Замкнутый круг «миротворческой дипломатии»

Об этой проблеме, вопреки тому, что принято утверждать по ее поводу, незначительной на региональном и тем более мировом фоне, написано едва ли не больше чем о всех прочих конфликтах современности. Противостояние израильтян и палестинцев переросло в конфликт евреев и арабов, а в последнее время радикальными исламистами и рядом СМИ исламского мира характеризуется не иначе, как «война цивилизаций», идущая между мусульманами и «сионистами и крестоносцами». Усилиями прессы, политиков и экспертов оно превратилось в “главную проблему Ближнего Востока”. У стороннего наблюдателя может сложиться впечатление, что стоит добиться успеха в примирении враждующих сторон, как будут развязаны все узлы международной политики. При этом надежда на то, что «прорыв в ближневосточном мирном процессе» позволит решить все головоломки мировой конфликтологии, включая секрет борьбы с международным терроризмом, более чем зыбка. Утверждение, что ключом к ним является тема, обсуждавшаяся в Аннаполисе, вслед за ее многочисленными обсуждениями на конференциях, саммитах и рабочих встречах в Шарм-аш-Шейхе, Кемп-Дэвиде, Осло, Мадриде и других традиционных местах встреч политиков и дипломатов стало почти аксиомой. Однако, наблюдение за происходящим на протяжении четверти века, большая часть которых прошла в непосредственном контакте с инициаторами и участниками “ближневосточного мирного процесса” в Иерусалиме и Рамалле, Газе и Аммане, Вашингтоне и Брюсселе, не говоря уже о Москве, дает автору основание усомниться в этом. Секретом Полишинеля для всякого, желающего не только смотреть, но и видеть, является истинная ситуация “на местах” в динамике ее развития, подлинные мотивы участников противостояния и участников переговоров, расстановка сил в противоборствующих лагерях и, что не менее важно, на периферии конфликта, а также интересы “миротворцев” и организаций, опекающих палестинских беженцев. Аннаполис, при всей спорности достигнутых в нем результатов, дал хороший повод поговорить обо всем этом, тем более, что на повестке дня очередной раунд бега по переговорному кругу, который, не исключено, все же состоится летом 2008 г. в Москве.

Каково истинное место палестино-израильского конфликта в длинном перечне мировых проблем? Проблема эта не уникальна ни в одной из своих ипостасей. Ее не отличают от множества подобных конфликтов ХХ века ни политическая ситуация, ни регион, ни эпоха, которые его породили. Если данная ситуация чем-то и примечательна, то единственным в своем роде информационным сопровождением и беспримерной политической активностью вокруг конфликта и попыток его урегулирования. Заслуживает внимания и объем средств, которые вкладывались на протяжении десятилетий в инфраструктуру палестинской военно-террористической организации, обустройство палестинских беженцев и создание палестинской государственности. На фоне глобального потепления и дефицита пресной воды, проблем урбанизации и дезертизации, перехода демографического кризиса в ряде стран Третьего мира в необратимую фазу и пандемии СПИДа в Африке, распада государственной инфраструктуры в ряде стран Ближнего Востока и становящегося реальностью в целом ряде регионов мира предсказанного С.Хантингтоном конфликта цивилизаций, превратившегося в цель и обоснование деятельности тысяч экстремистов, действующих не только в Азии, Африке и Латинской Америке, но все более уверенно расширяющих сферу своей активности на страны «золотого миллиарда», проблемы палестинцев ничем особым не выделяются. Скажем больше, вопреки тем, кто десятилетиями строит на них свою карьеру в международных организациях и дипломатических ведомствах, сторонним наблюдателям они представляются не слишком актуальными.

В 1950 г. число палестинских беженцев “первой волны”, зарегистрированных ООН составило немногим более 914 тысяч, а в 1955 г. сократилось до 906. Прирост их числа, вследствие Шестидневной войны 1967 г. - менее 145 тысяч человек. Сегодня лишь 352 тысячи палестинских беженцев старше 60 лет – те, кто является свидетелями израильской Войны за независимость – палестинской “накбы” - “катастрофы”. Даже вместе с беженцами 1967 г., принимая для простоты подсчетов, что все они дожили до сегодняшнего дня, и никто из них не входит в возрастную категорию “60+”, мы получим лишь 497 тысяч человек, подпадающих под статус беженца согласно критериям управления Верховного комиссариата ООН по делам беженцев. Таковыми УВКБ ООН признаются только люди, покинувшие страну постоянного проживания, но не их дети и более отдаленные потомки, родившиеся в других местах. Если бы эти критерии распространялись на палестинцев, как они были распространены на десятки миллионов людей, принадлежавших к другим этническим группам, сегодня в мире насчитывалось бы от трети до полумиллиона палестинских беженцев. Палестинцами, однако, занимается особое агентство ООН – UNRWA (в русской транскрипции - БАПОР), применяющее по отношению к ним единственный в своем роде критерий: беженцами считаются все потомки палестинских беженцев, вне зависимости от поколения и места рождения. Как следствие, в 1970 г. число палестинских беженцев, зарегистрированных UNRWA, составило 1,425 млн., в 2000 г. на пике “мирного процесса” - 3,737 млн., а в 2007 г. 4,504 млн. человек. Нельзя не отметить, что к этому времени Израиль покинул большую часть территорий, взятых им под контроль в результате войн 1967-1982 гг., включая Южный Ливан, Сектор Газа и Северную Самарию, а также возвращенный Египту Синайский полуостров. Бессмысленно говорить не только о возможности решения проблемы палестинских беженцев в сроки, оптимистически очерченные в Аннаполисе концом 2008 г., но и о самой возможности ее решения без кардинального изменения принципов работы агентства UNRWA. Однако приведение правил его работы к тем же критериям, которыми руководствуется Верховный комиссариат ООН по делам беженцев – табу, не обсуждаемое в генеральном секретариате этой организации. С 1975 г. бюджет агентства – отдельная строка в бюджете ООН, не зависящая от размера добровольных дотаций доноров. Число его сотрудников, оплачиваемых из бюджета ООН, только в 1997-2007 гг. возросло с 20,5 до 29 тысяч человек. Законы Паркинсона действуют для ООН в той же мере, что и для британского адмиралтейства: число ставок UNRWA, объем работы его сотрудников, необходимый для этой работы бюджет и число опекаемых агентством палестинских беженцев, может только расти – и будет расти вне зависимости от хода и итогов “мирного процесса”. Руководство ООН в период, когда генеральным секретарем этой организации был К.Аннан, придерживалось мнения, что проблема двойных стандартов в отношении беженцев: палестинских с одной стороны, всех прочих – с другой – досталась этой организации «по наследству» и в рамках сегодняшней структуры ООН и ее агентств разрешена быть не может. Сегодня это наследство досталось действующему генеральному секретарю ООН и если не будет проведена коренная перестройка структуры Организации Объединенных Наций и системы ее работы, оно в еще более отягощенном виде перейдет к его предшественнику.

Причины этого несложно понять, если представить работу по разрешению проблемы палестинских беженцев не как деятельность, которая должна привести к конечному результату в конечный промежуток времени, а как процесс, важность которого для задействованных в нем и управляющих им бюрократов не зависит от этого результата. Теоретически появление на карте мира палестинского государства с фиксированными границами и обязательствами по отношению к соседям и собственному населению могло бы решить проблему беженцев, но цена этого - уничтожение золотой жилы, разрабатываемой на протяжении трех с лишним десятилетий десятками тысяч чиновников. Люди эти составляют внушительный отряд лоббистов, действующих в коридорах международных организаций. Цифры, указанные выше, не учитывают профессионалов, занимающихся палестинской проблемой в других, помимо UNRWA, ведомствах ООН, Мировом банке, Международном валютном фонде, Всемирной организации здравоохранения, структурах ЕС, национальных правительств и таких организаций, как Лига арабских государств и Организация исламская конференция, а также фондах, дипломатических ведомствах, академических институтах, университетах, etc.

В конце 40-х гг. только в послевоенной Европе насчитывалось более 21 млн. беженцев, в том числе до 12,5 млн. немцев, изгнанных из Восточной Европы, не говоря уже о десятках миллионов беженцев и перемещенных лиц на территории СССР. Раскол Британской Индии и последующий распад Пакистана прибавил к ним еще 14-15 млн. человек. Никто из этих людей в настоящее время не живет в лагерях. Миллионы беженцев породил распад колониальных империй в Азии и Африке, гражданские войны и конфликты в Латинской Америке, независимых африканских и азиатских государствах. После Второй мировой войны в мире насчитывалось свыше 200 млн. беженцев. Более 50 млн. из них помогли структуры ООН. Прочие могли рассчитывать только на самих себя. Сегодня только по официальным данным помощи ждут минимум 20 млн. беженцев и около 25 млн. перемещенных лиц. Некоторые из них получают ее, но те, кто пытается спасти свои семьи из Афганистана и Ирака, Судана и Сомали, Чада и Эритреи, Кении и Конго не могут рассчитывать и на ничтожную долю того, что получают, требуя все больше, палестинцы. Это же касается миллионов людей, спасающиеся от природных катастроф, эпидемий, голода и гражданских войн в других странах, не говоря уже о беженцах из Западной Сахары, уровень жизни которых и в мирное время не мог сравниться с лагерями беженцев Газы. Бюджет, выделяемый в настоящее время на нужды палестинских беженцев одной только ООН втрое больше, чем средства, расходуемые ей на все гуманитарные программы, и составляет почти половину бюджета, выделенного на всех прочих беженцев планеты. Не стоит забывать, что за рамками международных программ помощи беженцам и перемещенным лицам остаются миллионы людей, которых не признают ими из политических соображений. Официальная статистика УВКБ ООН говорит лишь о 147 тыс. суданских беженцев, при более чем 2 млн. беженцев только из Дарфура, а из более 4 млн. беженцев из Ирака, только 312 тыс. человек признано таковыми.

При регулярном годовом бюджете, составляющем около $ 1,1 млрд., потребность UNRWA во внебюджетном финансировании на 2008-2009 гг. оценивается его сотрудниками, подавляющее большинство которых составляют палестинцы, в $ 1,2 млрд. в год. Цифры особенно впечатляющие, если вспомнить о том, что бюджет ООН, принят на 2008-2009 гг. в размере $ 4,17 млрд. При этом большинство лагерей палестинских беженцев превратились к настоящему времени в обычные ближневосточные города и деревни с развитой инфраструктурой, включавшей систему образования, здравоохранения и социальные службы. В 2007 г. агентство контролировало обучение 490 тысяч школьников в 666 школах UNRWA и большом числе средних школ в Ливане, осуществляло профессионально-техническую подготовку 6000 учащихся, строило и ремонтировало 730 объектов системы образования, готовило 1400 и повышало квалификацию 1800 преподавателей. Медицинские программы агентства в сотнях больниц и клиник охватывали миллионы палестинцев – только в сфере стоматологии на плановой основе проводилось лечение 700 тысяч беженцев в год.

UNRWA создало уникальную систему опеки, превратив 1,3 млн. палестинских беженцев, живущих в 58 лагерях на территории Иордании, Сирии, Ливана, Газы и Западного берега р.Иордан в постоянных клиентов мирового сообщества. Они и их потомки имеют возможность гарантированного существования за его счет на протяжении десятилетий. Уровень благосостояния, образования и социальной инфраструктуры палестинских лагерей беженцев по местным меркам более чем достаточен, а для ряда стран Ближнего и Среднего Востока – высок. В палестинских кругах проблема беженцев рассматривается исключительно с точки зрения обязательств мирового сообщества перед палестинцами, при молчаливом согласии с этой чрезвычайно деструктивной точкой зрения международных чиновников и представителей стран-доноров и стран-лоббистов палестинских интересов. Благодаря этой позиции Палестина стала мировым Гарлемом, не благодарным за дотации и стремящимся встать на собственные ноги, но требующим их во все возрастающих размерах, перемежая предложения “перемирия с Израилем”-худны, периодами террористического рэкета.

Уровень жизни палестинцев, живущих в лагерях беженцев, выше, чем у жителей Эритреи и Сомали, Джибути и Йемена, превышает соответствующие показатели для деревень Судана и таких кварталов бедноты египетского Каира, как Фустат. Их подлинной проблемой является отсутствие возможности интеграции в окружающую среду. В отличие от остальных беженцев второй половины ХХ в. их ассимиляция в странах Ближнего Востока, где они живут, как минимум затруднена. В таких же государствах, как Ливан, она просто невозможна. Исключением до определенного момента являлась Иордания, однако в настоящее время и эта страна стремится следовать общеарабской тенденции ограничения влияния и численности палестинцев на своей территории. Специфика палестинского социума при этом в том, что расселение палестинских беженцев осложнено и на самих палестинских территориях: в Газе, на Западном и иорданском – Восточном берегах р.Иордан. Лагеря беженцев в этих анклавах существовали 19 лет под египетским и иорданским административным контролем в чисто палестинской среде, однако это ни в коей мере не сказалось на положении беженцев, сконцентрированных зачастую в немногих километрах, а в большинстве случаев – лишь в десятках километров от мест, которые они покинули. Представить себе, что послевоенные беженцы и перемещенные лица в Европе, СССР или на индийском субконтиненте на протяжении десятков лет оставались в неизменном положении, сохраняя «нулевой» социальный и экономический статус – невозможно. В Палестине, однако, произошло именно это и тому есть свои причины.

Главное в проблеме палестинских беженцев даже не рост их фактической численности или численности переписной, провоцируемый чиновниками UNRWA и палестинскими политиками из собственных соображений, но проблема расселения. Патриархальная племенная и кланово-родовая система, характерная для традиционного арабского общества, не признает за представителями палестинских городов и деревень права на постоянное жительство не только вне Палестины, но и в пределах собственно палестинских населенных пунктов, где они являются «чужаками». Само их присутствие порождает конфликт между ними и «аборигенами», за исключением ситуаций, когда любые конфликты «на местах» жестко подавляются военной силой извне. Вне зависимости от того, являются ли центром этой власти Стамбул, Лондон, Каир, Амман или израильский Иерусалим, силовое пресечение любых попыток сведения счетов между местными жителями – единственный механизм, приводящий к стабилизации их социума. При сохранении такой модели отношений в палестинском социуме претензии палестинских беженцев могут быть удовлетворены только при получении ими права на возвращение в те населенные пункты, которые покинули они или их предки, т.е. на всю территорию Израиля. Современная международная юридическая практика, при всей благожелательности международных правовых институтов к палестинцам, не может им помочь. Никакая деятельность, направленная на размежевание Израиля и Палестины, не имеет значения для палестинских беженцев, прекрасно отдающих себе отчет, что добиться чего-то они могут только от Израиля. Для них бессмысленны традиционные для израильских политиков ссылки на то, что Израиль принял на своей территории миллионы евреев со всего мира, в т.ч. сотни тысяч из арабских стран, где их собственность была конфискована местными властями и может быть использована для “взаимозачета” при обустройстве палестинцев. Учесть эту логику международные посредники в принципе могут, но серьезно относиться к ней будут только в Израиле, но не в арабском мире в целом и не в Палестине в частности. Не имеет значения и то, насколько большая территория будет выделена палестинскому государству. Уступка израильтянами даже 99% спорной территории для палестинских беженцев, происходящих с оставшегося под израильским контролем 1% земли будет означать то же самое, что полный отказ от уступок. Как следствие, аксиомой для всего арабского мира является то, что палестинский лидер, который пойдет на подписание окончательного соглашения об урегулировании с Израилем, будет убит, а соглашение разорвано его преемниками. Покойный Арафат понимал это, помня о судьбе прадеда нынешнего короля Иордании, эмира Абдаллы, убитого палестинским террористом в Иерусалиме более полувека назад. Действующий глава ПНА, Абу-Мазен, отдает себе в этом отчет не хуже покойного раиса, и именно поэтому отказался в Аннаполисе даже просто от признания Израиля еврейским государством, что полностью лишило смысла для израильтян сам диалог с его администрацией. Палестинский президент продемонстрировал тем самым, что речь об окончательном урегулировании не идет даже сегодня, когда его режим балансирует на самом краю и он полностью зависит от доброй воли западных доноров и Израиля. Вряд ли эта позиция палестинского руководства изменится в обозримом будущем.

Территориальные проблемы и взаимные претензии в отношениях между Израилем и Сирией, а также Израилем и палестинцами – не исключение, а правило для Ближнего Востока, где право силы доминировало и доминирует в отношениях между государствами, а государственные границы продолжают менять очертания. Демаркация многих участков государственных границ на Аравийском полуострове была проведена лишь в конце прошлого – начале нынешнего века. Критики сионизма часто вспоминают об идее Великого Израиля “от Нила до Евфрата”, забывая не только об интеграционных проектах Саудидов и Хашимитов, Насера и Каддафи, Саддама и Асада, но и о таком курьезе, как проект Великого Ливана. Взаимные претензии Эфиопии и Сомали, Эритреи и Эфиопии, Судана и Египта, Ливии и всех ее соседей, проблема отношений Марокко и Западной Сахары – не менее болезненные, чем проблема отношений Израиля и его окружения. Это же касается афгано-пакистанской границы после истечения срока соглашения о линии Дюрранда, ирано-иракских споров, претензий Турции к Ираку, Ирака к Кувейту и Ирану, Саудовской Аравии к своим соседям, Сирии к Ливану, Иордании и Турции. Разумеется, сирийские Голанские высоты были оккупированы Израилем в 1967 г. и аннексированы им через полтора десятилетий по решению израильского парламента – Кнессета. Точно также, однако, был оккупирован Турцией в 1939 г. и аннексирован “независимый Хатай” - сирийская Александретта с портом Искандерун. В настоящее время Сирия требует от Израиля Голаны и не требует от Турции Александреттский санджак только потому, что Израиль готов уступать оккупированные территории в обмен на мир, что в свое время и продемонстрировал, вернув Египту Синайский полуостров, а Турция будет сражаться за вошедшие в ее состав земли с любым противником. Это верно и для Саудовской Аравии, которая не готова даже обсуждать принадлежность Хиджаза и святых городов Мекки и Медины с их бывшими шерифами, иорданскими Хашимитами, или йеменского Ассира с президентом ЙАР А.Салехом. Готовность Израиля к диалогу по контролируемым территориям с палестинцами, которые никогда не имели на них собственного государства – абсолютное исключение в ближневосточной практике. Оно воспринимается местными игроками, не исключая соседей Израиля и самих палестинцев, не в качестве инструмента цивилизованного «развода», и свидетельства добрых намерений, а как доказательство слабости режима, идущего на переговоры. Ближневосточная практика свидетельствует, что территории уступают лишь побежденные. Именно поэтому требования палестинского руководства, обращаемые к Израилю, растут по мере роста уступок с его стороны. Ситуация эта вряд ли может разрешиться благополучно. Опыт одностороннего ухода израильтян из Южного Ливана, где их сменили бойцы «Хизбаллы», и Газы, захваченной движением ХАМАС, убеждает палестинских радикалов в действенности тактики давления и роста претензий по мере продвижения к конечной фазе переговоров. Отказ Израиля от переговоров, возвращение под свой контроль оставленных ранее территорий и возобновление переговоров с позиции силы в качестве реального сценария не рассматриваются всерьез ни израильтянами, ни их соседями. Все задействованные в конфликте стороны понимают, что Израиль не желает возвращения к статусу оккупирующей державы и не готов удерживать территории достаточное время и в достаточно жестком режиме, чтобы уйти с них на приемлемых для себя условиях. Это предопределяет изначально тупиковый характер территориальных споров израильтян с палестинской стороной. Аннаполис не привнес в этот вопрос ничего нового, как не привнесет ничего нового и любая другая двусторонняя или многосторонняя встреча в обозримой перспективе.

