Сергей Степашин в эфире Радио «КП» о Евгении Примакове
– Сергей Вадимович, считаю, мы неправильно сделаем, если, особенно в день 90-летия Евгения Примакова, пройдём мимо замечательных фактов, которые с ним связаны и о которых Вы ещё никому не рассказывали.
– Согласен... Я, кстати, только что возложил венки на его могилу. И сейчас вот еду. В 19 часов мы будем отмечать день рождения Евгения Максимовича в узком кругу его друзей.
– Понятно. Я помню, как он ни в какую не хотел давать интервью «Комсомолке». И Вы с ним договорились…
– Мы же дружили, поэтому он пошёл мне навстречу.
– Спасибо Вам. Я до сих пор помню. Мы с Евгением Примаковым так хорошо поговорили. Потом интервью небольшое, правда, опубликовали. Насколько мне известно, Вы до последних дней Евгения Максимовича навещали. Ездили к нему.
– Да.
– Вот о чём он думал? Что у него болело в душе, на сердце? О чём говорил? Тогда как-то я у Вас спрашивал. Не принято было рассказывать. А вот сейчас можете? Какие-то детали необычные.
– Что необычного?
Он был достаточно открыт, что очень нехарактерно для политиков. Говорил и мне, и журналистам правду о том, что происходит.
У нас было много встреч и в 91-м, и в 90-х, когда мы работали вместе в правительстве.
Наверное, больше всего впечатлило, когда мы с ним встретились сначала после его отставки с поста премьера. Я же тогда его сменил.
И он как-то философски так посмотрел на меня... А я, естественно, говорю: «Максимыч, слушай, это дикая история. Мы дружим. И я тебя поменял, тем более не собирался». Он говорит: «Серёга, трудись. Дело не в тебе. Давай делать дело, которое мы начали вместе с тобой».
Конечно, обида осталась. Безусловно. Но он никогда в жизни её не показывал. А потом, когда я ушёл в отставку с премьерского поста, мы через три дня снова с ним встретились. Он говорит: «Ну, что ж, Серёга, ты так? Ёлки-палки! Я думал, ты хоть мой рекорд побьёшь!» Я, дескать, восемь месяцев премьером проработал, а ты даже до этого не дотянул. Отвечаю ему: «Максимович, судьба такая».
Потом мы встретились с ним в Госдуме.
– Уже депутатами?
– Да... Интересная история, я и её не рассказывал, чтобы на меня депутаты не обижались.
Мы собрались с Евгением Примаковым как-то вечером. Позвонили Черномырдину, он был тоже депутатом Госдумы. Тоже экс-премьер министр!
Вечер уже был. Часов восемь, наверное. Я как раз работал по письмам депутатов. Посидели, чайку попили, как говорят в таких случаях. Только не уточняй, Гамов, какой чай.
– Сколько градусов? Не, не буду уточнять.
– Не надо уточнять. Правильно. И, значит, Виктор Степанович говорит: «Женя, ну ладно, Серёга-то молодой, а мы-то с тобой два старпёра куда попали?»
В общем, посмеялись мы, посмеялись...
И через две недели Евгений Максимович ушёл в Торгово-промышленную палату, Степашин в Счётную, а Виктор Степанович поехал послом на Украину. Вот так наша депутатская деятельность в Госдуме закончилась.
Я к чему всё это говорю? Примаков был человеком с потрясающим чувством юмора, потрясающим чувством собственного достоинства. Но при этом он никогда никого не унижал. Вот он умел, как говорится, проявлять власть через вот такое уважение к людям.
Таких людей не предают и не сдают. С ними идут всегда до конца. И сегодня я этих друзей увижу.
– А Вы Примакова называли просто Максимычем, а он Вас просто Серёга… Как это так?
– Мы с ним, когда познакомились в 91-м году, он был руководителем Службы внешней разведки тогда уже. Я возглавлял Комитет Верховного Совета России по обороне и безопасности. Он попросил меня встретиться с коллективом разведчиков тогда. Тем более мы писали закон об СВР. Кстати, это наш комитет его готовил.
