Паломнические реликвии Святой Земли в России (XIX - нач. XX в.)

1. Образы Священного Писания в паломнических реликвиях из Святой Земли

Паломнические реликвии во все времена являлись, прежде всего, предметами личного благочестия и памятными евлогиями (благословениями). Привезенные русскими паломниками из Святой Земли на родину, в Россию, они жертвовались в храмы и монастыри, хранились в моленной комнате или в красном углу дома, передавались из рода в род, являлись семейными реликвиями, которым воздавалось особое почитание. Такая святыня, по словам И. А. Бунина, соединяла человека «нежной и благоговейной связью» с его родом, миром, где оставалась его колыбель и детство.

Василий Николаевич Хитрово (1834-1903), один из основателей Императорского Православного Палестинского Общества, вспоминал, как, будучи еще мальчиком, читал он перед «киотою» своей матери при слабом мерцании лампадки молитвы на сон грядущим. Взгляд его падал на выдающийся среди темных ликов перламутровый крест, принесенный когда-то давно русскою паломницею, и мысли «переносились куда-то далеко, далеко на Восток, в Иерусалим, ко Гробу Господню, к Голгофе»[1].

В русских храмах и монастырях, музеях и частных собраниях сохранилось множество реликвий, привезенных в разное время из Палестины. На них представлены различные иконографические сюжеты: Благовещение, Рождество Христово, Поклонение волхвов, Бегство в Египет, Крещение Господне, Усекновение главы Иоанна Предтечи, Тайная Вечеря, Распятие с предстоящими, Воскресение Христово и другие.

Уже в начале XII в. игумен Даниил в своем «Хождении» сообщал, что ключарь Гроба Господня, видев его любовь ко Гробу Господню, «отодвинул доску в головах Гроба и, взяв небольшой святой камень, подарил его мне, запретив кому бы то ни было в Иерусалиме об этом говорить». Игумен Даниил воспринял этот дар как бесценное сокровище. С такой же духовной радостью в XVI в. Трифон Коробейников принял благословение в виде частицы камня, отваленного Ангелом от Гроба Господня, а в XIX в. А. С. Норов — небольшой отломок от Святой Голгофы. В XVII в. старец Арсений Суханов отмечал, что столбцы в дверях Гроба Господня «исколупаны от людей приходящих», которые «емлют тайно на благословение». Вмещая в себя благодать Божию, кресты-реликварии с мелкими частями Животворящего Древа и камня от Гроба Господня, иконы-энколпии с частицами облачений святых (так называемые «вторичные реликвии») обладали защитной и целительной силой для владельца святыни.

Величайшей святыней XII в. можно назвать золотой воздвизальный крест, изготовленный в 1161 г. по повелению преподобной Евфросинии, княжны Полоцкой, для основанного ею Спасского монастыря в Полоцке. В этом кресте содержалось множество реликвий, в том числе евлогии из Святой Земли: частицы Креста Господня и крови Спасителя, камни от Гроба Господня и Гроба Богоматери. Надписи и священные вложения в этом кресте явились одним из первых свидетельств появления новозаветных реликвий в Древней Руси. В конце жизни преподобная Евфросиния, по стопам игумена Даниила, совершила паломничество в Святую Землю, принесла Иерусалимской Церкви многие дары, в том числе золотое кадило для богослужений на Гробе Господнем. Преподобная Евфросиния сподобилась блаженной кончины в Иерусалиме 23 мая 1173 г. и была погребена в обители преподобного Феодосия, откуда позднее мощи ее были перенесены в Киево-Печерский монастырь, а затем – в Полоцк.

Возможно, наиболее ранние кресты-тельники, распространенные в Древней Руси, делались из камней-реликвий. Равноконечные мелкие крестики (1–4 см) вытесывались из мрамора, янтаря, пирофилита, сланца, стеатита. В древнем Изяславле был найден небольшой деревянный крестик, инкрустированный перламутром. В Пскове в слое XII в. обнаружен металлический крестик, также украшенный перламутром. Эти находки свидетельствуют о тесных связях Древней Руси и Христианского Востока, где перламутр, считавшийся священным материалом, имел широкое распространение.

С Ближнего Востока попадали на Русь и раннехристианские евлогии: глиняные светильники (часто с греческой надписью «Свет Христов просвещает всех»), бронзовые кресты-энколпионы сиро-палестинского происхождения, штампы для просфор из дерева и глины, ампулы – маленькие сосуды для освященного елея или воды. Получение евлогий (благословений), несших на себе благодать святого места и служивших защитой в долгом и опасном путешествии становилось важной частью паломничества.

К числу паломнических реликвий можно отнести каменные и металлические иконки XII–XVI вв. с изображением жен-мироносиц у Гроба Господня. Большинство из сохранившихся иконок было изготовлено в Новгороде Великом, Владимиро-Суздальской земле, о чем свидетельствуют надписи на них, а также местные породы камня и медные сплавы, из которых они отливались.

В то же время при раскопках древнерусского городища недалеко от города Шепетовка Хмельницкой области (юг Украины) в середине XX в. была обнаружена пластина из свинцово-оловянистого сплава, на которой представлено рельефное изображение явления Ангела святым женам-мироносицам под куполом Гроба Господня с латинской надписью по краю композиции: «Sepulcrum Domini». Эта иконка, находившаяся в составе клада, вероятно, попала в Южную Русь с миссионерами либо крестоносцами[2]. После завоевания Иерусалима крестоносцами в 1099 г., там наладилось массовое производство паломнических реликвий и, в первую очередь, пилигримских знаков. Наиболее благоприятным временем для этого был период существования Иерусалимского королевства (1099-1186), но и в конце XII–XIII вв., после завоевания Палестины султаном Саладином, христианское паломничество в Иерусалим не прекратилось. Именно к таким паломническим знакам времен крестоносцев относится и пластина, найденная на Шепетовском городище, возможно, послужившая прототипом для русских иконок с той же иконографией.