На протяжении всего периода обсуждения «как обустроить Палестину», доминирующей в мировом сообществе была и остается идея палестинского государства. Идея эта основана на ленинском принципе “права наций на самоопределение”. Как показывает опыт, реализация его на практике в подавляющем большинстве случаев приводит не к торжеству справедливости, но к взрыву неконтролируемого насилия с необратимыми последствиями. Не столь политически корректное, но более верное название явления, которое породило этот принцип – сепаратизм. Он, как правило, добивается успеха в случае распада многонационального и поликонфессионального образования по естественным причинам, как это случилось с Австро-Венгрией или СССР. Успешен сепаратизм и если распад этот происходит, как с Оттоманской империей или Югославией, под давлением непреодолимой внешней силы. Нет ничего необычного в том, что национальная или религиозная группа, недовольная своим положением, полагая себя ущемленной в правах, сводя старые счеты с соседями или увлекаемая амбициозными лидерами, пытающимися выкроить себе страну под персональное управление, борется за отделение от государства, в котором не занимает господствующего положения. Это происходит зачастую, даже если это государство склонно подавлять такие попытки огнем и мечом, и тем более, если оно этого не делает. По такой схеме развивались и развиваются отношения курдов с арабами и турками, греков и армян с турками, арабов и берберов, курдов и туркоманов. События на Балканах, выступления сепаратистов в Пакистане, Иране, Судане, Индии, Шри-Ланке, Индонезии, Филиппинах, Китае, России – явления одного ряда. Даже сравнительно цивилизованные сепаратистские движения Испании, Бельгии, Франции, Италии и Великобритании действуют на основании этой же логики. Наиболее трезвомыслящие националистические движения, в конечном счете, ограничиваются предоставлением им культурной автономии и программ интенсивного экономического и социального развития. Возможность эта, однако, в палестинском случае утрачена, не без влияния мирового сообщества, уже в начале 70-х гг., когда ООП стала играть заметную роль на мировой арене.

Этно-конфессиональные конфликты, подобные палестино-израильскому, не исключение, а правило последних двух столетий. Начало им на Ближнем Востоке положил распад Оттоманской Порты. События на Балканах и в Закавказье, в Судане и Ираке, Ливане и израильско-палестинском “котле с неприятностями” – отдаленное эхо этой геополитической катастрофы. Такой же, только несколько меньших масштабов, катастрофой стал распад Эфиопской империи, который привел к столкновениям между Эфиопией и ее исламскими соседями. Раздел имперского наследства и становление национальных государств всегда сопровождается вытеснением и уничтожением этнических и конфессиональных меньшинств. Так было в свое время в Европе, так происходит сегодня на Ближнем и Среднем Востоке, где подвергаются преследованиям общины зороастрийцев и бахаистов в Иране, уничтожаются сообщества мандейцев и йезидов в Ираке, стремится к нулю численность евреев и драматически уменьшается число христиан в большинстве стран региона.

Ситуация сложившаяся в настоящее время вокруг христианских общин Ближнего Востока, в т.ч., если не в первую очередь, Палестины заслуживают отдельного упоминания. Количество христиан Ближнего и Среднего Востока и его периферии в совокупности по-прежнему составляет миллионы, а с учетом общин Южного Кипра, Египта, Судана и Эфиопии - десятки миллионов человек, однако число их в исламских странах стремительно уменьшается. Арабы-христиане играли важную роль в национально-освободительных движениях арабского мира. Они вошли в правящую элиту стран, освободившихся от колониальной зависимости. Бутрос Гали в Египте и Тарик Азиз в Ираке играли в новейшее время не менее значимые роли, чем христианские визири средневековых владык. Однако общей тенденцией Ближнего Востока является рост исламского экстремизма и исламизация элиты - военной, государственной и предпринимательской. Это относится не только к египетским коптам, деревни которых атакуются боевиками "Братьев-мусульман", и иракским христианам, чьи церкви в массовом порядке уничтожаются шиитами и Аль-Каидой, но и к христианам Палестины. Население региона, включающего Государство Израиль, Западный берег реки Иордан и Газу, в настоящее время насчитывает более 10 млн. человек, в том числе около 6 млн. евреев, более 4 млн. арабов-мусульман и несколько сотен тысяч арабов-христиан. Точные данные израильской статистики контрастируют с приблизительными цифрами по территории, контролируемой Палестинской национальной администрацией (ПНА).

Из 142 тысяч израильских христиан 115 тысяч - арабы. Большая часть оставшихся – армяне и выходцы из республик бывшего СССР. Самая большая христианская община Израиля (около 20 тысяч) живет в Назарете, за ним идут Иерусалим, Хайфа и Шфарам. В настоящее время из прибывающих в страну ежегодно нескольких десятков тысяч человек, преимущественно из СНГ, около 1 тыс. (2-3%) - нееврейские члены семей новых репатриантов, попадающие, согласно местной статистике, в категорию христиан. По прогнозам в 2010 г. число христиан в Израиле составит 154, а в 2020 г. - 174 тысяч человек. Несмотря на абсолютный прирост, их относительная доля в арабском населении упала с 20% в 1949 г. до 9% - в 2004 г. Это связано, прежде всего, с демографической ситуацией. На палестинских территориях число христиан составляло к началу 90-х гг., когда Израиль подписал с ООП соглашение "Газа-Иерихон", положившее началу современному этапу «мирного процесса», около 10% населения: не менее 300-350 тысяч с учетом христиан Восточного Иерусалима. Вифлеем и Рамалла были в период израильского контроля почти целиком христианскими городами, это же относится и к целому ряду более мелких населенных пунктов. В настоящее время на территории ПНА христианское население составляет от трети до четверти первоначального количества. Выдвигаемые по этому поводу обвинения в адрес Израиля, связанные с антитеррористическими операциями, и требования "во имя спасения христианства Палестины" разрушить "забор безопасности" имеют мало общего с реалиями.

Уже к началу палестинского восстания - интифады 2000 г., ставшего самой крупной и успешной террористической атакой палестинцев против Израиля, Рамалла - столица христиан Западного берега - была мусульманской на две трети. К исходу христиан из Палестины привели рэкет со стороны палестинской полиции и сил безопасности и открытая поддержка властями ПНА исламизации Газы и Западного берега. С началом «интифады Аль-Акса» ситуация осложнилась. Превращение Вифлеема в главный плацдарм для нанесения ударов по Иерусалиму сделало его жителей заложниками боевиков. Это же произошло с жителями Рамаллы после укрепления Арафата в его городской резиденции, Мукате. Трагичной оказалась судьба христиан Газы, которых там осталось менее 4 тысяч. Инцидент вокруг вооруженного захвата боевиками храма Рождества Христова в Вифлееме и их противостояния с израильской армией, которая ради спасения святыни отказалась от штурма, показал, что христиане Палестины не могут рассчитывать даже на номинальное уважение их прав. При этом он оказался лишь наиболее известным из случаев, когда исламисты использовали христианские святыни в качестве опорных пунктов, а христианское население и священнослужителей в качестве заложников.

Сама демографическая ситуация на Ближнем Востоке складывается не в пользу христиан. Рождаемость у них значительно ниже, чем у мусульман. В отсутствие традиционно игравших роль “козла отпущения” евреев, почти полностью покинувших регион, ближневосточные гражданские войны, конфликты и революции в первую очередь бьют по христианам, тем более, что они в большинстве своем более состоятельны, чем их исламские соседи. Лишь монархическое Марокко, авторитарные Сирия и Тунис, военизированная Турция и исламский Иран достаточно эффективно защищают христианские и еврейские общины. Наиболее же угрожаемая ситуация с ними - в "демократизируемом" Ираке и "независимой" Палестине. Бич восточного христианства - появление в ходе "мирного процесса" и "демократизации" Ближнего Востока территорий, на которых ведется война "всех против всех", а единственной властью является власть террора. Погром, как следствие “мирного урегулирования арабо-израильского конфликта”, - цена, которую христиане Палестины заплатили за иллюзии мирового сообщества о необходимости "прекращения израильской оккупации" и построения "Государства Палестина". Сомнительно, что нужно было проводить этот эксперимент, лишь для того, чтобы через десять лет после мирового взрыва эйфории по поводу "Нового Ближнего Востока" единственным местом на Святой Земле, где христиане живут в безопасности, осталось еврейское государство. Произраильская позиция самаритян Наблуса (Шхема), дискуссии о границе возможного раздела иерусалимского “Старого города” и о будущей принадлежности его армянского и христианского кварталов – следствие опыта, полученного христианами Палестины под юрисдикцией ПНА.

Проблема палестино-израильского противостояния во многом – проблема лояльности населения к государству. Не случайно представители мусульманских общин Израиля: друзы, бедуины и черкесы служат в израильской армии. Это же делают многие христиане – в качестве добровольцев. Они несут службу в боевых частях, формируют основу ряда подразделений коммандос, пограничной стражи (МАГАВ) и общевойсковой разведки. Электоральная модель поведения этих общин показательна: в большинстве своем они голосуют за израильские партии, часто правоцентристские. Ситуация в корне отличается от поведения палестинцев-мусульман, граждан Израиля, лишь немногие представители которых идут на военную службу. Лидеры этой общины в Кнессете, поддерживаемые левым еврейским лобби, демонстративно подчеркивают лояльность не государству, в парламенте которого представляют своих избирателей, а к ПНА или таким враждебным Израилю странам, как Сирия. Палестинцы-мусульмане Израиля с начала 90-х гг. оказались заложниками курса своих общинных лидеров, проведение которого на фоне «интифады Аль-Акса» и Второй ливанской войны убедило остальное население страны в том, что эта группа населения – нелояльна к государству и собственным соседям и вывод ее за рамки “национального консенсуса” оправдан.

Казавшиеся еще недавно уделом одних экстремистов идеи о возможности лишения израильского гражданства нелояльных к государству израильских арабов, усилиями таких их лидеров как многолетний депутат Кнессета Азми Бшара, стали легитимной частью дискуссии о будущем Израиля. Ставшее следствием “идеологической палестинизации” арабского истеблишмента этой страны открытое утверждение на протяжении полутора десятилетий, что эта группа населения - не израильтяне арабского происхождения, а оккупируемые Израилем палестинцы, сопровождаемое соответствующей кампанией в арабских СМИ и школах Израиля, не могло пройти бесследно. Не исключено, что переход теоретической дискуссии о лишении этой группы населения Израиля израильского гражданства и социальных пособий в фазу практического воплощения – не за горами. Правый лагерь поддержит это развитие событий автоматически. Однако, как это ни парадоксально, и левым израильским партиям будет сложно оспорить логическое завершение их курса на “прекращение оккупации”. Помимо прочего это означает потенциальный прирост населения будущего палестинского национального образования, вне зависимости от того, будет ли оно иметь реальный или формальный государственный статус, на 0,5-1 млн. человек за счет бывших граждан Израиля арабского происхождения. В этом случае тем из них, кто пожелает сохранить израильский паспорт, придется доказывать свою лояльность, проходя армейскую службу и избегая антигосударственной политической деятельности. В настоящее время, однако, проблема двойной лояльности части арабов-мусульман Израиля и связанных с этим перспектив изменения их статуса остается вне рамок дискуссии вокруг палестинского государства. В обсуждении этой темы не заинтересованы ни израильское или палестинское руководство, ни коспонсоры “мирного процесса”, поскольку это неожиданное, но неизбежное следствие “процесса Осло” подчеркивает его деструктивный характер. В Аннаполисе на нее предпочли закрыть глаза как участники конференции, так и ее хозяева – администрация США.

Немаловажный вопрос, обострившийся в последние годы: если палестинское государство все же возникнет, то будет ли оно светским или исламским? Историческая борьба за доминирование в арабском мире светских автократий: Египта, Сирии, Ирака, Ливии, Алжира, Туниса против традиционных монархий, наиболее ярким примером которой являются интегристские и экспансионистские планы президента Насера, разрешилась, в конечном счете, в пользу ислама. Светские режимы арабского и в целом исламского мира вынуждены апеллировать к религиозному фактору. Демократические выборы на Ближнем Востоке последовательно приводят к власти исламистские партии, с их беспроигрышной популистской риторикой. В конечном итоге спор между традиционалистами и модернизаторами выиграли не те или другие, но приверженцы радикального политического исламизма, для которых и президенты арабских республик, и лидеры арабских монархий являются “слугами сионистов и крестоносцев, безбожниками и вероотступниками”. Исламисты, согласно идее их патронов, должны были противостоять “арабскому социализму”, выступая в Египте против Насера, Садата и Мубарака, в Сирии против Асада, в Ираке против Хуссейна. Сегодня их главная мишень - “хранитель Двух Благородных Святынь”, правящая династия Саудовской Аравии. Не случайно в Палестине движение ХАМАС, оппонируя светскому ФАТХу, сочло возможным разорвать соглашение с Абу-Мазеном, заключенное под патронажем Дома Сауда и развязать гражданскую войну. При этом надежды на то, что ХАМАС в Газе ослабнет в условиях изоляции и финансовой блокады со стороны прежних спонсоров, оказались несостоятельными: сегодня это консервативное суннитское религиозно-политическое движение опирается на масштабную поддержку шиитского Ирана – союз, еще недавно относившийся к категории невозможного. Помощь ИРИ лидерам ХАМАС, составившая сотни миллионов долларов, значительно меньше сумм, находящихся в распоряжении Абу-Мазена, однако достаточна для того, чтобы обеспечить им в Газе абсолютное доминирование над ФАТХ. Дополнительным фактором, укрепляющим позиции ХАМАС, является контрабанда оружия и боеприпасов, в т.ч. тяжелого вооружения и усовершенствованных ракет, переброшенных в Газу с Синайского полуострова, а также участие инструкторов иранского Корпуса стражей исламской революции (КСИР) в подготовке боевиков ХАМАС не дает оснований для оптимизма. Раскол Палестины, ее милитаризация и усиление противостояния с Израилем благодаря этому если и не увековечены, то вошли в новую фазу, которая может растянуться на годы.

Парижская конференция доноров, в ходе которой правительство Абу-Мазена получило гарантии на выделение ему в 2008-2010 гг. $ 7,4 млрд. – в полтора раза больше изначально запрошенных сумм, вряд ли изменит баланс противостояния в Палестине. Даже подкупив часть поддерживающих ХАМАС семейных кланов и группировок сектора Газа, ему придется добиваться там власти в ходе силового столкновения, итог которого вовсе не обязательно окажется в его пользу. Мирное воссоединение «двух Палестин» крайне сомнительно: законы кровной мести на Ближнем Востоке никто не отменял, а в ходе размежевания ХАМАС и ФАТХ пролили много крови. Не следует сбрасывать со счетов и тот факт, что для исламистов всего мира, от Аль-Каиды до Братьев-мусульман, Газа – первый анклав арабского мира, управляемый по истинно исламским законам. Для них распространение опыта ХАМАС на прочие арабские, а в идеальном случае - на все исламские территории – оптимальный сценарий. Борясь за собственное будущее, ХАМАС борется и за идею победы исламского политического радикализма, и в этом качестве может рассчитывать на достаточный объем поступлений извне и значительно большее число союзников на исламской “улице”, чем ФАТХ. Не случайно в разгар конференции в Аннаполисе попытки выступлений ФАТХ в Газе были жестоко подавлены, а на Западном берегу в ряде ключевых городов ХАМАС успешно продемонстрировал свою силу. В любом случае, опыт показывает, что исламисты могут быть отстранены от власти только подавляющей военной силой, примененной с достаточным уровнем жестокости, как это в свое произошло в Сирии, Ираке, Египте и Алжире. Метод этот неприемлем для Абу-Мазена, исходя из его возраста и личностных характеристик. Впрочем, исходя из опыта столкновений в Газе, его вряд ли смогут использовать и такие силовики ФАТХ, как Д.Раджуб и М.Дахлан. Пока же на фоне ширящихся слухов об уходе Абу-Мазена в отставку, движение ХАМАС добилось впечатляющего успеха в на выборах в Иордании, сформировав большинство в местной “шуре”, с которым королевский двор и сам король Абдалла II вынуждены будут считаться.

Одним из немногих шансов палестинского будущего является легитимация палестинского национализма на фоне кризиса национализма общеарабского. В 50-70-х гг. ХХ в. возможность создания Нового Халифата представляла собой для лидеров арабского мира реальность, достижению которой мешал только Израиль, служивший геополитическим барьером для ведения межарабских войн, в результате которых должно было выясниться, будет ли в этом Халифате доминировать Каир, Багдад или Дамаск. Не случайно Израиль, в конечном счете, стал ключевым фактором арабского и исламского единства, единственным, по вопросу о котором все участники ЛАГ и ОИК на протяжении всей истории этих организаций, могли достичь соглашения. Поскольку к концу 70-х гг. ХХ в. выяснилось, что реальные интересы арабских держав для них важнее теоретических идей объединения, а ликвидировать Израиль военным путем не удастся, палестинцам была предоставлена возможность играть самостоятельную роль в международной политике и даже, при благоприятном развитии событий, стать ее участником. Не следует недооценивать влияние на процесс палестино-израильского урегулирования не только региональных соседей: Египта, Саудовской Аравии, Иордании, Сирии и в меньшей степени – Ливана, но и участников, представляющих арабскую и исламскую периферию. Среди них сегодня все более выделяются “новые тяжеловесы” исламского мира: Пакистан, Индонезия и Малайзия. Страны эти все более активны на ближневосточной арене. Поскольку достичь баланса интересов в столь щекотливом вопросе, как палестино-израильское противостояние, с трудом возможно даже в ограниченном кругу «игроков», присоединение от лица исламской уммы сил, имеющих собственные, часто не слишком ясные им самим, интересы, способно лишь осложнить ситуацию, даже если забыть о суннитских радикальных объединениях и Иране, целенаправленно дестабилизирующих ее. В какой мере расширение за счет периферийных по отношению к конфликту сил круга участников “ближневосточного мирного процесса” в Аннаполисе упрочит его, в какой осложнит, а в какой – останется «политической массовкой» США, свидетельствующей о сохранении влияния Штатов на международной арене – вопрос, ответить на который в настоящее время не представляется возможным.

Проблема отношений с палестинцами, оставленная израильскими политиками 40-60-х гг. “для будущих поколений”, сегодня, когда время этих поколений пришло, острее, чем когда-либо прежде. В противостоянии принимают участие силы, которых на политической арене в ранний период арабо-израильских столкновений просто не существовало. Новыми факторами, которые следует учитывать, являются появление на фронте борьбы с “сионистами, крестоносцами и безбожниками” Аль-Каиды и других радикальных суннитских организаций и союз организованного ими “зеленого интернационала” с западными антиглобалистами. Все большее влияние на происходящее оказывает обострение шиито-суннитских противоречий на всем пространстве исламского мира от Индонезии до Ливана и соревнование за военно-политическое доминирование в этом мире между Ираном и монархиями Аравийского полуострова. Непредсказуемым следствием глобализации стало формирование и распространение в регионе и за его пределами идеологии исламофашизма. Глобализация исламистского радикализма привела к тому, что Израиль превратился для сторонников этого течения политической мысли в идеальный образ врага, “еврея среди наций”. Многолетние усилия антиизраильского лобби в ООН и других международных организациях закрепили этот образ. Историческим рубежом, поставившим антисемитизм, действующий в формате антисионизма на прочную юридическую и бюджетную основу, превратив его в часть официальной политики мирового сообщества, стала проведенная в 2001 г. в Дурбане конференция ООН по расизму и ксенофобии. Расходы на проведение в жизнь решений этого скандального форума вошли в бюджет ООН: только в декабре 2007 г. на них было выделено более $ 6 млн.