И после встречи – она была очень интересной, а для меня это вообще событие было, мальчишка я был ещё, ты же помнишь. После этого мы зашли с ним в заднюю комнатку. Поговорили об истории, обо всём. Он поспрашивал обо мне. Я-то его знал, естественно, ещё, что называется, с телевизора.
И потом неожиданно мне говорит: слушай, давай на ты? Я говорю: Евгений Максимович, неудобно. Вы мне в отцы годитесь. Он: значит, давай так. На ты! Вот. Я его звал Максимыч, он меня Серёга.
– А Черномырдина звали Степаныч?
– Лично я его звал Степаныч. Ты знаешь тоже.
– А вот интересно – все забывают, что Примаков был изначально журналистом. Ведь так?
– Он не просто журналист. Он спецкор «Правды».
Изначально он, вообще-то, моряк, заканчивал военно-морское училище в Баку. Мечтал быть офицером флота. Но, к сожалению, по здоровью не сложилось. И потом он неожиданно стал журналистом.
Кстати... Интересный ещё вот момент, когда Борис Николаевич Ельцин предложил ему присвоить звание генерал-лейтенанта, когда его назначили в СВР, Примаков же отказался. Но пошутил: вот если бы вы мне предложили адмирала, – это Максимыч мне сам рассказывал, – я, наверное, согласился бы.
А так стал журналистом, причём блестящим. Кто читал его статьи, слышал его в «Международной панораме» на телевидении, думаю, моё мнение разделяют.
Но он был не просто журналистом. Он работал по спецзаданиям. У него были такие встречи, которые не каждому журналисту, не каждому дипломату и не каждому министру доверит ЦК партии.
– Например?
– Например, со всеми руководителями ближневосточных стран, с руководителями курдского повстанческого движения. Со всеми. Причём он бывал там, где могли, собственно, и убить.
Евгений Максимович мне почему-то запомнился в очень печальный день... Когда не стало Виктора Степановича Черномырдина. И вот на улице Косыгина, в комплексе правительственных зданий, с ним прощались. В первый день – простой народ. (Большие чиновники пришли на следующий день, когда там всё оцепили.) А Примаков – в первый день, с народом. Он уже плохо ходил, передвигался мелкими шажками... Подошёл. Потом ему принесли стул. Он сел. Посидел. Он как-то вот всегда отличался… Я тогда не осмелился к нему подойти, потому что такой день.
– А вот скажите, самые последние встречи? Минуты. Какие были?
– Последняя встреча была буквально за две-три недели до его ухода из этой жизни.
Мы приехали к нему с Володей, моим сыном. Он у Примакова даже советником и помощником числился, когда Максимыч был депутатом. Такие отношения сложились. Он сына потерял рано, поэтому для него внук был как сын. И к Володе моему он относился примерно так же, наверное.
Сидели, чаю попили. Я начал говорить: «Максимыч, хорошо выглядишь...»
Но, сам подумай, что я ещё должен был сказать в этой истории? Он так взял меня за руку, говорит: «Серёга, я устал».
И мне потом рассказали, что он отказался от всякого рода лекарств. Спрятался в Барвиху. И ушёл в мир иной.
Он не хотел, даже уже тяжело больным, никому быть обузой. Это был сильный человек.
Офицер? Да! Он для меня офицер. Как бы мы ни говорили, что он из гражданки вышел. Действительно, из гражданки, но для меня он как офицер. Офицеры должны из этой жизни уходить стоя.
– Сегодня у Вас будет встреча близких, друзей и соратников. Я даже догадываюсь, кто там будет. И Вы, как всегда, мне об этом не расскажете. Я правильно Вас понял?
– Конечно, Саш, это личное. Зачем? Личное должно оставаться личным.
– Спасибо Вам и за то, что я впервые сегодня от Вас узнал о легендарном Евгении Примакове...
ИСТОЧНИК: KP.RU
