк Валь-халик»). 1918 г.

/34/ НА РТ. Ф. 10. Оп. 2. Д. 1395. Воскресенский Аполлоний. Данные «древностей» Иосифа Флавия с данными Моисеева Пятокнижия. 1899 г.; Там же. Д. 692. Архангельский Владимир. Названия местностей Палестины, упоминаемые в книгах Священного Писания. (Филологическое исследование). 1899 г.; Там же. Д. 895. Белин Модест. История Иерусалима до 70 года по Р. Х. 1902 г. и др.

/35/ НА РТ. Ф. 10. Оп. 2. Д. 585. Яснитский Сергей. Русская ученая литература о Святой Земле и значение этой литературы для библейской археологии. 1891 г.

/36/ НА РТ. Ф. 10. Оп. 2. Д. 819. Успенский Петр. Данные ориентологии в их отношении к библейскому тексту. 1912 г.; Там же. Д. 1003. Петров Вениамин. Обзор русской переводной литературы по предмету библейской истории Ветхого Завета. 1912 г.; Там же. Д. 1454. Гуськов Петр. Ученые труды профессора Акима Александровича Олесницкого в области библейской археологии и библейской истории. 1913 г.; Там же. Д. 757. Соболев Николай. Исторические труды профессора Тураева и Рогозиной и их значение для науки библейской истории в связи с историей древнего мира. 1913 г.; Там же. Д. 759. Костров Василий. Епископ Порфирий Успенский. Его деятельность и ученые труды по изучению христианского Востока. 1913 г.; Там же. Д. 1443. Турбин Василий. Ученые труды профессоров Я. Богородского, Ф. Елеонского, И. Троицкого и А. Лопухина в области библейской истории. 1913 г. и др.

/37/ НА РТ. Ф. 10. Оп. 2. Д. 568. Пантелеимон (Шалев), иеродиак. Очерк внешних условий русского паломничества в Палестину в XIX в. 1903 г.; Там же. Д. 659. Садков Феодор. Русское паломничество во Святую Землю (с половины XIX в. до настоящего времени). 1915 г.; Там же. Д. 454. Поляков Василий, свящ. Русское паломничество в Святую Землю (с XII до половины XIX в.). 1919 г.

/38/ НА РТ. Ф. 10. Оп. 2. Д. 454. С. 4–5; Там же. Д. 568. С. 2–4; Там же. Д. 659. С. 3–5.

/39/ НА РТ. Ф. 10. Оп. 2. Д. 924. Ириней (Шульмин), иеродиак. Значение Палестиноведения для изучения и понимания Библии. 1918 г.