Доминирование в арабском и исламском мире, распространение за его пределами массовой культуры, использующей образ Израиля, как символа мирового зла и главного врага человеческой цивилизации, – реальность сегодняшнего дня. Исламофашизм, как и идеология фашистской Германии, распространяет с помощью новых технологий стереотипы и штампы, которые использовало еще ведомство д-ра Й.Геббельса и призывает к борьбе со “всемирным заговором”, обращаясь к детской и подростковой аудитории через музыкальные клипы и мультипликацию, интернет и печатные СМИ. Можно говорить о нагнетании в глобальных масштабах массового психоза, в котором демонизация Государства Израиль дополняет традиционный для антисемитизма образ еврея-эксплуататора и заговорщика, правительства Запада превращаются в “крестоносцев” и “агентов мировой закулисы”, а лидеры стран исламского мира в “вероотступников, безбожников и слуг сионистов и крестоносцев”. Именно эта эсхатологическая картина мира определяет воззрения нового поколения палестинцев и формирует установки, которым будет следовать палестинская молодежь в перспективе – ближайшей и отдаленной.

Среди представителей среднего и старшего возраста в арабском и исламском мире достаточно сторонников нормализации отношений с еврейским государством, однако распространение и усиление радикальных религиозно-идеологических течений не дает и, скорее всего, не даст им сыграть ту позитивную роль, которую они могли бы играть. На международной арене действует слишком много новых негосударственных игроков, не скованных традиционной системой международных отношений, которые дестабилизируют ситуацию исходя из собственных приоритетов. Это же относится к Ирану, расширяющему сферу своего влияния за пределами традиционной шиитской периферии, в том числе в арабском, мире, выстраивая новую региональную империю. Переговоры в Аннаполисе не учитывали и не могли учитывать политику суннитских экстремистов или иранских “неоконов”, влияние которых в палестинских лагерях беженцев, а также руководстве «Хизбаллы и ХАМАС огромно. Дискуссии вокруг будущего палестинского государства не касаются ни реальных, весьма скромных, возможностей администрации Абу-Мазена по контролю над ситуацией “на местах”, ни полного отсутствия перспектив выстраивания в Палестине гражданского общества, целью которого являлось бы сосуществование с соседями, а не борьба с ними.

Палестинцы, которые готовы были поддерживать нормальные отношения с Израилем, на протяжении двух последних десятилетий были подвергнуты тотальному физическому уничтожению. Этот процесс был и остается для палестинского населения “борьбой с коллаборационистами”. Жертвами ее с начала первой интифады конца 80-х гг. стали десятки тысяч тех, кто готов был строить палестинское государство рядом с Израилем, а не на месте Израиля. Еще большее их число эмигрировало, спасая жизнь близких, в период, когда к власти в Палестине пришла ПНА во главе с Арафатом. Левый израильский истеблишмент, в борьбе с израильскими правыми сделавший ставку на союз с Арафатом, проигнорировал трагедию этих людей, ультралевый – приветствовал, а правый лагерь ограничился тем, что констатировал происходящее, не сделав ничего для того, чтобы защитить арабских союзников Израиля. Современная обстановка в Палестине могла быть иной, если бы израильтяне изначально поставили не на “социально близких” радикальных палестинских интеллектуалов, а на “коллаборационистов-феодалов” - старост-мухтаров, готовых поддерживать для евреев “закон и порядок” на вверенной им территории так же, как они это делали для турок, англичан и иорданского короля. Именно израильтяне в свое время поддержали “умеренно-консервативный религиозный ХАМАС”, ища в нем альтернативу ООП, а затем предпочли “сильную руку” Арафата интеллигенции и нобилям территорий. Сегодняшние противоречия между ФАТХ и ХАМАС, отражая борьбу между их патронами, остаются схваткой за власть и ресурсы: разница между ними лишь в спонсорах и тактике. СМИ ПНА не менее враждебны Израилю, чем СМИ ХАМАС, а система образования обеих палестинских анклавов и до, и после Аннаполиса готовит из палестинских детей шахидов, прославляя смертников-самоубийц.

Никто на палестинской, арабской или исламской улице, за исключением немногих людей и организаций, не пытается обустроить пространство диалога и мирного сосуществования в религиозной, информационной и идеологической сфере. Среди представителей арабского и исламского мира, предпочитающих диалог конфронтации, выделяются такие интеллектуалы-христиане, как Джозеф Фара, авторы санкт-петербургской (по названию американского городка во Флориде, а не российского Санкт-Петербурга) декларации “секулярного ислама” и такие экзотические объединения, как “Татары за Израиль”. Создание толерантного современного ислама – задача исторической перспективы. Сегодня закладывается лишь понимание того, что такой ислам необходим. Возникновение позитивно самодостаточного, не зараженного комплексами арабского интеллектуального мира – впереди. Пока мир этот переживает глубокий кризис, пытаясь найти опору в далеком прошлом. Формирование палестинской элиты, готовой и способной выстраивать национальное будущее собственными силами, исключительно в собственных интересах, вне зависимости от внешних влияний, ограничив национальные претензии во имя их реализуемости – дело будущего. Насколько отдаленного, сказать трудно. Без достижения этих задач построить устойчивое палестинское государство не представляется возможным. Палестинское государство, о котором шла речь в Аннаполисе, - не более чем декорация, выстраиваемая к очередным президентским выборам в США. Она имеет отношение не к палестинским национальным интересам, но лишь к персональной карьере отдельно взятых политиков – палестинских, арабских, израильских и западных.

Редкая статья о палестино-израильском конфликте обходится без упоминания о планах Лиги Наций и ее преемницы ООН по разделу Палестины на арабское и еврейское государства, с выделением Иерусалима в отдельный анклав, находящийся под международным управлением. Традиционный набор определений, используемых в ходе дискуссий о палестинском государстве и его границах, в обязательном порядке включает упоминания о международном праве, резолюциях ООН, комиссиях ООН и прочих штампов, любезных сердцу дипломатов, журналистов-международников и представителей академических институтов. Мало кто задается вопросом о том, где и когда привели к успеху планы Организации Объединенных Наций. Теоретические границы, прочерченные на картах людьми, не отвечающими за последствия своих рекомендаций привели к большему количеству конфликтов, чем если бы эти границы оказались результатом установления естественного силового баланса конфликтующих сторон. Идея о том, что “сила права должна заменить право силы” хороша, как всякая теоретическая идея, но имеет мало общего с действительностью. Это касается и резолюций ООН, принимаемых отнюдь не для того, чтобы они выполнялись, но лишь в качестве ходов и контр-ходов игроков в описанной еще Киплингом “Большой игре”. Эта организация, которую публика по традиции полагает чем-то вроде мирового правительства, за десятилетия своего существования помимо трудоустройства армии чиновников разного уровня, с успехом выполнила только одну функцию: клапана для выпуска пара. ООН - это нейтральная площадка, которую Великие державы, победившие во Второй мировой войне, использовали для решения собственных споров. Она не разрешает, не запрещает, не предотвращает и не останавливает войны, но при определенных условиях может быть использована для того, чтобы оформить тот или иной и без нее идущий процесс. ООН выдала международной коалиции мандат на проведение первой Войны в заливе – и в 1991 г. Ирак был разгромлен. ООН отказалась выдать мандат на вторую Войну в заливе в 2003 г., и несмотря на это Ирак был не только разгромлен, но и оккупирован. Наличие комитетов и комиссий, миротворческих миссий и агентств, проведение сессий и конференций, генеральных ассамблей и советов безопасности ООН держит “в тонусе” и “при деле” несколько десятков тысяч человек. Эти люди и являются часто упоминаемым в прессе “мировым сообществом” - группой высокооплачиваемых чиновников, публично выступающих «от имени человечества» и, не исключено, на деле полагающих себя его представителями.

В сфере государственного строительства успехи ООН более чем скромны. Результаты деколонизации - скорее отрицательны и привели не столько к появлению на мировой арене процветающих независимых государств, сколько государств фиктивных, целиком вынужденных полагаться на международную помощь. Примером этого являются многие страны Африки. Они обладают всеми формальными атрибутами государственности, но не имеют главного: устойчивой экономики, развитой социальной сферы, стабильности, юридической защищенности, безопасности населения и преемственности правящей элиты, действующей не в личных, а в национальных интересах. Решения и институты ООН – зыбкий фундамент для палестинской государственности. В реальном мире государства возникают отнюдь не благодаря решениям о том, что та или иная страна должна быть основана к соответствующей дате. Их становление – результат политической воли и политического реализма правящей элиты, а также готовности населения строить и защищать собственную страну. Прочие факторы вторичны. Именно поэтому Израиль как государство состоялся вопреки внешним факторам, а Палестина, которая имела значительно больше “семи нянек” - нет, несмотря на действующий с начала 90-х гг. режим абсолютного благоприятствования. Вряд ли ситуация изменится и в будущем.

Справедливости ради нужно отметить, что несостоятельность международной бюрократии в государственном строительстве относится не только к эпохе ООН, но и к предшествующим периодам мировой истории, а также к соглашениям, заключенным помимо этой организации. Так, результаты Хельсинкского совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе не пережили распада социалистического лагеря, итогом которого стало превращение в независимые государства союзных республик бывшего СССР и геополитические потрясения на Балканах. Из несостоявшихся соглашений ХХ в. по Ближнему Востоку можно вспомнить Севрский договор, по которому турецкая Восточная Анатолия превращалась в независимые Курдистан и Армению, а Стамбул и черноморские проливы переходили под международное управление, как это четверть века спустя было предложено сделать с Иерусалимом. Ни геноцид армян, ни длящаяся несколько десятилетий борьба курдов за образование своего государства, ни обещания, данные этим народам Великими державами и закрепленные в Севрском договоре, не привели к анонсированному европейскими политиками результату, натолкнувшись на ожесточенное сопротивление кемалистской Турции. Во второй половине того же столетия нейтральные зоны, выделенные Великобританией в период деколонизации местным племенам на границах Саудовской Аравии с Ираком и Кувейтом, были разделены этими странами, как только на племенных землях были обнаружены запасы углеводородов. Провал референдумов ООН по Западной Сахаре и воссоединению Кипра, игнорирование решений и рекомендаций этой организации как местными режимами, начиная с Ирана, так и сверхдержавой – США, не оставляет сомнений в том, насколько неэффективны действия мирового сообщества в регионе.

Особый вопрос – профессионализм миротворческих контингентов ООН - “голубых касок”, в свете инициатив по введению их в Газу. Речь не только о последних скандалах вокруг миротворцев ООН, уличенных в Африке в насильственных действиях по отношении к мирному населению, продаже оружия боевикам, против которых они были призваны действовать, контрабанде наркотиков, золота и слоновой кости. Ни в одном случае из истории ООН, когда боевые действия или геноцид мирного населения оказывались реальностью, миротворцы этой организации никого не разоружили, не остановили и не спасли. В лучшем случае они фиксировали происходящее. В обычной же ситуации – стремились уйти с линии огня до того, как между противоборствующими сторонами начнутся бои, ссылаясь на «ограниченный мандат», как это было в ходе геноцида тутси в 90-х гг., когда соответствующими операциями ООН командовал ее будущий генеральный секретарь, К.Аннан. Это же относится к роли ООН в регионах, являющихся центрами производства наркотиков. Именно так действовали и действуют миротворцы на Балканах, в Африке и на Ближнем Востоке. Исключением являлись ситуации, когда конфликт носил изначально ограниченный характер, его участниками являлись регулярные армейские подразделения, а задача ставилась им в условиях жесткой воинской дисциплины и эффективности вертикали власти. Такой характер носили действия турецкой армии на Кипре, израильтян и сирийцев в Ливане и на Голанских высотах и там – только там - “успешно” действовали миротворцы ООН. Когда в Ливане им пришлось иметь дело не с сирийской армией, а с партизанами «Хизбаллы», их эффективность стала равна нулю. ХАМАС, с которым миротворцам придется столкнуться в Газе, организация не менее самодостаточная, чем «Хизбалла» и изначально настроенная на сопротивление любым силам извне, которые попытаются взять ее под контроль. Миротворцы смогут прикрыть ее позиции собой от израильских контратак, проводимых в ответ на ракетные обстрелы, но, судя по ливанскому опыту, не разоружат ХАМАС и не остановят его атаки против Израиля, если руководство этой организации или его «патроны» примут соответствующее решение. Они не смогут и остановить атаки против Израиля террористических и криминальных группировок Газы, не входящих в ХАМАС и не подчиняющихся ему. Демонстрируемая в отдельные периоды внутриполитического кризиса готовность израильского руководства обсуждать планы по введению миротворческого контингента в Газу говорит не о целесообразности и эффективности такого шага, а о накале борьбы в израильском истеблишменте, заставляющем политиков из правительственной группировки прилагать усилия на внешнеполитической арене для того, чтобы ослабить соперников внутри страны.

Оценивая внешнюю политику США, касающуюся палестино-израильского конфликта, приходится учитывать большое число институтов и лоббистских групп, которые эту политику формируют. Нет ничего более далекого от истины, чем расхожее утверждение о том, что политика эта является произраильской, формируется еврейским лобби и служит щитом, ограждающим Израиль от внешних угроз. Эта точка зрения, популярная в советской пропагандистской литературе времен холодной войны и антисионистского комитета советской общественности (АКСО), до настоящего момента распространена в руководстве отечественных компартии и в среде радикальных националистов. Присущий этим группам антиамериканизм и антисемитизм является основой их веры в “сионистский”, “жидо-масонский” и “англо-американский” заговоры, направленные против России. Реальная ситуация не похожа на предлагаемые вниманию невзыскательной публики штампы. Политика США учитывает интересы только одной страны: Соединенных Штатов Америки. Она постоянна в своих основах, хотя подвержена изменениям в соответствии с флуктуациями внутриполитического баланса сил и происходящим в окружающем мире. Помимо личных симпатий и антипатий того или иного президента, вице-президента или государственного секретаря на эту политику влияет позиция Конгресса и Сената США, а также ведомств: Госдепартамента, Пентагона, ЦРУ, Министерства обороны и ряда других, менее известных в России. Схемы взаимодействия, каналы связи и традиционные партнеры в Израиле у демократов и республиканцев отличаются, но разница эта не принципиальна. В прошлом американская политика в отношении Израиля зависела от противостояния с СССР. В настоящий момент этот фактор потерял значение, оставшись действенным только в экономической и военно-политической сфере в отношении России: администрация США, вне зависимости от партийной принадлежности, пресекает попытки реализации российско-израильских проектов в энергетике и ВТС.

В реальности кроме израильского еврейского лобби - “старого истеблишмента”, в Америке есть антиизраильское еврейское лобби, от таких ультраортодоксов, как сатмарские хасиды, до левых и ультралевых – троцкистов, анархистов, социалистов, etc. Выходцы из бывшего СССР традиционно настроены более произраильски, чем американские евреи и иммигранты из Израиля, многие из которых не только не поддерживают эту страну, но выступают ее главными оппонентами. Значительно более влиятельным и активным чем еврейское, является в США произраильское евангелическое - консервативное протестантское лобби: баптисты, представители пресвитерианской, англиканской и ряда других церквей. Полагая, что Бог в Библии дал верующим христианам прямые указания о поддержке Народа Израиля и что грядущему Второму пришествию мессии, а также Страшному Суду, с которым каждая такая группа связывает собственные чаяния, непременно должно предшествовать собирание евреев на Святой Земле и возрождение Государства Израиль, они занимают жесткие антиарабские и антипалестинские позиции. Существует в Америке и антиизраильское протестантское лобби из представителей консервативной элиты, включая чиновников из высших эшелонов политического и силового истеблишмента, антисемитизм которых с наступлением эпохи политкорректности практикуется в скрытых формах. Среди американских католиков можно выделить и сторонников Израиля (часть латиноамериканцев и большинство итальянцев), и его противников (немало которых среди ирландцев и поляков), хотя этнические границы здесь могут быть существенно размыты. Такое же разделение существует и в афроамериканской общине США. Ее самоотождествление с Народом Израиля, восходя к эпохе М.Л.Кинга, породило феномен “негров из Димоны” - афроамериканцев, живущих в Израиле, полагая, что именно они и есть истинные евреи. Распространение же в 70-80-х гг. в этой среде радикальных исламских идей легло в основу антисемитизма “черных пантер”, Л.Фаррахана и сенатора Д.Джексона. Необходимо отметить, что антиизраильская деятельность всех перечисленных лоббистских групп, кроме черных мусульман США, не означает поддержку ими палестинцев. Ксенофобия и расизм населения, которое унаследовало народный или элитарный антисемитизм, массово и открыто распространенный в Америке до реформ Дж.Кеннеди 60-х гг. ХХ в., действуют в отношении “инородцев” и “иноверцев”, включая мусульман, арабов и палестинцев, не меньше, чем в отношении евреев и Израиля.

Политику в интересах палестинцев ведет большинство объединений и фондов американских мусульман, нефтяное и университетское лобби, заинтересованные в контактах с монархиями Персидского залива. Особенно усилились антиизраильские настроения в американских университетах в 90-е гг. с ростом в их стенах влияния “новых левых” и антиглобалистов. В этот период объединения мусульман, мечети, студенческие клубы, исследовательские центры и кафедры ближневосточных исследований вузов США попали под контроль саудовских фондов, инвестировавших в их инфраструктуру достаточно средств для того, чтобы превратить эти организации в эффективный инструмент собственного влияния. Исполнительный аппарат перечисленных структур, в первую очередь религиозных, пополнили приверженцы радикальных исламистских течений, большей частью палестинцы и выходцы из пакистанских деобандских медресе.

Помимо упомянутых групп, палестинцы в американской элите опираются на Государственный департамент и аппарат государственного секретаря: чиновники внешнеполитических ведомств исходят из профессиональных соображений, учитывая, что в мире есть несколько десятков исламских государств и только одно еврейское. Американские военные и представители разведывательного сообщества имеют многолетние связи с соответствующими израильскими структурами и с начала века активно противостоят исламистам, среди которых немало палестинцев. В то же время представители высшего командования США, действующие на Ближнем Востоке, видят в Израиле не столько союзника и тыловую базу, сколько препятствие в заключении военно-политических союзов со странами исламского мира. Именно это определило отношение к Израилю экс-госсекретаря генерала К.Пауэлла, в период операции “Буря в пустыне” превратившегося в лоббиста арабских интересов в США. На современном этапе подъем исламистского терроризма и активизация Ирана, беспокоящая его арабских соседей, позволили США выстроить неформальный механизм координации армейских и разведывательных структур Израиля и стран арабского мира – за исключением Сирии, Ливии, Алжира и Йемена. Роль, которую играет в американо-израильских отношениях ВПК двойственная: кооперация с Израилем в производстве и сбыте вооружений приводит к подчинению израильского ВПК американскому, включая ликвидацию конкурентных проектов, а поставки американских вооружений ведутся и в Израиль, и в страны арабского мира.

Исходя из соотношения сил во внутренней политике, США выдерживают баланс интересов в арабо-израильском и палестино-израильском противостоянии, который позволяет им сохранять роль верховного арбитра для всех заинтересованных сторон. Хотя Конгресс США много лет назад проголосовал за перевод посольства США в Иерусалим, на практике это решение блокируется и демократическими, и республиканскими администрациями. Статус привилегированного союзника, который имеет Израиль, означает не только выделение ему масштабной экономической и военной помощи, но и подчинения израильской политики, в том числе в вопросах безопасности, американским интересам. Именно поэтому, чтобы не создавать напряженности в отношениях президента Дж.Буша-старшего и К.Пауэлла с арабскими союзниками, Израиль в ходе первой Войны в Заливе воздержался от ответа на обстрелы своей территории иракскими ракетами. Передача Израилю – союзнику США – закрытой информации, касающейся Ирана – противника США – привела к длительному тюремному заключению по обвинению в шпионаже Дж.Полларда и санкциям в отношении лоббистской организации АИПАК, напоминающим времена борьбы с “советской угрозой”. Поселенческая политика Израиля, аннексия Иерусалима и Голанских высот, копирующие политику, проведенную США в отношении соседей в сходных исторических условиях, демонстративно осуждаются официальным Вашингтоном. Подписанный в середине 90-х гг. российско-израильский газовый контракт не был реализован вследствие давления экс-госсекретаря США М.Олбрайт. Для авиационной промышленности Израиля американское давление, начавшись с ликвидации программы “Лави”, окончилось многомиллиардными потерями и охлаждением отношений с ВПК России, Китая и Турции после вынужденного отказа Израиля от поставок в КНР беспилотных летательных аппаратов, участия в производстве самолетов для китайских ВВС и срыва тендера на поставку в Турцию вертолетов “Эрдоган”.

История отношений США и Израиля заставляет экспертов предполагать, что в определенных ситуациях именно интересы Израиля окажутся той разменной монетой, которую США заплатят исламскому миру за ошибки в своей региональной политике, во имя интересов, национальных или личных - того или иного американского лидера. Примером является политика Г.Киссинджера, которая привела к миру с Египтом в Кемп-Дэвиде, заложив формат уступок, загнавших Израиль в ловушку в отношениях с Сирией и палестинцами. Двойные стандарты в отношении США к Израилю имеют долгую историю. Ф.Д.Рузвельт, поддерживая “баланс дружбы” и с еврейским окружением, и с откровенными антисемитами из своей администрации, закрыл “двери Америки” перед европейскими евреями, пытавшимися спастись на ее территории в годы Холокоста. Г.Трумэн, несмотря на его отношения с создателем ВЕК и ВСО Н.Голдманом, колебался, под давлением Госдепартамента, принимая решение о признании США Государства Израиль. Экс-президент Дж.Картер и экс-госсекретарь З.Бжезинский на протяжении многих лет ведут активную антиизраильскую политику. Тесные связи Израиля с президентом Р.Рейганом контрастировали с позицией, которую в американо-израильских отношениях занял его преемник, президент Буш–старший и госсекретарь его администрации, Дж.Бейкер. Миротворчество президента Б.Клинтона обошлось Израилю так дорого, как не обходилась ни одна война, и это, скорее всего, повторится, если Америку возглавит Х.Клинтон. В действующей администрации президент Дж.Буш-младший и вице-президент Д.Чейни имеют репутацию идейных союзников Израиля, а госсекретарь К.Райс – прагматика, учитывающего только собственные интересы.

Прогнозы о том, кто из претендентов на пост президента Соединенных Штатов на выборах 2008 г. “лучше для Израиля”, в настоящее время представляются неубедительными. Основываясь на публичных заявлениях претендентов аналитики, как правило, считают в этом вопросе израильским фаворитом Дж.Маккейна, аутсайдером Б.Обама, а Х.Клинтон занимает промежуточное положение. Не следует забывать, однако, что в команде республиканского претендента Ближним Востоком занимаются представители антиизраильского “старого истеблишмента”. В то же время приверженность “миротворчеству” ее мужа у Х.Клинтон отнюдь не гарантирована, в т.ч. исходя из их реальных отношений. Наконец, либерал Б.Обама уже в предвыборный период вынужден опровергать обвинения в симпатиях к исламскому миру. Не исключено, что если он станет президентом США, то последует примеру другого известного либерала и “миротворца”, Ш.Переса. Последний, заняв после гибели И.Рабина пост премьер-министра Израиля, пытался демонстрировать «твердость в защите оборонных интересов страны», санкционировав в 1996 г. неоправданный с военной точки зрения массированный артиллерийский обстрел Ливана в ходе операции “Гроздья гнева”.

Разумеется, в Аннаполисе руководство США доказало, что несмотря на все провалы своей ближневосточной политике эта страна является мировым лидером и способна усадить за стол переговоров не только Израиль и палестинцев, но и таких оппонентов Израиля, как Сирия. Но поговорка “не бывает бесплатных завтраков” возникла именно в США, как следствие прагматизма американской политики. Следует отметить, что именно Израиль, в конечном счете, вынужден платить за американские интересы, не столько из-за особого отношения к нему администрации и Белого Дома, но лишь постольку, поскольку он “кредитоспособен”. Последнее отличает Израиль от палестинцев и Сирии, лидеры которых не могут позволить себе даже минимальных уступок. Пока дискуссии о том, что американская поддержка обходится Израилю чрезмерно дорого и цена этой поддержки может стать неприемлемой, носят теоретический характер. Не исключено, однако, что в близком будущем они могут перейти в область практической политики.

Отношения США с палестинцами прошли период жесткого неприятия в годы, когда ООП опиралась на СССР, но демарш Р.Джулиани, который в бытность мэром Нью-Йорка отказался принять Я.Арафата, был исключением. Отношения с ООП, а затем ПНА переживали взлеты и падения. Действующий президент Палестины, Абу-Мазен, являлся и является в Америке “персоной-грата” так же, как “персонами нон-грата” являются пока что лидеры ХАМАС, хотя вспоминая метаморфозу американского истеблишмента в отношении к Арафату, можно полагать ее не исключенной и в отношении лидеров палестинских исламистов. В отличие от американской элиты, которая поддерживает “мирное урегулирование” не только из практических соображений, но следуя догмам политкорректности, среди американского населения доминируют произраильские и антипалестинские настроения, легко объяснимые, если вспомнить демонстративное празднование “палестинской улицей” результатов терактов 11 сентября.

Европейская политика, касающаяся палестино-израильских отношений, значительно отличается от американской. Европа в этом, как и в прочих внешнеполитических вопросах, не является единой: общие закономерности существуют, но курс Брюсселя может значительно отличаться от политики, проводимой той или иной европейской страной. Левые - социалистические и лейбористские партии, доминирующие в политическом истеблишменте Европы, поддерживают палестинцев и их израильских партнеров из левого лагеря. Это же касается антиглобалистов, “новых европейцев” из стран исламского мира, а также неонацистов и ультраправых, антисемитизм которых в Европе может пока проявиться легально только в виде антисионизма. Пересмотр истории Европы, Холокоста и итогов Второй мировой войны могут дать новому поколению европейской политической элиты возможность забыть не только о том, как 6 миллионов евреев и европейские цыгане были уничтожены в “колыбели современной цивилизации”, но и ту роль, которую сыграли в геноциде местные коллаборационисты.

Симпатии, которые проявляли к фашизму многие лидеры довоенной Европы, легли в основу курса, которого придерживаются в палестино-израильском противостоянии их наследники, возлагающие всю ответственность за ближневосточные проблемы на Израиль, не вспоминая о роли собственных стран в арабо-израильском конфликте. Это в первую очередь касается Великобритании, политика которой легла в основу противостояния на ранних этапах. Распад британской колониальной империи в Азии, частью которой была Палестина, везде сопровождался одними и теми же событиями. Раскол британских доминионов и подмандатных территорий на исламскую и неисламскую часть, обмен населением, территориальные претензии и войны между соседями - такая же часть истории арабо-израильских отношений, как отношений между Индией и Пакистаном. И в том и в другом случае проблема не была разрешена на протяжении десятилетий, с той разницей, что в индо-пакистанском конфликте число погибших исчислялось более 1 млн. человек, а количество беженцев и перемещенных лиц на порядок превышало эту цифру. Бросающееся в глаза сходство в развитии отношений между бывшими британскими колониями западной и восточной окраин Британской Азии европейские исследователи игнорируют. Случайность или закономерность то, что войны между Израилем и его арабскими соседями были в 1948-49, 1967 и 1973 гг., а между Индией и Пакистаном в 1947-48, 1965 и 1971 гг.? Параллель эта говорит не об уникальности арабо-израильского конфликта, но о том, насколько близкие исторические процессы развиваются в схожих условиях.

Правоцентристские партии Европы и часть правых сил, для которых нелюбимые, но привычные евреи представляются меньшим злом, чем агрессивные “новые мусульмане”, а Израиль выступает в роли союзника в противостоянии радикальному исламизму с его “новым джихадом”, являются союзниками Израиля. Одновременно политики, представляющие правоцентристский лагерь в европейских правительствах, вынуждены считаться с исламским электоратом, интересами европейских компаний в исламском мире и зависимостью от арабской и иранской нефти и газа. Арабское, иранское и в целом исламское лобби в Европе сильнее, чем в США, а еврейские общины и организации слабее, малочисленнее и менее влиятельны. Сказывается и то, что исламистские радикальные структуры, используя европейское законодательство и социальные гарантии, “освоили” европейское пространство, пополняя свои ряды иммигрантами из Африки, с Ближнего Востока, из Южной и Юго-Восточной Азии.

Сложная система национальных приоритетов в отношении к Израилю европейских держав зависит, помимо прочего, от того, насколько велики их еврейские общины, самые крупные из которых живут во Франции, Великобритании, Германии, Бельгии, Швейцарии. На них влияет история преследований евреев в той или иной стране: уровень отношений с Израилем обратно пропорционален чувству исторической вины перед евреями - они прочнее всего с Германией, Италией, Испанией и Португалией. Отношение к Израилю зависит от того, насколько сильны в том или ином европейском государстве исторические фобии, как в Австрии и Франции и насколько влиятелен арабский бизнес, как в Греции, где расположены штаб-квартиры крупнейших международных палестинских корпораций. На этих отношениях сказывается, насколько левые настроения царят в местном интеллектуальном истеблишменте, как в Великобритании, где родилась идея бойкота израильских университетов. Важно и то, насколько велика и влиятельна местная мусульманская община, крупнейшие из которых - общины Франции, Германии, Бельгии, Великобритании, Испании, Италии. Анализируя эти отношения, следует учитывать, составляют ли ядро местных мусульман турки, пакистанцы, арабы или представители других этнических групп. Наконец, они зависят от уровня нелегальной иммиграции из исламского мира в той или иной стране и от того, насколько она повышает там криминогенную обстановку, как в Италии, Испании, Великобритании и Франции. От уровня антиамериканизма, прямо связанного с антиизраильскими настроениями, и уровня террористической опасности, создающей настроения произраильские. От наличия или отсутствия проблем, связанных с еврейским имуществом и банковскими вкладами времен Холокоста – как в Швейцарии, Бельгии и Нидерландах. От изначальной вовлеченности в “миротворческий процесс” на стороне палестинцев и израильских левых, как в Швеции и Норвегии. От уровня экономических связей с Израилем, главным торговым партнером которого являются страны Европы, и от того, зависит или нет та или иная страна от него в военно-технической сфере, как зависят государства Восточной Европы. Влияет на отношение европейцев к ближневосточному мирному процессу и то, что процесс этот – следствие тех же, доведенных до логического результата, теорий о самоопределении, которые привели к распаду Югославии и питают сепаратизм в Бельгии, Северной Ирландии, Италии и Испании. Свое место занимают и военно-политические амбиции того или иного государства в рамках НАТО и миротворческих миссий ООН, а также наличие протестантского населения со свойственными ему религиозными догмами и эсхатологическими настроениями, аналогичными американским, как в Финляндии.

Радикальные исламисты в мечетях Европы поддерживают ХАМАС и призывают к уничтожению Израиля. “Евробюрократы”, организующие распределение финансовых потоков вокруг “ближневосточного мирного процесса”, выступают за традиционного партнера – ООП-ФАТХ и готовы поддержать любую идею левого лагеря Израиля, даже если она выдвигается внесистемной оппозицией, как “женевская инициатива”. Следствием двойных стандартов в отношении к исламистскому экстремизму и типичной для Европы политики компромиссов и капитуляций стал “карикатурный процесс”: провокация европейских исламистов, организованная в стиле “столкновения цивилизаций”, по Хантингтону. Используя Израиль как символ и тактическую цель, исламистская элита сочетает лоббирование “мирного процесса” и терроризм как политические инструменты, применение которых дозирует по своему усмотрению. С их помощью радикальная часть среднего класса и элиты исламского мира добивается перераспределения в свою пользу сфер влияния и финансовых ресурсов. В Европе радикальный исламизм добился большего успеха, чем в других частях неисламского мира, и роль ее в разрешении противоречий между Израилем и палестинцами скорее отрицательная. Давление на Израиль, вне зависимости от уровня сделанных им уступок и поощрение руководства ПНА, вне зависимости от его достижений - два столпа европейской политики, равно деструктивны в отношении израильтян и палестинцев.

Участие или неучастие в Аннаполисе ближневосточных государств стало лакмусовой бумажкой состояния их отношений с США, Израилем и палестинцами, а также между ними самими. В конечном итоге во многом это напоминало систему, сложившуюся в том же самом регионе две тысячи лет назад в отношениях между Римом и ближневосточными странами. Система эта была построена и на патронате, иногда подкрепленном военной силой, и на конкуренции клиентов-правителей - факторах, равно значимых как для «Первого Рима» – Римской империи Цезаря, Августа и Адриана, так и для «Четвертого Рима» - Соединенных Штатов президентов Б.Клинтона и Дж.Буша-младшего. Не случайно исторические “центры силы” Ближнего Востока совпадают с современными... Смысл отношений между США, их ближневосточными сателлитами и оппонентами яснее, если опираться на исторические параллели. В отношении же палестинцев каждый местный режим имеет собственные интересы.

Для сегодняшнего Египта главные проблемы: противостояние набирающим силу исламистам, легитимная передача верховной власти и безопасность. Палестинцы для Х.Мубарака – такая же проблема, как для Г.Насера и А.Садата, с той разницей, что использование федаинов против Израиля осталось в прошлом, а сегодняшние хозяева Газы, лидеры ХАМАС, более опасны для Каира, чем для Иерусалима. “Свободная исламская Газа” с точки зрения популярного в Египте оппозиционного правительству президента Мубарака движения “Братьев-мусульман” - пример того, каким должен быть Египет завтрашнего дня. Египетские пограничники не контролируют в достаточной мере ни границу с Газой - “Филадельфийский коридор”, ни синайскую границу с Израилем. Через первую идет поток наркотиков, боеприпасов и вооружения, через вторую – те же наркотики и нелегальные эмигранты из Африки. Египетская активность направлена в первую очередь на пресечение проникновения исламистов из Газы в Египет. Именно этим занимаются египетские пограничники, раз за разом останавливая “прорывы” палестинцев Газы на Синай и минимизируя пропускной поток через контролируемые ими пограничные посты. Насколько эта деятельность препятствует успеху исламистов в самой Газе сказать трудно, особенно в свете событий начала 2008 г., когда через египетские КПП в Газу беспрепятственно проследовали после хаджа палестинские паломники, среди которых было немало террористов. Израиль скептически оценивает итоги ревизии Кемп-Дэвидских соглашений, в результате которой на Синайском полуострове появились подразделения египетской армии, на которых правительство Шарона возлагало надежды, уходя из Газы. Пока же бедуины Синая, где помимо местных исламистов действует Аль-Каида, вовлекаются в ряды террористов, атакуя туристические объекты - наиболее уязвимое место правительства Х.Мубарака.

Частью местного политического фона является неснижающийся уровень противостояния христиан и мусульман Египта – правительство не в состоянии пресечь террористические атаки на христианские церкви, деревни и городские кварталы – пугающая перспектива для страны с христианским меньшинством, составляющим не менее 10% населения. Стремясь быть большими патриотами Египта, чем радикальные исламисты, руководство коптской общины заняло крайнюю антиизраильскую позицию, демонстративно оппонируя власти в этом вопросе. Такую же позицию занял египетский интеллектуальный истеблишмент и исламские духовные лидеры, формируя атмосферу “холодного мира” с Израилем. Навязанная Госдепартаментом США демократизация выборов в парламент Египта расширила представительство там исламистов, усилив поддержку движения ХАМАС. Официальный Каир Газа беспокоит и как иранский плацдарм на границе Египта. Следствием этого стала координация египетских и израильских спецслужб и пограничников в борьбе с террористами на высшем уровне. Египет, как и ряд других арабских государств, заинтересован в том, чтобы Израиль успешно боролся с ливанскими и палестинскими террористическими группировками, в первую очередь “агентами шиитов”, которые выступают в качестве “пятой колонны” Ирана и радикальных исламистов - “заблудшей секты”, как их называют в Саудовской Аравии. Избавляясь руками израильтян от своих противников, правящие режимы арабского мира – Каир не исключение - не несут за это ответственности. Формально осуждая точечные ликвидации и антитеррористические операции в Газе, на Западном берегу и в Южном Ливане, для того, чтобы продемонстрировать единство “дворцов” и “улицы”, они дают Израилю зеленый свет на их проведение. В случае Египта поддержанию баланса отношений с Израилем способствует и помощь США – экономическая и военная, которая на протяжении трех десятилетий позволяет уменьшать последствия экологического и демографического кризисов, разрушающих экономику и социальную инфраструктуру страны. Не следует забывать, что проблема беженцев для Египта несущественна, общее число их - палестинских и иракских - невелико, а официальный статус имеет незначительное число беженцев. Не случайно египетское правительство не предоставило никакого официального статуса палестинцам Газы в насчитывающий почти два десятилетия период, когда сектор находился под контролем Каира, а А.Садат в ходе переговоров о мире с М.Бегином, категорически отказался от возвращения Газы под египетский контроль.

Известно, что правительство Х.Мубарака оказывало постоянное давление на Я.Арафата и его преемников, пытаясь добиться создания палестинского государства в условиях, когда израильтяне готовы были ради заключения окончательного соглашения с ПНА пойти на беспрецедентные уступки в Иерусалиме. В настоящее время эта перспектива в прошлом: участие Египта и других арабских государств в Аннаполисе и новые инициативы Каира лишь призваны помочь американской администрации “сохранить лицо” в условиях, когда “Дорожная карта” провалилась, как и все предыдущие миротворческие инициативы. Не менее умозрительными представляются инициативы Израиля, рассчитанные на поддержку Египта: план Э.Эйтана, касающийся “палестинизации Северного Синая” и более тщательно разработанная версия той же идеи, подготовленная в окружении премьер-министра Израиля Э.Ольмерта. Сама по себе идея о создании на севере Синая палестинского анклава для беженцев – в первую очередь жителей лагерей, с обменом его территории на соответствующие площади, переданные Израилем Египту, не так уж плоха. Будучи подкреплена соответствующими финансовыми вливаниями, она теоретически может решить минимум одну тупиковую проблему – проблему беженцев. Другая проблема, более важная для арабских стран, особенно Египта - проблема территориальной непрерывности арабского мира – также решается в рамках этого плана. Экстерриториальные коридоры, которые включат автомобильные и железнодорожные трассы, линии оптоволоконной связи и электропередач, нефте-, газо- и водопроводы могут быть проложены по территории Израиля от Газы на Западный берег и от Египта к Саудовской Аравии. Современные технические средства позволяют реализовать проект такого рода в короткие сроки, как и решить проблему безопасности этих коридоров и окружающих их израильских территорий. Если бы президент Мубарак имел в запасе 10-15 лет гарантированного правления, а исламисты и Иран не заняли в Газе тех позиций, которые они имеют, положительный ответ Египта на израильское предложение мог стать реальностью. Сегодня, однако, для завершающего свое правление египетского лидера риск от реализации глобальных экспериментов такого рода несопоставим с их возможными результатами, тем более, что он явно не сможет удерживать ситуацию под собственным контролем достаточно долго, чтобы снизить этот риск до приемлемого уровня.

Появление в Аннаполисе Сирии – сигнал о готовности налаживания отношений с Соединенными Штатами за счет отношений с Ираном. Цена этого известна: Голанские высоты – единственная территория, потерянная Сирией в ходе войн ХХ в., которую та рассчитывает вернуть. Хотя Голаны, согласно решению израильского Кнессета, аннексированы и на них никогда не было значительного арабского населения, все израильские правительства, начиная с 90-х гг., готовы были вернуть их Сирии в обмен на мирный договор и соответствующую компенсацию со стороны США. Переговоры велись в закрытом режиме и условия соглашения были согласованы в деталях. Возвращение Голанских высот лишит Израиль примерно трети источников пресной воды и дестабилизирует внутриполитическую обстановку, но до той поры, пока израильская элита не откажется от попыток реализации принципа “мир в обмен на территории”, принятые ей на вооружение теории и американские интересы будут довлеть в Израиле над интересами национальными. Возвращение Египту всего Синайского полуострова по Кемп-Дэвидскому договору создало матрицу арабо-израильского урегулирования, которая в настоящее время не дает сирийскому руководству заключить мир с Израилем на более реалистичных условиях. В настоящий момент проблемы Ливана, в которые Сирия вовлечена исторически и сотрудничество с Ираном, восходящее к ирано-иракской войне, в ходе которой режим Хафеза Асада оказался единственным союзником Ирана в арабском мире, удерживают Сирии на “оси зла”, с точки зрения Белого Дома. Проблема сирийского режима в том, что потеряв контроль над ливанской экономикой, он оказался на грани дестабилизации. Ситуацию осложняют иракские беженцы, формально не имеющие этого статуса, число которых на территории Сирии приближается к полутора миллионам человек. Палестинские беженцы, более 400 тысяч которых находится в Сирии, контролируются режимом, однако избавиться от них сирийское руководство готово в любой момент. В то же время исламисты – традиционные враги дома Асадов, пользуясь изоляцией режима в западном мире, и относительной слабостью позиции действующего президента, Б.Асада, по сравнению с его отцом, постепенно возвращают себе позиции в стране.

Главной проблемой Сирии является Ливан: сирийская армия и спецслужбы, поддерживавшие там стабильность, вынуждены были оставить страну после убийства ливанского премьера, Р.Харири. Последующее развитие событий в Ливане сделало Сирию заложником иранской политики: Вторая ливанская война, которую движение «Хизбалла» вело “от имени” Ирана, едва не привела к сирийско-израильской войне. Столкновение с Израилем, которого Сирия избегала с 1982 г., не исключено, и курс Ирана на ведение “войн по доверенности” может спровоцировать его. Победа Израиля в этом конфликте предрешена и может стать для Иерусалима компенсацией за неудачно проведенную в Ливане кампанию 2006 г. и срыв международного давления на ИРИ в связи с иранской ядерной программой. В настоящее время Сирия, попытки которой наладить отношения с Западом с минимальным ущербом для собственных интересов, пока не привели к успеху, вынуждена оставаться союзником Ирана. Как следствие, она поддерживает «Хизбаллу» и ХАМАС, часть руководства которого базируется в Дамаске, одновременно контактируя с Абу-Мазеном. Переориентировать ее на ПНА может нормализация отношений с США и возвращение Голанских высот, говорить о чем пока преждевременно. Ведущие арабские страны заинтересованы в том, чтобы обстановка в Сирии сохраняла стабильность, а сама она перестала быть проводником иранского влияния в арабском мире. В настоящее время, однако, добиться этого не представляется возможным. Именно этим можно объяснить игнорирование дамасского саммита ЛАГ большинством лидеров арабского мира, резко контрастировавшее с присутствием там делегации Ирана. Не следует забывать и о сдержанной реакции руководства арабских стран на инцидент, в ходе которого израильская авиация разбомбила весной 2008 г. на сирийской территории объект неизвестного назначения, по сообщениям Израиля - ядерный.

Ливан с момента ухода сирийской армии находится на грани гражданской войны. Эмиграция христиан, снижение влияния суннитов, усиление шиитов и необратимый кризис властных институтов, сопровождающийся многочисленными политическими убийствами – доминирующие тенденции текущей политической ситуации. На фоне борьбы за влияние, которую ведут в Ливане Иран, Сирия, Франция, Саудовская Аравия и суннитские радикалы, шиитская «Хизбалла» превратилась в ведущую военно-политическую силу страны. Необратимое изменение этно-конфессионального баланса в Ливане – залог длительной нестабильности. В отсутствии оккупационных армий, на протяжении десятилетий поддерживавших относительный внутренний мир, опираясь на равновесие между Израилем и Сирией, Ливан вернулся к обычному для него состоянию анархии. Западные миротворцы и войска ООН в этой стране ограничены в своих возможностях – влияние их минимально. Палестинский фактор оказывает на Ливан не просто дестабилизирующее, но разрушительное воздействие. Не случайно именно в этой стране палестинские беженцы оказались запертыми в настоящих гетто и живут в условиях предельной дискриминации. Ливанцы помнят, какую роль сыграл ФАТХ сыграл в развязывании гражданской войны в 1975-76 гг. и Первой ливанской войны в 1982 г. Следствием конфликтов палестинцев с местным населением стала резня в лагерях беженцев Сабра и Шатила. Укрепление в палестинских лагерях исламистов Аль-Каиды привело к разгрому ливанской армией летом 2007 г. лагеря беженцев Нахр-аль-Барид. Ливан заинтересован в возникновении палестинского государства более прочих соседей Израиля, чтобы в кратчайшие сроки депортировать туда палестинцев, живущих на его территории. Как бы ни изменялись палестино-израильские отношения, соглашение с Израилем ливанское руководство будет заключать с оглядкой на Саудовскую Аравию, Сирию и Иран. Судьба президента Жмайеля, убитого после того, как он заключил мирный договор с Израилем в 80-х гг., - пример того, чем может окончиться отступление от этой тактики.

Для Иордании возникновение палестинского государства – гарантия стабильности режима. Палестинские беженцы и натурализованные палестинцы составляют более половины ее населения. Проблемы политического исламизма и лояльности подданных к правящей династии – в первую очередь касаются палестинцев. Королевство на протяжении десятилетий поддерживало неофициальные контакты с Израилем и заключило мирный договор с ним, как только это оказалось возможным. Хашимитская династия контролирует иерусалимский Вакф, решая совместно с Израилем проблемы Храмовой горы. Иордания, получая экономическую и военную помощь от США, зависит от уровня отношений с Западом. Палестинское государство позволило бы королевству решить проблемы палестинской лояльности и палестинских беженцев. Не следует забывать, однако, что действующий король, Абдалла Второй и его покойный отец – король Хуссейн – люди с огромной разницей в мировоззрении и управленческом опыте. Хуссейн, правление которого началось с гибели его деда от руки палестинского террориста, пережил много кризисов, связанных с палестинцами, наиболее острым из которых был “Черный сентябрь” 1970 г. Он умел подавлять бунты огнем и мечом и делал это не колеблясь. Его сын не имеет такого опыта. Сегодняшняя ситуация в Иордании отягощена волнениями в районах расселения бедуинских племен – опоры династии. Негативную роль играет и активизация в экономике палестинской родни королевы, а также присутствие в стране почти миллиона иракских беженцев, активизация там после тридцатипятилетнего перерыва исламистских террористов и опасность притока беженцев с Западного берега, в случае неудачи руководства ПНА в борьбе с ХАМАС. Все это заставляет короля настаивать на скорейшем создании палестинского государства, как «клапана для выпуска пара» в решении проблем его собственной страны. Если же в перспективе правительство Абу-Мазена не сможет удержать ситуацию на Западном берегу под контролем, не исключено возвращение к обсуждавшемуся в 80-е гг. иорданскому варианту урегулирования. Свидетельством этого будет ввод подразделений иорданской армии на Западный берег.

Проблемы Саудовской Аравии – стабильность режима и передача верховной власти. Консервативная модернизация, с необходимостью проведения которой столкнулся Дом Сауда, осложняется антиправительственной деятельностью исламистов-радикалов - “заблудшей секты”, пропагандистская и террористическая активность которых ставит под вопрос единство страны. Протяженная граница с Ираком превратила королевство в такое же прифронтовое государство, как Сирия и Иордания. Опасность эта тем больше, что именно захват власти в Саудовской Аравии – главная цель Бен-Ладена и других лидеров Аль-Каиды. Усиление иракских шиитов и распространение влияние Ирана за пределы его границ поддерживает сепаратистские тенденции в Восточной провинции, большинство населения которой шииты, традиционно враждующие с ваххабитской элитой королевства. Вызовами Саудовской Аравии являются иранская ядерная программа и действия коалиции во главе с США в Ираке, ослабление саудовской экономики и снижение уровня жизни, обострение конкуренции за доминирование в исламском мире с Аль-Каидой, Ираном и такими гигантами исламского мира, как Пакистан, Малайзия и Индонезия, борющимися против “арабского засилья”. Присутствие в Аннаполисе саудовской делегации было столь же естественным, сколь естественной стала «Арабская мирная инициатива», символизировавшая теоретическую готовность монархий арабского мира, включая КСА, в перспективе наладить отношения с Израилем. Арабская мирная инициатива стала символом изменений во внешней политике, на которые его руководство готово пойти в настоящий момент: тем более безобидных, что она основана на реалиях 40-летней давности и устарела минимум на полтора десятилетия. В сегодняшнем виде эта инициатива не вносит в ситуацию ничего нового, шансов на то, что Израиль ее примет, нет и, следовательно, она позволяет королевству приобрести миротворческий имидж, ничем не рискуя. Реальные отношения саудовского режима с палестинцами и Израилем значительно отличаются от теоретических деклараций. «Солидарность с палестинским народом» не остановила депортацию сотен тысяч палестинцев с территории КСА после того, как ООП поддержала захват Ираком Кувейта в 1990 г. «Общеарабская солидарность» не препятствовала ваххабитским богословам издать фетвы, запрещавшие молиться за победу «Хизбаллы» в ходе ливано-израильского конфликта 2006 г. Как и Египет, Саудовская Аравия, осуждая Израиль, готова предоставить ему возможность уничтожать общих врагов. Следует отметить, что прагматизм такого рода характерен для правящей династии Саудовской Аравии. Именно реализм саудовского королевского дома лежит в основе того, что стратегический союз королевства с США выдержал с середины 40-х гг. все испытания.

Присутствие в Аннаполисе монархий Персидского залива подкреплялось высоким уровнем неформальных связей с Израилем и еврейской диаспорой, а также большей, чем у Саудовской Аравии, необходимостью в опоре на США в борьбе с исламистами, в т.ч. действующими с территории Ирака. Дополнительным фактором, способствующим вестернизации внешней политики этих стран, является их уязвимость перед Ираном. Оккупация ИРИ островов, принадлежащих ОАЭ, проиранские настроения в шиитских общинах стран Залива и опыт прямых столкновений с ИРИ в годы ирано-иракской войны, включая теракты, авиаудары и “войну танкеров”, продемонстрировали им важность связей с любым реальным соперником Исламской Республики Иран. Проблема палестинского присутствия встала особенно остро в Кувейте, пережившем иракскую оккупацию – но во всех этих странах она привела к депортации палестинцев в 90-х гг., в общей сложности, как и в Саудовской Аравии, нескольких сотен тысяч человек, и резкому сокращению или полному прекращению поддержки ООП и ее наследницы ПНА. Отношения монархий Залива с Саудовской Аравией до последнего времени были осложнены рядом исторических причин, что облегчает в перспективе нормализацию их отношений с Израилем. Палестинское государство для малых монархий Залива означает возможность вывести за пределы своей территории остатки палестинских общин, нелояльных к правящим династиям. В то же время их проблемы в отношениях с палестинцами менее остры, чем у соседних с Израилем стран, где расположены лагеря палестинских беженцев. В связи с этим нельзя не отметить присутствия и успешного выступления на экономическом саммите в катарской Дохе в апреле 2008 г. министра иностранных дел Израиля Ц.Ливни. Оно стало символом прорыва в отношениях Израиле и арабского мира, несмотря на прозвучавшую на саммите критику проходивших в тот же период контртеррористических операций израильской армии и служб безопасности на палестинских территориях.

Роль Турции в ближневосточном урегулировании минимальна, несмотря на возможность ее участия в израильско-сирийском диалоге в качестве посредника. Декларируя исламскую солидарность и готовность к добрососедским отношениям с Сирией, Ираком и Ираном, эта страна поддерживает прочные связи с Израилем, в т.ч. в военно-технической сфере. Борьба с курдским сепаратизмом и проблемы распределения водных ресурсов, периодически приводят Турцию к конфликтам с Сирией и Ираком. Законодательно закрепленный светский характер государства, большая и влиятельная еврейская община, роль которой в формировании государственных институтов на раннем этапе истории кемализма не следует недооценивать, связи с ЕС и конфликт с Грецией, традиционно поддерживающей палестинцев, смещают турецкие интересы в сторону Израиля. Усиление в парламенте, формирование правительства и занятие поста президента Турции сторонниками “мягкого ислама”, в свою очередь, укрепляет ее связи с исламским миром, работая «на палестинцев», однако внутриполитический кризис вокруг “проблемы женских головных уборов”, поставивший на грань запрета правящую партию, ставит под сомнение их возможность ухудшить отношения Турции с Израилем.

Иран – наиболее последовательный противник Израиля в регионе, сочетает риторику в пользу мира с жесткой позицией, блокирующей любые реальные шаги, направленные на палестино-израильское урегулирование. Антисионизм - стержень идеологии исламской революции. Ядерная программа ИРИ рассматривается Израилем, как главный фактор риска для его будущего, тем более, что в случае возникновения опасности столкновения между Ираном и Израилем арабское население региона будет рассматриваться руководством ИРИ как расходный материал. Сочетание в Иране ракетных технологий со стремлением к овладению полным ядерным циклом, от которого лишь несколько шагов до ядерного оружия, дает основания прогнозировать возможность ядерного конфликта между этими странами в течение ближайшего десятилетия. Иранские правительства, включая прагматика А.А.Хашеми-Рафсанджани и либерала М.Хатами, вели, за исключением короткого периода, когда Израиль в 80-е гг. был звеном в организации поставок американского вооружения Ирану по схеме “Иран-контрас”, активную антиизраильскую деятельность. Приход к власти иранских “неоконов”, во главе с президентом Ахмадинежадом, лишь сделал иранскую политику, направленную против Израиля, предметом обсуждения на международной арене. Угрозы иранского президента уничтожить Израиль, Вторая ливанская война, военный потенциал ливанской «Хизбаллы» и палестинского ХАМАС дают веские основания предполагать, что опасения израильского руководства в отношении Ирана оправданы. Борьба Ирана за гегемонию в исламском мире заставляет его руководство наращивать антиамериканскую и антиизраильскую риторику, поддерживая не только президентов У.Чавеса, А.Лукашенко и других противников США, но и антисионизм и исламофашизм в мировых масштабах. “День Иерусалима”, ежегодно проводимый в Иране, напоминает об антисионистской политике СССР, а мероприятия, посвященные ревизии Холокоста - Германию 30-х гг.

Наличие в Иране крупной еврейской общины, история ирано-израильских отношений в период, когда эти страны были союзниками, неофициальные контакты, которые представители ИРИ поддерживают с Израилем, позволяют предположить возможность урегулирования отношений между ними в будущем. Пока что, однако, ирано-израильский кризис не преодолен: декабрьский доклад американской разведки о состоянии иранской ядерной программы торпедировал усилия Белого Дома по ужесточению антииранских санкций в ООН и оставил Израиль один на один с Ираном. Информация о лишении Верховным аятоллой Хаменеи лидера «Хизбаллы», шейха Насраллы, права на принятие решений в военной сфере, если она соответствует действительности, означает концентрацию рычагов управления ливанскими антиизраильскими движениями в Тегеране. Разумеется, претензии Ирана на статус региональной сверхдержавы опираются в первую очередь на персидский национализм, возможно даже в большей мере, чем на политический ислам, и в этом интересы Ирана и Израиля, традиционно соперничающих с арабскими соседями, скорее совпадают. Сегодня, однако, Палестина является для руководства исламской республики не менее важным направлением внешней политики, чем Ирак и Персидский залив и это чрезвычайно осложняет региональную ситуацию.

В конечном счете, главным в том, когда и как именно окончится палестино-израильский конфликт, является состояние дел в противостоящих лагерях. Какое бы давление не было оказано на них, какая бы помощь ни была им предоставлена, лишь от израильтян и палестинцев зависит их будущее. Политика Израиля в отношении национальных и конфессиональных меньшинств, основа которой была заложена в догосударственный период, напоминает советскую национальную политику, тем более, что базируется на тех же теориях. Израильской спецификой было восходящее к практике иудаизма негативное отношение к прозелитизму, контролю над неевреями и включению их территорий в состав еврейского государства – в любой форме. В любом другом ближневосточном (и неближневосточном) государстве этнические меньшинства были бы ассимилированы, взятые под контроль в результате войны территории, кем бы они ни были населены, присоединены и интегрированы, а их население взято под контроль оккупирующего государства, с предоставлением ему гражданства, как в Иордании, или без предоставления, как в Египте. В Израиле же, несмотря на все перегибы первых десятилетий существования этого государства, сохранение арабских и прочих национальных традиций в нееврейских общинах было предметом государственной политики, в 90-е гг. поддерживавшейся министрами, представлявшими левые партии, даже вопреки требованиям самих нееврейских общин, лидеры которых настаивали на интеграции.

В еще более гипертрофированной форме это проявилось на взятых под контроль в 1967 г. территориях, полностью дезориентировав их население. Последнее ожидало обычной для региона смены верховной власти, и было готово демонстрировать победителям лояльность в обмен на защиту и социальные блага. Вместо этого оно было проинформировано, что новая власть никого не будет присоединять, и вернет территории “арабскому миру” в обмен на заключение мирных договоров. Некоторые из этих территорий (Восточный Иерусалим и Голанские высоты) позднее были аннексированы, без изменения статуса их исконного населения. Другие были застроены израильскими поселениями, также без изменения статуса жителей соседних палестинских городов и деревень. В итоге палестинцы поняли, что стать частью Израиля им не предлагают, а возвращение под контроль Египта, Иордании или ООП – смертный приговор для потенциальных коллаборационистов. Практика подтвердила эти прогнозы. Не случайно отношения палестинцев, живущих на «территориях», и израильтян пережили “медовый месяц” в 1967-73 гг. После того, как Израиль провел переговоры в Кемп-Дэвиде и уступил Египту Синай, население территорий убедилось в том, что его “сдадут” и идеологическая победа ООП над Израилем стала только вопросом времени. “Соглашение Осло” оказалось первым шагом к фактической капитуляции израильских политиков, проведенной по их собственной инициативе, перед Я.Арафатом. Последующие полтора десятилетия, несмотря на все перипетии противостояния, закрепили эту тенденцию. Израиль отдавал и отдает территории, не получая взамен безопасности. Не исключено, что он продолжит двигаться в этом направлении, пока окончательно не исчерпает лимит итогов военных побед 60-80-х гг.

Причина палестино-израильского конфликта - идеализм и отсутствие опыта государственного управления израильской элиты, вне зависимости от партийной принадлежности и идеологической ориентации. С тех пор, как в 60-е гг. “старый истеблишмент” Израиля принял на вооружение теорию “территории в обмен на мир”, его лидеры пытаются воплотить ее в жизнь. Кемп-Дэвид, Мадрид, Осло и Аннаполис – этапы этих попыток. Каждый из них позволяет очередному израильскому премьеру добиться лавров миротворца за счет национальных интересов, закладывая основы нового, более глубокого и ожесточенного противостояния. Политику такого рода ведут и правые, и левые партии, разница между которыми в настоящее время минимальна. Именно это позволило израильскому премьер-министру А.Шарону сформировать Кадиму – “партию власти”, составленную выходцами из правого Ликуда и левой Аводы. За рамками ее остались группы и лидеры, оппозиционные А.Шарону и его вечному партнеру-противнику Ш.Пересу, действующему президенту Израиля. Рассматривая другие партии израильского политического спектра, следует отметить, что русскоязычные избиратели, выступающие против территориальных уступок, но за социальную защиту населения, которых представляет партия Исраэль-Бейтейну и ее лидер А.Либерман, отличаются электоральным прагматизмом, создав “право-левый” выборный маятник. Ортодоксы, традиционалисты (партия ШАС) и представители электорального “болота” - партия пенсионеров - голосуют в обмен социальные блага, предоставляемые их группам. Иллюстрацией этого выглядит недавний раскол партии пенсионеров, часть которой сформировала в Кнессете представительство партии известного русско-израильского предпринимателя, политического и общественного деятеля А.Гайдамака. Особую позицию занимает национально-религиозный лагерь, руководство которого, пытаясь избежать конфликта с правительством, все более отдаляется от рядового электората: поселенцев, академического истеблишмента и военных, выступающих против территориальных уступок за счет безопасности. СМИ, суды и прокуратура Израиля в большинстве своем являются сторонниками левых групп типа движения Мерец, политическое будущее которых связано с завершением “процесса Осло”. Стратегия арабских партий Израиля описана выше.

“Процесс Осло”, принесший Ш.Пересу Нобелевскую премию мира, в настоящее время рассматривается как ошибка, которая привела к террористической войне, даже его бывшими сторонниками. Раскол гражданского общества, противостояние евреев и арабов Израиля, разрушение экономики и социальной среды палестинских территорий, радикальная исламизация Газы и Южного Ливана, дехристианизация Палестины, гибель тысяч израильтян и палестинцев – следствия попытки этого амбициозного “лузера” остаться у власти, оттеснив политических оппонентов. Все чаще израильская публика задает “неудобные” вопросы, пересматривая итоги политического курса, которым Израиль движется последние полтора десятилетия. Ревизии подвергаются и такие, недавно незыблемые постулаты, как “наследие Рабина”, в убийстве которого все чаще обвиняют не правых экстремистов, а его соратников по партии, обеспокоенных тем, что он мог замедлить реализацию “соглашений Осло”. Сегодня можно констатировать, что в элите Израиля нет ни понимания того, куда должна двигаться страна, ни того, где проходят “красные линии”, которые она не может пересекать.

Политика Израиля в ближневосточном урегулировании – балансирование на проволоке с завязанными глазами, которое преследует единственную цель: взять власть и удержать ее в руках тех, кто за нее борется. Именно этим объясняется то, что такие политические авантюры “бывшей элиты”, как “женевская инициатива”, воспринимаются, словно элементы реального политического процесса. Партийную политику Израиля характеризуют авторитаризм, вождизм, лоббирование в личных интересах, коррупция и засилье партийного аппарата. Израиль переживает кризис доверия населения к институтам власти. Критике подвергаются президент, премьер-министр, министры обороны, иностранных дел и внутренней безопасности, государственный контролер, руководство спецслужб и полиции, профсоюзные лидеры. Единственное, в чем расходится публика в отношении каждой из упомянутых фигур – превалируют ли в их деятельности личные или групповые интересы. Следствием этого и стал феномен новых политиков, наиболее известным среди которых является упомянутый выше А.Гайдамак.

Нельзя не отметить заметной в условиях паралича элиты активизации израильского общества, формирующего внепартийные группы и движения. Алия из бывшего СССР, коренным образом изменившая структуру этого общества в 90-е гг., в последние 7 лет пополнилась репатриантами из Аргентины, Франции, Эфиопии, малых общин и перешедшими в иудаизм “герами”, не являющимися сторонниками правительственной политики. В ходе “итнаткута”, насильственной эвакуации 8 тысяч поселенцев Газы, сформировалась стратегия пассивного сопротивления. Активного сопротивления поселенцев и их сторонников можно ожидать в случае попыток эвакуации поселений Западного берега – “иткансута”, а также Голанских высот. При этом не исключена возможность того, что будет перейден допустимый уровень насилия и противостояние приобретет характер гражданской войны, которая неизбежно обернется катастрофой не только для палестинцев, но для всего региона. Как представляется, риск дестабилизации внутриполитической обстановки в Израиле в ходе его размежевания с палестинцами чрезвычайно высок, вне зависимости от величины территориальных уступок, которых может добиться палестинская сторона. Израиль является непризнанной - “теневой”, но от этого не менее реальной ядерной державой, которая заслуживает значительно большей осторожности в отношении к ней мирового сообщества, чем это принято сегодня. Эвакуировать без массовых беспорядков четверть миллиона вооруженных поселенцев, не говоря о жителях еврейских кварталов Восточного Иерусалима, невозможно вне зависимости от того, какие именно обещания в этой области были даны в Аннаполисе и будут даны в будущем. Армия, учитывая негативный опыт “итнаткута”, ухода из Ливана и Второй ливанской войны, вряд ли поддержит в этом правительство, хотя ЦАХАЛ готов к масштабной операции по зачистке Газы, кампании против Сирии или атаке на иранские ядерные объекты, тем более, что экономика Израиля, как показала война 2006 г., диверсифицирована и модернизирована настолько, что успешно развивается и в условиях военных действий и противостояния терроризму. Вопрос лишь в том, готово ли к силовым сценариям политическое руководство Израиля, или оно будет придерживаться “стратегии Пуэрто-Рико”, переложив ответственность за безопасность Израиля на США.

В отсутствии стратегии, действия руководства Израиля в сфере безопасности и диалога с руководством ПНА определяются тактикой: реализуется то, что может помочь тому или иному политику в продвижении и закреплении достигнутых позиций. Основные факторы, с которыми вынуждено считаться руководство Израиля – симпатии избирателей в предвыборный период и уровень отношений с Соединенными Штатами. Пытаясь добиться от американского руководства поддержки своего курса, каждая из политических группировок Израиля лоббирует в США собственные интересы. Это касается также президента и членов правительства: премьер-министр, вице-премьеры, министры обороны и иностранных дел имеют большие возможности для продвижения в США своих идей и торпедирования планов соперников, включая коллег по правящей коалиции и непосредственное руководство. Такая же система отношений выстроена на партийном уровне. Политика, которую ведут основные игроки израильского истеблишмента: президент Ш.Перес, премьер Э.Ольмерт, министры Ц.Ливни, Э.Барак и Ш.Мофаз, вышедший из правительственной коалиции А.Либерман и ее оппонент Б.Нетаньяху, следуя рекомендациям своего окружения, определяет будущее палестино-израильских отношений больше, чем долгосрочные интересы Израиля. Это обстоятельство объясняет противоречивость израильских действий не только на современном этапе, но и в будущем. Главными претендентами на пост премьер-министра в будущем правительстве являются Б.Нетаньяху, Э.Барак и Ц.Ливни. Учитывая крен израильского общества вправо, вследствие роста военных и террористических угроз, они вынуждены в вопросах отношений с палестинцами придерживаться схожей риторики и действий. Это касается и действующего премьера, Э.Ольмерта, чей рейтинг беспрецедентно низок. Как ни парадоксально, но при всем вышесказанном израильское правительство, опирающееся на нежелание большинства депутатов Кнессета покинуть парламент в случае внеочередных выборов, достаточно устойчиво: понимая истинное положение вещей Э.Ольмерт, будучи человеком левых взглядов, должен любой ценой избегать столкновения с правым истеблишментом и обострения противоречий в обществе.

Анализируя баланс групповых и корпоративных интересов израильского политического истеблишмента, следует отметить, что левое лобби, пытаясь реанимировать финансовые потоки, выстроенные в 90-е гг. вокруг “процесса Осло”, добивается возобновления выплат руководству ПНА средств, удерживаемых Израилем в оплату таможенных сборов и налогов с рабочих. Оно пытается выстроить систему экономических связей Палестины и Израиля с учетом требований безопасности. Левый истеблишмент, связанный с армией и спецслужбами, выступает за завершение строительства “стены безопасности” и проведение антитеррористических “зачисток”. Он демонстрирует готовность к “болезненным уступкам”, требуя ликвидации “незаконных поселений” и замораживания поселенческой деятельности, но готовится к войне с ХАМАС, «Хизбаллой», Ираном и Сирией. Отказываясь на официальном уровне от диалога с ХАМАС, эта группа израильских политиков пытается наладить контакты с этим движением и добиться от него признания Израиля, одновременно зондируя возможность возвращения Сирии Голанских высот. Они колеблются в выборе партнера по диалогу между действующим главой ПНА Абу-Мазеном и находящимся пока в заключении М.Баргути, популярным среди палестинских радикалов. Из соображений конкуренции, группа эта склонна к замедлению алии и пытается провести традиционную для Израиля “полуконкурентную” приватизацию, оставляя командные высоты в израильской экономике за левой олигархией, контролирующей ее в настоящее время. Поскольку попытки освободить захваченных в плен боевиками ХАМАС и «Хизбаллы» летом 2006 г. израильских военнослужащих силовым путем не привела к успеху, эта группа элиты склоняется к попытке их обмена на несколько сотен боевиков, содержащихся в израильских тюрьмах.

Правый лагерь в свою очередь требует продолжения развития поселений, расширения территории, охватываемой «забором безопасности», отказа от передачи Голанских высот Сирии (на деле проведя в сравнительно недавнем прошлом неудачные переговоры об их возврате), обязательного присоединения к Израилю всех поселений и долины р.Иордан, осуждения “процесса Осло”, возвращения палестинских городов Западного берега Иордании и ввода иорданской армии на территорию ПНА, отказа от диалога с ХАМАС и экономических связей с ПНА, зачистки Газы и передачи ее под контроль ПНА, возвращения израильской армии в Филадельфийский коридор, отделения израильских арабов, расширения алии и открытой конкурентной приватизации. Следует особо отметить наличие среди израильских поселенцев значительного числа “русских”, как еврейского происхождения, так и нееврейских членов их семей, включая парламентариев, лидеров политических партий и представителей других групп “нового истеблишмента” Израиля.

Ультралевые группы полагают необходимым снос поселений и “стены безопасности”, полный уход с территорий, возвращение Сирии Голанских высот, отказ от ядерного статуса в обмен на “гарантии безопасности” со стороны мирового сообщества, диалог с ХАМАС и «Хизбаллой». В числе их приоритетов отделение религии от государства, замораживание алии, а также расширение израильского финансирования ПНА. Упомянутые выше секторальные партии, в случае выделения средств на их приоритетные проекты, поддержат правительство, вне зависимости от своей предвыборной платформы.

Израильская политическая мозаика, несмотря на кажущуюся хаотичность, на деле подчиняется определенной логике. Она подвержена периодическим колебаниям, в зависимости от избирательного календаря в Израиле и Соединенных Штатах. Позиция в отношении палестино-израильского урегулирования партий, фракций, групп и отдельных лидеров может зависеть от заключенного или заключаемого альянса, текущей конъюнктуры, внешнего или внутреннего давления, а также обязательств по отношению к партнерам, в т.ч. – особенно для левых партий - европейским или палестинским. Теракты или ракетные обстрелы израильской территории могут быть проигнорированы в случае, если истеблишмент Израиля по тем или иным причинам не хочет “раскачивать лодку”, но даже незначительный инцидент, если он совпадет с внутриполитическим кризисом, может спровоцировать столкновение не менее серьезное, чем Вторая ливанская война.

Конфликт между ХАМАС и ФАТХ в Палестине, соперничество палестинских группировок в диаспоре, проблема лидерства, конфликт интересов между основными палестинскими семейными кланами и их внешними патронами не позволяют уверенно говорить о будущем ПНА. Спустя шесть десятилетий после того, как “мировое сообщество” взяло на себя ответственность за разрешение палестино-израильского противостояния, не существует, вопреки декларациям лидеров ООН и Великих держав, не только единого подхода к палестинской проблеме, обещающего минимально гарантированный результат, но даже единого мнения по поводу того, о чем, собственно, должна идти речь. Благие намерения по построению палестинского государства, в котором проблемы палестинского народа будут решены, так же далеки от реальности, как планы ООН по интернационализации Иерусалима. Ключевой вопрос сегодняшнего дня: следует ли заниматься Палестиной или палестинцами? Если Палестиной – идет ли в настоящий момент речь об отдельных городах и примыкающих к ним сельских анклавах – “кантонах Либермана”, едином палестинском государстве, двух палестинских государствах – в Газе и на Западном берегу, одной только ПНА или какой-либо форме автономии, связанной с Иорданией или Египтом? И какие, в конечном итоге, будут у этой Палестины, Палестин, ПНА или палестинских анклавов отношений с Израилем? Настоящие взаимные обязательства, а не теоретические, которые трактует по-разному не только каждая из сторон, но и каждая отдельно взятая влиятельная структура или персона на той или иной стороне?

Если речь идет о людях – включает ли понятие “палестинцы” только жителей территорий, или будет распространено на арабов-мусульман Израиля? Будет ли выведена из тупика проблема беженцев, если удастся вернуть к нормальной жизни палестинские лагеря, или она останется блокированной растущими претензиями, которые предъявляют палестинские лидеры от лица многомиллионной диаспоры? Какие из этих лагерей должны просто поменять статус, будучи признаны обычными населенными пунктами – что возможно для Иордании, Западного берега и части Газы? Какие должны быть расселены – как придется делать в Ливане и, возможно, в Сирии – и где именно? Как будет проведена грань между палестинцами Иордании, Израиля и самой Палестины, позволяющая сохранить семейные, клановые и племенные связи по разные стороны государственных границ, не ставя Амман и Иерусалим перед проблемой двойной лояльности? Каковы будут, в случае возникновения Палестины в качестве самостоятельного территориального образования, ее отношения с палестинской диаспорой? Что эта диаспора сможет – и захочет – дать Палестине?

Политически некорректные вопросы, которыми задается сегодня палестинская интеллектуальная элита и независимая от внешних дотаций часть палестинской “улицы”: когда “мировое сообщество” говорит о решении палестинской проблемы, идет ли речь о получении реальными людьми реальных результатов или о реализации теоретических постулатов и планов? О гражданских правах и свободах, или только о праве выбрать собственное руководство – или получить его “свыше”, вне зависимости от того, к чему этот выбор или назначение приведет? Об образовании, работе, медицине, развитой социальной инфраструктуре, политической стабильности, достойном уровне жизни, или о статусе и материальных благах бюрократической клептократии – международной и палестинской? Есть ли вообще решение у этой задачи в тех параметрах, в которых она ставится, вне зависимости от того, что пишет пресса об Аннаполисе, парижской конференции спонсоров и подобных им форумах?

Палестинский вопрос в мировой политике возник как продолжение и зеркальное отражение вопроса еврейского. Именно поэтому классический политический антисемитизм нашел продолжение в антисионизме, а фашистская идеология и практика ХХ в. в новом столетии органически вошли в идеологию и составили основу агитационно-пропагандистского комплекса исламского мира. Распространение этих идей идет во всех его социальных слоях, от сельской и племенной патриархальной “глубинки” и маргиналов городских окраин, до образованного среднего класса и государственной элиты. Евреи и Израиль занимают в этой субкультуре место главного врага, а палестинцы – жертвы этого врага. Историкам и культурологам хорошо известно, что роли такого рода и связанные с ними стереотипы в политической и культурно-религиозной мифологии устойчивы на протяжении настолько длительных периодов, что могут пережить и ситуации, давшие им начало, и цивилизационный комплекс, который их породил.

Реализация “Дорожной карты”, как бы маловероятна она ни была, не означает прекращения конфликта Израиля ни с палестинцами, ни с исламским миром. Не означает по той же причине, по которой через две тысячи лет после зарождения христианства и его отделения от иудаизма, отдельные христиане и целые группы, включая представителей восточных церквей, продолжают обвинять евреев в распятии Христа. В исламском мире в целом и палестинском в частности антиизраильская и антиеврейская религиозная, идеологическая и политическая пропаганда в настоящее время поставлена на поток. Используя как традиционные, так и современные средства распространения она доминирует в системе образования, СМИ, общинной и религиозной жизни. Цель этой пропаганды - не выстраивание современного исламского или палестинского общества, а возрождение мифологизируемого прошлого в борьбе с врагом. Халифат, “праведный ислам” или “свободная Палестина” должны возникнуть не в результате компромисса, позволяющего соперничающим сторонам сосуществовать, а после победы палестинцев, арабов и мусульман над евреями, “сионистами и крестоносцами”, Израилем и США, Западом или правителями арабских стран. В недавнем прошлом в исламском “пантеоне зла” присутствовали “безбожники-коммунисты”, но распад СССР перевел их в категорию побежденных, о чем лидеры исламского мира, в т.ч. пытающиеся найти в России противовес Америке, достаточно часто говорят, предрекая Израилю судьбу Советского Союза.

Не сосуществование с Израилем, но борьба с Израилем, противостояние Израилю, в крайнем случае – поглощение и растворение Израиля - цель, к которой необходимо стремиться будущим поколениям палестинцев. Именно такую основу закладывают в процессе воспитания палестинской и арабской молодежи семья, общество и система образования. ООН, коспонсоры “мирного процесса” и “мировое сообщество” ни до, ни в Аннаполисе, ни после него не предложили этой идеологии никакой альтернативы, хотя являются главными спонсорами этой системы. Отдельные единичные попытки палестинской и арабской интеллигенции построить эту альтернативу собственными силами не опираются на необходимые организационные, финансовые или информационные ресурсы. Отдавая должное усилиям людей, пытающихся заложить основу позитивной идеологии палестинского будущего, нельзя не отметить, что если они и имеют шансы на успех в будущем, то в будущем весьма отдаленном.

Израильские эксперты, подводя итоги нескольких десятилетий многосторонних или двусторонних арабо-израильских переговоров, международных планов и инициатив, отмечают, что все попытки палестино-израильского размежевания с начала ХХ в. были отвергнуты или сорваны арабской и палестинской сторонами. В конечном счете, это лишь уменьшало готовность Израиля к компромиссам и ослабляло позиции арабов. Наиболее точно характеризует ситуацию в исторической ретроспективе известная фраза: “Палестинцы никогда не упускают шанс упустить шанс”. Не исключено, что корни этой проблемы лежат не в нежелании палестинских лидеров, от иерусалимского муфтия Хадж-Амина аль-Хусейни до Ясира Арафата и руководства ХАМАС, заключить мир с еврейским государством, но в невозможности добиться нужного для этого общенационального палестинского консенсуса. Как показывает опыт, добиться не только единства, необходимого для создания и успешного функционирования государства, но даже простого согласия по какому либо вопросу, за исключением борьбы с Израилем, палестинцам чрезвычайно трудно, если вообще возможно. Они проявляют себя как единый народ исключительно вследствие борьбы с соседями, далеко не только израильтянами, и в ходе этой борьбы. И, добавим, ничем не отличаются в этом от евреев на ранней стадии формирования еврейского народа не только прошедших длительную стадию в качестве классических для региона племен (“колен израилевых”), но и подробно зафиксировавших все перипетии этого периода в письменных источниках, которые легли в основу еврейской и христианской традиции.

Скажем больше: проблема расселения палестинских беженцев на палестинских территориях – “своих” и “чужих” палестинцев – объективна и имеет простое объяснение. Разумеется, палестинцы начала XXI в. – не просто часть арабского населения Леванта, как это было в середине ХХ в., но народ. Вопреки популярным в современной Палестине и палестинской диаспоре легендам о происхождении “от филистимлян”, они сформировались как народ именно во второй половине прошлого столетия, вследствие противостояния – не только с израильтянами, но и с арабами Машрика, не давшими им ассимилироваться и интегрироваться в соседних с Израилем странах. Палестинцы как единый народ, имеющий собственные национальные мифы, интересы, самосознание и приоритеты – общность молодая. Чрезвычайно молодая.

Различные группы палестинцев имеют не менее разное и иногда не менее древнее историческое происхождение, чем евреи. Однако, в отличие от евреев, они, как народ, воспринимаемый в этом качестве и окружающими, и ими самими, не прошли через тот пресс, который на протяжении нескольких тысяч лет подчинил клановое, племенное и субъэтническое самосознание доминирующему у современных евреев сознанию общенациональному. На “низовом” уровне, в Газе, на Западном и Восточном берегах р.Иордан, прекрасно известно, какие семьи и кланы происходят от евреев, самаритян и других местных народов, а у кого предки имеют римские и византийские корни. Кто наследник бедуинских племен с Аравийского полуострова, во времена джихада осевших в Газе по пути в Египет, кто – европейцев-крестоносцев, а кто – курдов, пришедших с Салах ад-Дином. Чьи пращуры были турецкими, греческими, армянскими или арабскими купцами, а чьи - колонистами из Мамлюкского Египта или Оттоманской Порты. Кто потомок наемных рабочих из Сирии и Египта, осевших на территориях в конце XIX – начале ХХ вв., после строительства железной дороги, а кто - суданских рабов, ставших свободными при англичанах. Известно, наконец, кто переселился в Газу из Египта, а на Западный берег из Иордании в 1949-1967 гг., а кто примкнул к ФАТХ в Иордании, Ливане и Тунисе.

История союзов и вражды между семьями и кланами, племенами и деревнями, городскими кварталами и целыми районами Палестины имеет не менее старые и не менее прочные корни, чем между валлонами и фламандцами, сербами и хорватами, албанцами и греками, шотландцами и англичанами, украинцами и поляками. Для некоторых групп палестинцев добровольное подчинение руководству ХАМАС или правительству ПНА означает то же самое, что для ирландцев подчинение Лондону, армян Баку, а басков Мадриду. В диаспоре и коридорах ООН, МВФ, ЕС, etc. это не имеет значения и об этом не принято говорить. Но там, где стоит вопрос о земле и недвижимости – это главное. Потому и хранят в лагерях палестинских беженцах ключи от “собственных домов”, покинутых в 1949 и 1967 гг., что понимают, насколько трудно получить шанс на постоянное проживание на палестинской, но чужой земле. Именно в этом корень раскола на Газу и Западный берег и гражданской войны между ФАТХ и ХАМАС. В этом причина того, что ни ФАТХ, ни ХАМАС не контролируют полностью территорий, которыми правят, и территории эти в ближайшем будущем, скорее всего, продолжат раскалываться на “кантоны”, обособляющиеся друг от друга. Пытаясь понять, где проходят линии потенциального раскола, специалисты, занимающиеся этнографией палестинцев, говорят о 6-7 основных кланово-племенных группах сектора Газа и 8-12 Западного берега. В секторе Газа можно говорить о таких территориальных анклавах, как сама Газа, Хан-Юнис и Рафиах. На Западном берегу выделяются Тулькарм, Дженин, Иерихон, Вифлеем, Рамалла, пока что контролирующая Наблус (Шхем) и Хеврон. При этом Рафиах исторически тяготеет к Египту, Иерихон к Иордании, а Тулькарм, являясь, фактически, дальним пригородом израильской Кфар-Сабы, к Израилю. Хеврон – давняя арена борьбы палестинцев с израильтянами, живущими в старом еврейском квартале города, однако в начале 2008 г. их противостояние было остановлено местными шейхами, вопреки официальной Рамалле предложившей поселенцам соглашение о мире и добрососедских отношениях, «подводящее черту преступлениям Осло». В граничащем же с Иерусалимом Вифлееме исконное христианское население в настоящее время противостоит пришлым мусульманам, доминирующим в городе с начала власти ПНА.

Основа упомянутого выше конфликта палестинских арабов с арабским миром не только в том, что этот мир изначально отказывал им в праве на собственную государственность и видел в них исключительно инструмент борьбы с Израилем “на передовой”. Причина это или следствие такого подхода, но аксиомой является то, что палестинцы нелояльны режимам тех стран, в которых проживают. Нелояльны вне зависимости от того, какое положение там занимают, в каких условиях живут и какую поддержку получают. На Ближнем Востоке палестинцы, при всей риторике местной прессы о правоте их национального дела, заняли нишу “безродных космополитов”, в европейской истории зарезервированную за евреями. Не случайно их называют “евреями арабского мира”, и мир этот готов вести борьбу за права палестинцев “до последнего палестинца”. Напомним о реальности отношений палестинцев и арабских стран. Попытки палестинцев проявлять несанкционированную самостоятельность в Египте и Сирии были жестко подавлены Г.Насером и Х.Асадом. Борьба ООП с Хашимитской династией, наиболее болезненными эпизодами которой было убийство эмира Абдаллы в 1951 г. в Иерусалиме и попытка Я.Арафата свергнуть короля Хусейна в 1970 г. в Аммане, окончились “Черным сентябрем”, уничтожением военной инфраструктуры ООП в Иордании и изгнанием с ее территории боевиков и политического руководства ФАТХ. Роль, которую палестинцы сыграли в начале гражданской войны в Ливане в 1975-76 гг., превращение юга этой страны в “ФАТХленд”, война с Израилем 1982 г., криминализация и радикальная исламизация лагерей беженцев, конфликт с ливанскими общинами, в первую очередь христианскими, сделали палестинцев в Ливане общенациональными париями. Итогом стала не только резня, организованная маронитскими фалангистами “Катаиб” в 1982 г. в Сабре и Шатиле после эвакуации боевиков ФАТХ в Тунис, но и разгром ливанской армией, при поддержке всей страны, в 2007 г. лагеря беженцев Нахр-эль-Барид. Поддержка палестинцами оккупации Кувейта саддамовским Ираком в 1990 г. привела в 90-х гг. к массовой депортации, в ходе которой сотни тысяч палестинцев были изгнаны из стран Персидского залива, а финансовая помощь им со стороны этих стран - главных доноров ООП, была прекращена или радикально сокращена. Повсеместные погромы и преследования, которым подверглись палестинские беженцы в Ираке после свержения режима Саддама Хусейна, вынуждающие их в настоящее время бежать за пределы Ближнего Востока – в т.ч. в столь отдаленные страны, как Чили, завершают картину.

Число палестинских беженцев и перемещенных лиц, вынужденных сменить место жительства из-за конфликтов с населением и правительствами арабского мира, много больше числа тех, кто стал беженцами в ходе арабо-израильских войн. Конфликты, жертвами которых они стали, несопоставимы по длительности военных действий, уровню насилия над гражданским населением и его потерями. Не случайно при всем накале антиизраильской пропаганды, палестинские и сочувствующие им СМИ на протяжении 60 лет предъявляют Израилю обвинения лишь в связи с двумя эпизодами. Это гибель от 100 до 250 палестинцев в деревне Дейр-Ясин, в 1948 г. и 43 в селении Кафр Касем в 1956 г. Реакция израильских властей и общественности на эти трагедии была однозначно негативной и чрезвычайно жесткой по отношению к виновным. Отметим, что для региона, ситуации и эпохи, когда эти инциденты произошли, они были рядовыми. В конфликтах в арабском мире в последующие десятилетия погибли тысячи палестинцев, в то время, как противостоя палестинским военизированным формированиям и террористическим группировкам, атакующим его территорию, Израиль практиковал и практикует точечные ликвидации, сводя к минимуму риск для гражданского населения, в противоположность проводимой его арабскими соседями стрельбы “по площадям”.

Основой палестинского национального будущего до начала “интифады Аль-Акса” могли стать палестино-израильские отношения. “Оккупация” на протяжении четверти века создала уникальную экономическую ситуацию, сделав реальностью интеграцию и израильской палестинской экономических систем. Говорить о равенстве двух экономик не приходилось - инвективы палестинцев в адрес израильских работодателей и военной администрации во многом были справедливы. При всем том Израиль был для Палестины таким же экономическим локомотивом, как Соединенные Штаты для Мексики, а Россия для Закавказья и Средней Азии. Параллель между этими геополитическими “сообщающимися сосудами” можно провести и в других сферах, в первую очередь исторической и военной. Постиндустриальная экономика Израиля для Палестины не только была источником инвестиций и расширяющимся рынком труда, поглощавшим избыток палестинской рабочей силы, но и перемещала на палестинские территории промышленные предприятия и агрокомплексы, в недавнем прошлом составлявшие основу израильской экономики. Процесс этот был прерван в 2000 г. на пике своего развития и, как представляется, необратимо. Палестинцы не только потеряли около 200 тысяч рабочих мест в Израиле, которые кормили более 1 млн. членов их семей, но и сотни тысяч рабочих мест в самой Палестине, связанных с субконтрактами для израильских предприятий. В 2007 г. число разрешений на работу в Израиле, выданных палестинцам, немногим превысило 10 тысяч – причем большая их часть не могла быть реализована из-за мер безопасности после терактов или в связи с необходимостью их предупреждения, когда территории “закрывали”. Отток палестинской рабочей силы из Израиля вызвал приток туда иностранных рабочих. В сельском хозяйстве палестинцев заменили выходцы из стран ЮВА, в строительстве и промышленности – из Китая и Восточной Европы, в сфере здравоохранения и работе в домохозяйствах – с Филиппин, в сфере услуг – из Южной и Восточной Европы. В Израиле появились и рабочие из Африки. Число иностранных рабочих в стране по официальным данным превысило 150 тысяч человек, однако, учитывая значительное число нелегальных иммигрантов, более реалистичной представляется цифра в 250 тысяч. Криминальные инциденты, связанные с этой категорией населения оказались несопоставимы по уровню опасности для израильского общества с террористической угрозой со стороны палестинцев.

Помимо иностранных рабочих население Израиля пополнилось еще двумя группами переселенцев. Одна из них - беженцы из Африки, включая такие страны, как Судан, Чад и Эритрея, тысячи которых ежемесячно пытаются попасть на его территорию через египетский Синайский полуостров. Другая, более 150 тыс. человек, - арабы, в основном палестинцы с территорий и из Иордании, въехавшие в Израиль к супругам, израильским арабам, в рамках воссоединения семей. Обе упомянутые группы значительно отяготили собой сектор социального вспомоществования Израиля, а представители второй категории заняли дополнительные места на местном рынке труда. В итоге шансы на получение работы в Израиле жителями Западного берега и Газы практически свелись к нулю. Возвращение к положению, существовавшему до начала первой и тем более второй интифады, когда израильский рынок иностранной рабочей силы был в 80-х гг. монополизирован, а до 2000 г. – в большой мере занят палестинцами нереально. Учитывая то, что доходы от работы в Израиле и работ по совместным с израильтянами контрактам были одним из главных источников поступлений палестинской экономики, потеря их для населения территорий невосполнима.

Во времена израильской оккупации, в 1989 г., уровень жизни в Газе был вдвое, а на Западном берегу – втрое выше, чем в Египте, выше, чем в Ливане и ненамного отставал от Иордании и Сирии. Сегодня он в два с половиной раза ниже, чем в Сирии, втрое ниже, чем в Египте и Иордании, и почти вчетверо ниже, чем в Ливане. Рассматривая экономические тенденции на территориях в конце 2007 г., Jerusalem Post отмечает, что средний доход палестинцев на 40% меньше, чем он был до соглашений Осло в 1992 г.: пик составил $ 2.000 на человека в год, а в настоящее время, даже без учета инфляции, едва достигает $ 1.200. Состояние "глубокой бедности" возросло в Газе с 22% населения в 1998 г. до 35% в 2006 и превысило 81% в 2007 г. Прямые иностранные капиталовложения в палестинскую экономику отсутствуют, а наличный капитал отсылается за границу, вкладывается в недвижимость или тратится на краткосрочные спекулятивные сделки. Палестинская экономика в настоящее время основана на монополиях, которые чиновники ПНА позволяют создавать в обмен на взятки. Расходы на содержание бюрократического аппарата ПНА превышают ее доходы на $ 1,2-1,5 млрд. в год. Нефункционирующая судебная система породила практику решения коммерческих споров вооруженными формированиями. Палестинская экономика, сложившаяся в период египетско-иорданской и израильской оккупации, разрушена, и иностранная финансовая помощь не может принести ни к чему, кроме окончательного распада ее реального сектора. Во времена Я.Арафата треть палестинского бюджета, списывалось по статье "Расходы офиса президента". В итоге 40 лет активной деятельности ООП в финансовой сфере, после смерти “раиса” исчезли десятки миллиардов долларов. Опыт “вэлферной экономики” стран Африки, Азии и Латинской Америки дает основание полагать, что чем больший объем безвозмездной помощи будет предоставлен ПНА по существующим каналам, тем больший урон палестинской экономике будет нанесен. Власти, легитимность которых основана на контроле над механизмом распределения и присвоения денег доноров, заинтересованы не в создании прозрачной и эффективной экономики, но в ликвидации любой самостоятельности на местах, в первую очередь финансовой. Независимые успешные предприниматели являются потенциальными соперниками для администрации любого дотационного региона, а ПНА является администрацией одного из крупнейших дотационных регионов планеты. Собранные на парижской конференции доноров средства, скорее всего, станут классическим примером того, как добрые намерения иностранных доноров разрушат остатки самостоятельной экономики Палестины.

Теоретически палестинская диаспора, совокупный финансовый капитал которой по различным оценкам приблизился к $ 100 млрд., или превысил их, могла бы оказать в строительстве палестинского национального очага не меньшую помощь, чем оказала и оказывает Израилю еврейская диаспора в строительстве национального очага еврейского народа. Палестинцы составляют профессиональную управленческую элиту арабского и в целом исламского мира, широко представлены в среднем и высшем эшелоне менеджмента стран Запада, имеют прочные позиции и связи в России. Экономика палестинской диаспоры – реальность, частью которой являются такие транснациональные гиганты, как “ССС”, основанные в первой половине ХХ в. Однако пик надежд на сотрудничество палестинской диаспоры с правительством ПНА пришелся на амманский саммит 1995 г.: практикуемые администрацией методы продемонстрировали клептократическую природу режима, уничтожив перспективы внешних палестинских инвестиций в Палестину.

Некоторая часть капиталов, выведенных руководством ПНА за пределы собственно территорий, вернулась обратно в качестве инвестиций. Наиболее доходные сегменты палестинской экономики попали под контроль Я.Арафата, средствами которого управлял его финансовый советник М.Рашид, его ближайшего окружения и местных силовиков, партнерами которых в 90-е гг. оказались в ряде случаев их бывшие противники из израильских спецслужб. Наиболее известным альянсом такого рода стало казино в Иерихоне, совместный бизнес палестинца Д.Раджуба и израильтянина Й.Гиноссара. В этот период возникли также деловые и политические контакты между палестинской и еврейской элитой в диаспоре, поддержанные в Израиле лидерами левого лагеря. Именно они легли в основу передачи ПНА за символическую плату, при посредничестве Дж.Вульфенсена, поселенческих теплиц в Газе после ухода оттуда израильтян. Уничтожение на волне “революционного подъема” местными жителями этого агрокомплекса, производившего до 15% годового экспорта израильской сельскохозяйственной продукции, который позволял дать Газе более 40 тыс. рабочих мест, стало недвусмысленным сигналом потенциальным инвесторам. Ранее таким же сигналом на Западном берегу стало превращение иерихонского казино в укрепленную позицию палестинских военизированных формирований, в конечном счете, уничтоженную израильской армией. Эти примеры наглядно отражают состояние и перспективы совместных проектов Израиля и ПНА. Декларации о необходимости возвращения к сотрудничеству в этой сфере президента Израиля, Ш.Переса, имеют столь же малое отношение к реальности, как его книга “Новый Ближний Восток”, изданная в 90-х в разгар эйфории относительно “процесса Осло”.

Констатируя ущерб, который нанесло палестинцам и Палестине разрушение отношений с Израилем, следует отметить, что катастрофическое положение ее населения – скорее дань риторике, чем отражение реальности. Население это – самое образованное на Ближнем Востоке после Израиля и Кипра: Палестина занимает 46 место в мире по уровню грамотности, причем мужчины-палестинцы находятся на 27 месте. Продолжительность жизни в Иордании выше, чем в Палестине, а в Ливане – выше, чем в Газе (71,97 года), но ниже, чем на Западном берегу (73,27 года), однако и Египет, и Сирия по этому показателю отстают даже от Газы. Отметим, что соответствующий показатель для России составляет 67,08 года, причем для мужского населения отстает от Газы более чем на 10, а от Западного берега – на 11 лет. Детская смертность в Палестине выше, чем в Иордании, но ниже, чем в Ливане и значительно ниже, чем в Сирии и Египте. Смертность в целом демонстрирует аналогичные тенденции с той разницей, что этот показатель в Ливане выше, чем у всех упомянутых арабских стран.

Проблемы палестинского социума связаны не с уровнем медобслуживания и продолжительностью жизни, но с моделью воспроизводства, демонстрируемой палестинцами. На одну женщину в Газе приходится 5,78, а на Западном берегу – 4,28 ребенка. В арабском мире только в Йемене рождаемость выше, чем в Газе, а в Омане – равна ей. Рождаемость в Палестине выше, чем во всех соседних арабских странах. В Газе (33,45 ребенка на 1000 человек) она более чем вдвое превышает соответствующий показатель Ливана, почти вдвое – Иордании и даже Египта, еще недавно служившего примером демографической катастрофы. Ситуация на Западном берегу (31,67 ребенка) ненамного лучше, чем в Газе. Прирост населения Палестины составляет 3,71% в год для Газы (3 место в мире) и 3,06% для Западного берега (12 место). Такие темпы прироста (в Газе более чем в три раза выше, чем в Ливане, и в два раза выше, чем в Египте) представляли бы немалую проблему даже для эффективной экономики. Для стагнирующей экономики Палестины – это проблема неразрешимая.

Масштабы безработицы и число палестинцев, живущих ниже черты бедности, впечатляют. Однако они не выделяются на мировом фоне для стран и территорий соответствующих Палестине по уровню нестабильности – и даже более стабильных. Считается, что в Газе ниже черты бедности живет 81% населения, но в Молдове эта цифра составляет 80%, а в Таджикистане еще выше, хотя у этих стран ни с кем нет таких конфликтов, как у Палестины с Израилем. Аналогичные цифры для Западного берега – 45,7%, - ниже, чем для Грузии, Азербайджана, Туркменистана, ЮАР и еще нескольких десятков государств. Даже в Иордании ниже черты бедности живет 30% населения. Безработных в Газе - 31%, а на Западном берегу – 20,3%, но это не так уж далеко от 15% безработных в Иордании, и тем более от среднемирового уровня, составляющего 30% населения. В Мозамбике, ЮАР, Ираке безработица выше, чем на Западном берегу. В Йемене, Афганистане, Кении, Непале, Анголе она много выше, чем в Газе. При этом палестинские территории обладают современной коммуникационной инфраструктурой, служащей показателем реального уровня жизни местного населения, которая включает СМИ, радио и телевидение, интернет, стационарные телефонные линии и систему мобильной связи, до которой далеко многим развивающимся и некоторым развитым странам.

Основными проблемами палестино-израильских отношений, помимо проблемы беженцев и трудоустройства местного населения, считается проблема Иерусалима и израильских поселений. Последняя включает распределение водных ресурсов, конфликты вокруг вырубки оливковых плантаций поселенцами и угона их скота жителями палестинских деревень, а также споры вокруг конфискованных палестинских земель. Особняком стоят такие вопросы, как транспортные коридоры между Газой и Западным берегом, принадлежность Иорданской долины, контроль над Филадельфийским коридором и “забор безопасности”. И, наконец, хотя проблема Мертвого моря за рамками территориального спора, решение ее во многом зависит от того, как именно будет протекать палестино-израильское противостояние.

Иерусалимский вопрос теоретически решить несложно. Включение иерусалимского пригорода Абу-Дис в муниципальную черту и передача его палестинцам в качестве столицы – арабского Аль-Кудса – было исходной точкой израильского компромисса. Раздел Иерусалима, за исключением еврейских кварталов, части Старого города и Стены Плача – конечной. Как представляется, сегодня стороны остаются в том же самом тупике, куда завел переговоры по Иерусалиму отказ Я.Арафата принять предложения Э.Барака, значительно превышавшие лимит, на который готов был согласиться его собственный электорат. Никто из премьеров Израиля, включая Э.Ольмерта, не может после “интифады Аль-Акса”, выселения поселенцев из Газы - “итнаткута” и Второй ливанской войны предложить палестинским партнерам больше, чем предлагал Барак до этих событий. Но и Абу-Мазен, и его возможные преемники, не смогут согласиться на меньшее, чем требовал Арафат, не рискуя получить клеймо предателей национальных интересов. В Иерусалиме интересы палестинцев и израильтян накладываются – разделить их представляется возможным только с позиции силы. Что касается планов по возвращению к идее ООН об интернациональном статусе Иерусалима и международном контроле над ним, идея эта теоретически хороша, но на практике мало чего стоит.

Распределение водных ресурсов, которое может удовлетворить обе стороны, также представляет проблему. Корень ее в принципиально разном подходе израильтян и палестинцев к воде. В постиндустриальном израильском обществе царит культ экологии и ресурсосбережения. Патриархальное палестинское общество ими демонстративно пренебрегает. Примером такого подхода является чрезмерная эксплуатация подземных вод в Газе, в результате которой морская вода попала в водоносные слои, необратимо разрушив систему водопользования в секторе. Целенаправленное уничтожение палестинцами лесов, которые сажают израильтяне, дополняют картину.

Проблема израильских поселенцев чрезвычайно раздута, в основном левым лагерем, пытающимся ослабить своих соперников в правой части израильского политического спектра. Отношения их с палестинскими соседями копируют отношения палестинских кланов между собой. Поселенцы различают среди своих арабских соседей коренное население и новоселов, а также лояльных и враждебных по отношению к ним и ведут себя по отношению к ним соответственно. Принципиально территориальная проблема разрешима, в случае, если на палестинской стороне появится лидер, способный взять на себя ответственность за территориальный обмен с Израилем. Что касается внешнего давления и обещаний израильского правительства американскому руководству, не только эвакуировать, но даже сколь бы то ни было чувствительно задеть четверть миллиона поселенцев Иудеи и Самарии – повторим - никакое израильское правительство не может и вряд ли сможет в будущем реализовать эти обещания. Выселение израильтян из Газы было однократным и чрезмерно болезненным для страны актом. Тиражировать его, не рискуя спровоцировать в Израиле гражданскую войну, вряд ли возможно и на риск такого рода не пойдет ни один здравомыслящий израильский политик. В конечном счете, налаживание добрососедских отношений с поселенцами – единственный путь для палестинцев Западного берега, тем более, те не возражают против такого развития событий. Это может дать ключ и к решению вопроса земельных конфискаций. Израильская военная администрация, осуществлявшая их в прошлом, на протяжении всего периода с начала соглашений об образовании ПНА передает под палестинский административный и военный контроль район за районом, оставляя за собой решение вопросов в сфере безопасности и проведение контртеррористических операций. Прекращение террора означает снятие опасности возвращения к политике конфискаций. Сохранение его на существующем уровне вновь сделает эту политику актуальной.

Как и по Голанским высотам, которые стали неотъемлемой частью Израиля, израильское общество, в отличие от политиков, не спорит о необходимости сохранения под израильским контролем Иорданской долины, где нет палестинских населенных пунктов. Это же касается необходимости возвращения израильской армии в Филадельфийский коридор и взятия под контроль всей границы с Египтом для предотвращения контрабанды в Газу вооружения и боеприпасов, а также легитимности “забора безопасности”. Дискуссии идут лишь о том, будет ли он окончательной палестино-израильской границей, или линия его будет продолжена при новом правительстве. Обсуждается также, не следует ли после зачистки Газы обустроить границу с Египтом в ненаселенной полосе между Рафиахом и Газой, оставив пограничный Рафиах с его подземными туннелями и кланами наследственных контрабандистов под египетским суверенитетом. Все это для Израиля также имеет отношение исключительно к сфере безопасности.

Последние из упомянутых проблем – прокладка транспортного коридора, связывающего Газу с Западным берегом и маршрут, по которому пройдет канал, призванный обеспечить пополнение Мертвого моря водой. Будет ли выбран южный вариант по израильско-иорданской границе или западный, через палестинские территории – вопрос открытый. Технические возможности для реализации любого из выбранных проектов не представляют проблемы. Проблемой является необходимость до начала проектных работ полного умиротворения территорий и ликвидации инфраструктуры террора – палестинскими или израильскими силами, не столь важно. Следует отметить, что палестинское общественное мнение по всем затронутым темам придерживается отличной от Израиля крайней точки зрения. При этом израильские и палестинские лидеры могли бы пойти на компромисс под давлением США, но пойти на него не могут и вряд ли в обозримой перспективе смогут. Аннаполис не изменил и не мог изменить этого, точно так же, как многочисленные визиты действующих и отставных политиков на Ближний Восток.

Суммируя вышесказанное, следует отметить, что практические перспективы решения проблемы палестино-израильского противостояния обещают не столь много, как теоретические. Существенной проблемой является раздробленность Палестины: хотя “мировое сообщество” и Израиль признают Абу-Мазена и его ПНА единственной легитимной администрацией, реальную власть в Палестине осуществляет большое число политических групп и лидеров. Проблема единоначалия возникла в связи с вакуумом власти, в который ПНА погрузилась после смерти Я.Арафата, который, как и всякий авторитарный лидер, не только не готовил и не намеревался готовить преемников, но скорее всего несет ответственность за преждевременный уход некоторых из тех, кто мог претендовать на эту роль. Именно это объясняет гибель одного из наиболее известных “нобилей” территорий, Ф.аль-Хусейни незадолго до смерти самого Я.Арафата. Возможности Абу-Мазена ограничены, и он явно уступает ХАМАС в активности. Не случайно обсуждается возможность возвращения в активную палестинскую политику М.Баргути, которого ради этого Израиль может освободить, рискуя повторить ошибку с освобождением основателя ХАМАС, шейха Ясина. Д.Раджуб и другие “силовики” ФАТХ с Западного берега более или менее успешно контролируют свои родовые анклавы, в то время, как М.Дахлан потерял Газу – не исключено, что окончательно. Тестом на прочность правительства Абу-Мазена станет его способность взять под контроль традиционно исламистский, насыщенный террористами Дженин после принятия израильским руководством в мае 2008 г. решения о передаче контроля над городам палестинским силовикам.

Лидеры ХАМАС, находящиеся за пределами сектора Газа, как базирующийся в Сирии Х.Машаль, слабо влияют на ситуацию. В самой Газе радикальное и умеренное крыло ХАМАС борются за власть между собой и с общими противниками: остатками сил ФАТХ, местными кланами и криминальными сообществами, опираясь на помощь Ирана. Изоляция ХАМАС в Газе неэффективна: обстрелы Израиля из сектора после Аннаполиса усилились, в том числе за счет повышения качества вооружений палестинских боевиков. Информация о том, что Газа превращена в укрепленный район по образцу Южного Ливана, может быть проверена только в ходе проведения военной операции в секторе. Операция эта теоретически может носить ограниченный характер, отводя израильской армии роль штурмовой группы, расчищающей дорогу для боевиков ПНА, как надеется администрация Абу-Мазена, но не исключено и то, что в ходе ее Газа будет полностью разоружена, а террористы, боевики, наркоторговцы и криминальные группы на ее территории “зачищены”. Возвращение туда израильских поселенцев исключено в любом случае, а возвращение израильской армии – за исключением буферных зон по границе сектора с Израилем и Филадельфийского коридора – маловероятно.

Надежды на то, что создание ПНА откроет переходный период, в результате которого возникнет палестинское государство, оказались несостоятельными. Пока среди палестинцев не появятся лидеры, которые не только смогут удовлетворительно отчитываться перед донорами, позволяя им продолжать вбрасывать в Палестину миллиарды от имени “мирового сообщества”, но смогут контролировать людей, которыми берутся управлять – никакой план, инициатива или “Дорожная карта” и никакие средства, инвестированные для реализации этих идей, не принесут результатов. Будущие палестинские лидеры должны хотеть и уметь строить собственный дом, а не бороться с соседями. Решать вопросы, которые позволят Палестине стать экономически независимой, а не рассчитывать на внешнюю помощь. Работать с теми и для тех, кто сегодня живет в Палестине и лагерях беженцев за ее пределами, а не декларировать заботу о “будущих поколениях”, во имя которых в ходе межпалестинской гражданской войны уничтожается настоящее. Обязательным условием создания любых государств является реализм их “отцов-основателей”. В палестинском случае это означает необходимость деидеологизации национального строительства. Для того, чтобы добиться результатов, палестинский истеблишмент должен будет перейти от негатива к позитиву: от борьбы и разрушения чужих достижений к строительству собственного будущего. Необходимыми элементами этого будущего должны стать борьба с коррупцией во власти, экономическое планирование, решение проблем международной кооперации и сотрудничества с соседями – в первую очередь Израилем, налаживание партнерских отношений с палестинской диаспорой и организация оттока излишка трудовых ресурсов. Особняком стоит снижение темпов прироста населения, решение проблем экологии и ресурсосбережения.

В середине ХХ века Палестина еще могла быть, в случае принятия соответствующего решения “Великими державами”, взята под внешний оккупационный контроль, как были взяты под него Япония и Германия. В этом случае боевики были бы разоружены, а террористы и криминальные элементы изолированы. Экономика, инфраструктура и социальная среда реформированы, а система образования и средства массовой информации перестали превращать детей в “шахидов”. Через 1-2 поколения: 25-50 лет, Палестина превратилась бы в ту страну, которую видели перед собой инициаторы “мирного процесса”. Но в ХХI веке этот вариант осуществлять некому. Все, кто контролировал Палестину на протяжении новейшей истории, от Турции до Израиля, отказались от нее. Предоставленная же самой себе Палестина доказала, что она не является ни Германией, ни Японией. Не исключено, что ее население не только никогда не имело собственной государственности, но в Палестине просто нет еще основы для того, чтобы такая государственность была. Ни палестинское население, ни палестинская элита не готовы к ограничениям, которые она накладывает.

Реальностью ближайшего будущего Палестины является гражданская война и вялотекущее противостояние с Израилем. Планы ООН и коспонсоров “мирного процесса” так же мало вписываются в палестино-израильские реалии, как “Дорожная карта”, “арабская мирная инициатива” и сроки окончательного урегулирования ближневосточного конфликта, установленные в Аннаполисе. Тройственная экономическая конфедерация Палестины, Иордании и Израиля, при сохранении ими политической и военной самостоятельности – идея ближневосточного Бенилюкса, выдвинутая Абу-Мазеном в 90-е гг., исчерпала себя с началом “интифады Аль-Акса”. Не исключено закрепление раскола территорий на Газу и Западный берег, в этом случае два анклава палестинского самоуправления повторят, при всей условности этого сравнения, опыт ОАР и Пакистана. Существует некоторая вероятность интеграции Западного берега с Иорданией и значительно меньшая – реализации Синайского проекта, позволяющего решить проблемы беженцев и Газы. Наконец, может произойти чудо: правительство ПНА избавится от своих “родимых пятен”, умиротворит Газу и построит ту Палестину, которой она могла бы, и еще может быть. Жесткость, готовность к отказу от стереотипов и полной смене курса по отношению к союзникам, противникам и собственному населению в этом случае должны быть беспрецедентны. В противном случае результаты того, что происходит с Палестиной на наших глазах, будут закономерны. В мире есть непризнанные страны, которые де-факто являются состоявшимися государственными образованиями: Косово и Абхазия, Южная Осетия и Курдистан. Есть “бывшие” государства, распавшиеся или распадающиеся: Сомали и Ирак, Афганистан и Судан. И есть несостоявшаяся как государство Палестина, решение проблем которой все более превращается в процесс, не требующий результата.

Особый вопрос, что именно в описанной ситуации следует делать России, унаследовавшей от СССР вовлеченность в ближневосточный “мирный процесс” в качестве коспонсора. Как представляется – выдерживать баланс интересов, который удалось выстроить в 90-е гг. Традиции советского периода противоречивы. Советские евреи составили более трети жертв Холокоста. СССР вошел в число держав, победивших во Второй мировой войне, стоял у истоков создания Государства Израиль и поддерживал с ним отношения на протяжении первых 19 лет его истории. Но антисемитизм, узаконенный и законодательно закрепленный в Российской империи, стал неформальной составляющей государственной идеологии СССР. Расширение интересов Советского Союза на Ближнем Востоке и в Третьем мире, соперничество идеологических систем привело к разрыву более чем на 20 лет отношений с Израилем и активной политической, экономической и военной поддержке его противников в арабском мире, включая палестинцев. Именно СССР вывел ООП на международной арене из роли парии, выделяя ФАТХ, но не предоставляя ему эксклюзивных прав: из более чем полутора тысяч палестинских бойцов, подготовленных в рамках военно-технического сотрудничества с арабским миром, к ФАТХ относилось более тысячи, но НФОП и ДФОП не были оставлены без внимания. Отношения СССР с палестинцами были не менее противоречивыми, чем с Израилем. Это в полной мере сказалось в Ливане, когда 4 советских дипломата были похищены и один из них убит палестинскими боевиками, во главе с одним из ближайших соратников Я.Арафата. В СССР жила одна из крупнейших еврейских общин мира, шла эмиграция в рамках воссоединения семей – несколько сот тысяч евреев и членов их семей выехало на Запад, в том числе в Израиль, однако действовал и “Антисионистский комитет советской общественности”. В Советском Союзе прошли обучение тысячи палестинцев, многие из которых создали здесь семьи. Восстановление же отношений с Израилем оказалось возможным лишь перед распадом СССР.

Последующий период характеризуется исчезновением в стране государственного антисемитизма, рецидивы которого не приветствуются верховной властью. Беспрецедентна алия 90-х гг., в ходе которой в Израиль эмигрировало более 1 млн. человек, в том числе около 250 тысяч неевреев, а несколько меньшее число уехало в США, Германию, Канаду и Австралию. В тот же период в России возникла активная еврейская община, возросла роль религии, в т.ч. иудаизма, были заложены прочные основы отношений с Израилем. Нельзя не отметить, что кризисные явления, которыми сопровождалась трансформация страны, породили волну ксенофобии и антисемитизма, которые, однако, натолкнулись на жесткое противостояние еврейской общины, интеллектуальной элиты и – с приходом во власть второго российского президента – части политического истеблишмента. Отношения с бывшими сателлитами СССР подверглись переоценке: большая их часть не вернула России советские долги, а часть режимов исламского мира активно поддержали радикальных исламистов на российском Северном Кавказе, организовав джихад против России, как продолжение войны в Афганистане 80-х гг. Можно отметить и постепенное распространение в последние годы европейских механизмов радикального исламизма на территорию России, в полной мере проявившееся в ходе “кризиса муфтия Аширова”. Для многих в РФ в 2008 г. стала сюрпризом публичная позиция одного из руководителей российского мусульманского истеблишмента “сионизм – это фашизм”, резко контрастирующая с официальной политикой России. Тревожным симптомом стала поддержка ее со стороны местных муфтиев и руководителей исламских центров - этнических арабов из Палестины, Алжира и пр., действующих в проблемных с точки зрения этно-конфессиональной стабильности регионах: Карелии, Санкт-Петербурге и др.

Современная внешняя политика РФ – диверсифицирована, как и политика США. Россия поддерживает ровные отношения с Западом, Израилем, странами арабского мира, Турцией и Ираном. Отношения с Ираном и Сирией, контакты с движением ХАМАС позволяют ей, в случае необходимости, выполнить роль посредника, снижая опасность их конфликтов с Израилем. В системах связи и аэрокосмической обрасти, энергетике, военно-техническом сотрудничестве, вопросах борьбы с терроризмом, организованной преступностью и наркоторговлей Россия работает со всеми заинтересованными странами, включая Израиль, его союзников, противников и конкурентов. Израиль с 90-х гг. значительно русифицирован, более 20% его населения – выходцы из бывшего СССР. Значительный интерес этой группы населения к России позволяет говорить о том, что они формируют в Израиле российское лобби, некоторые представители которого вошли в высшие эшелоны политической, экономической и деловой элиты этой страны. Уровень связей этих людей с российским истеблишментом достаточно высок, чтобы они не только реализовывали крупные проекты на территории России и Израиля, но и создавали неформальный мост между Россией и Западом. Десятки тысяч израильтян и тысячи палестинских арабов живут и работают в России. Значительные интересы в Израиле и Палестине имеет Русская православная церковь: церковная недвижимость и движимое имущество существует и в еврейском государстве, и на палестинских территориях. Это же касается клира и паствы: православных арабов и выходцев из бывшего СССР. Институт паломничества также заставляет Россию поддерживать отношения с обеими сторонами.

Российские евреи в подавляющем большинстве не являются сторонниками левых теорий и тем более скептически относятся к ближневосточному “мирному процессу”, что палестинскую сторону конфликта в России публично и неоднократно поддерживали и продолжают поддерживать лидеры отечественных антисемитов и исламистских радикалов. Конкуренция за корректировку российской позиции в острой форме ведется представителями Израиля, Ирана, арабских стран. Лоббирование интересов той или иной стороны осуществляют чиновники – в первую очередь МИД и профильных ведомств, а также ряд политических и общественных деятелей. Механизм лоббирования со стороны всех этих групп близок американскому. Совпадают, с поправкой на этническую, конфессиональную и ведомственную разницу между Россией и США, и приоритеты. При этом сдержанность российской позиции выгодно контрастирует с активностью США, ЕС и НАТО, пытавшихся проводить курс “нового колониализма” в Ираке и Афганистане с отрицательными результатами не только для региона, но и для них самих.

Следует отметить, что участие РФ в урегулировании отношений Израиля с Сирией и Ираном перспективно, хотя ожидать быстрого разрешения этих конфликтов не приходится. Сказать это о палестино-израильском урегулировании нельзя: коспонсорская роль России скорее ритуал, хотя он нужен, чтобы присутствовать в кругу мировых лидеров. Главными финансовыми и политическими патронами ПНА являются США и ЕС, для ХАМАС в настоящее время такую же роль выполняет Иран. Пытаться конкурировать со спонсорами Палестины в финансовых вопросах бесперспективно. Существует и практический опыт: на открытие в конце 90-х гг. аэропорта в Газе российских дипломатов, представлявших страну, больше всех сделавших для палестинцев, правительство Я.Арафата, находившегося на пике эйфории в отношении собственного будущего, не позвало.

Ровные отношения Москвы с палестинскими группировками позволяют решать острые вопросы, возникающие в кризисные периоды. Именно благодаря этому в разгар гражданской войны в Палестине из Газы были вывезены граждане России. Что же касается перспектив финансирования ПНА – за исключением царского и церковного имущества и паломничества – своего рода “религиозного туризма”, Россия не имеет в экономике Палестины интересов. Отметим, что перспективы московской конференции по ближневосточному урегулированию, в настоящее время более чем сомнительны, несмотря на значительную работу по ее организации, проведенную соответствующими отделами МИД РФ. Впрочем, это же относится к любой конференции такого рода, в каком бы городе она ни прошла. Именно с этим связан скептицизм в отношении московской конференции со стороны участников конфликта, которые, понимая, насколько ситуация тупиковая, участвуют в американских инициативах в связи с материальным фактором, но понимают, что Россия вряд ли будет следовать примеру СССР, платя миллиарды долларов за иллюзию политического влияния.

Не случайно ни одна из многочисленных конференций последних лет, посвященных ближневосточному урегулированию, не привела к прорыву в этой сфере. Каждая, вопреки порождаемым ею надеждам, лишь открыла очередной виток бега по кругу. Выход из этого круга, вопреки оптимизму президента США Дж.Буша, спецпредставителя «коспонсоров мирного урегулирования» Т.Блэра, премьера Израиля Э.Ольмерта, палестинского президента М.Аббаса и других заинтересованных лиц, не просматривается ни в ближайшей, ни в отдаленной перспективе. Поскольку круг этот - замкнутый.

Е.Я. Сатановский, кандидат экономических наук, президент Института Ближнего Востока
8 мая 2008 г. Институт Ближнего Востока