На металлических и каменных иконках XIV–XVI вв. работы древнерусских мастеров можно видеть интерьер храма Гроба Господня и даже некоторые детали ложа Спасителя, восходящие к композициям, распространенным в романском искусстве, представленным на печатях каноников и приоров Гроба Господня и первого Латинского патриарха Иерусалимского Вильгельма I (1130-1145)[3]. В частности, на некоторых иконках изображен покрывающий ложе Спасителя прямоугольный саркофаг с тремя «оконцами», о чем писал игумен Даниил: «Сейчас та святая скамья покрыта мраморными плитами. Сбоку проделаны три круглых оконца, и благодаря этим оконцам виден этот святой камень, и туда целуют все христиане»,

С конца XVI столетия стали распространяться изготовлявшиеся францисканцами в Иерусалиме модели храма Гроба Господня, подобные той, что находится в музее Нового Иерусалима. Эти разборные модели делались из дерева оливы, инкрустировались перламутром и слоновой костью. Съемные детали позволяли увидеть интерьер храма: придел Ангела и Гроб Господень. В середине XIX в. архимандрит Леонид (Кавелин) описывая паломнические реликвии, изготавливаемые в Вифлееме, отметил, что один из арабских резчиков сделал из масличного дерева с украшением из перламутра модель Кувуклии Святого Гроба, которую намерен был поднести в подарок «императрице французов и испанской королеве», причем подобную перламутровую модель архимандрит Леонид видел и в магазине францисканского монастыря[4]. «Превосходную модель кувуклии» поднес Иерусалимский патриарх Кирилл II Великому Князю Константину Николаевичу в память о пребывании в Святой Земле в 1859 г.[5]В первой половине XX в. знаменитым вифлеемским мастером Бишаром аз-Зугби была исполнена модель Кувуклии Гроба Господня в технике маркетри (набор из разных перламутровых пластин), находящаяся сейчас в Церковно-Археологическом Кабинете Московской Духовной Академии. Две другие свои работы мастер преподнес императору Николаю II по случаю празднования 300-летия Дома Романовых[6].

В XVIII–XIX вв. из Святой Земли привозились иконки, резанные по перламутру (главными центрами изготовления являлись Иерусалим и Вифлеем). Перламутровые изделия украшались изображениями цветов и растений (тюльпанов, роз, ветвей пальмы и лавра), а также орнаментами, напоминающими о воздействии исламского искусства. Искусно выполненные прорезные и рельефные узоры, профессионально разработанные многофигурные композиции свидетельствуют о том, что мастера, православные арабы (мелькиты), использовали сложнейшие технические приемы резьбы от низкого рельефа до накладного горельефа, гравировки и мозаичного набора геометрического орнамента. Раковины для изготовления паломнических реликвий добывались в Персидском заливе, Красном море и Тихом океане. Они имели различные цветовые оттенки, но особенно ценился ослепительно белый перламутр с тончайшими переливами цвета.

После покупки в 1868 г. начальником Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандритом Антонином (Капустиным) участка земли в Хевроне с Дубом Мамврийским в России стали появляться паломнические святыни, связанные с этим местом. На спилах дуба писался образ Святой Троицы («Гостеприимство Авраамово»). Иконописцы стремились с максимальной точностью воспроизвести реалии Святой Земли: пейзаж с изображением одной из святынь христианского мира – Дуба Мамврийского. Таким образом, соединялись в одно целое священное изображение на священном предмете, что было особенно ценным для паломников из России.

Секретарь Императорского Православного Палестинсколго Общества А. А. Дмитриевский писал, что особенно нравятся и охотно приобретаются русскими паломниками реликвии с сюжетами, разработанными именно в Палестине и выполненными на местном материале: Гроб Господень – на мраморе, масличном дереве или кипарисе, Святая Троица – на дубе, Крещение Господне – на голыше из Иордана, Вифлеем – на перламутре[7].

Священными считались камни, взятые из Иордана, поэтому столь распространенным явлением было использование иорданской гальки (голышей) для резных образков со сценой Богоявления (Крещения Господня). Проникновенно описаны реликвии из святых мест у инока Парфения, прожившего в середине XIX в. полгода в Иерусалиме: «На берега из Тивериадского моря выносит много маленьких ракушек, которых всегда набирают поклонники для памяти и благословения, и я набрал немного — да буду помнить, что был на море Тивериадском <…> Cо дна Иордана взял немного камней, благословения ради. Сам Бог повелел Иисусу Навину взять двенадцать камней из Иордана, ради памяти, — что переходил реку Иордан посуху. И я взял того ради, что был и купался в Иордане»[8].

Наиболее часто на паломнических реликвиях изображались сцены евангельских событий – будь то перламутровые раковины, камни из святых мест или же спилы оливы, дуба и других священных деревьев. Их иконография обычно повторяет западные образцы. В большинстве случаев воспроизведенные на паломнических реликвиях XVII – начала XX вв. иконографические сюжеты евангельского цикла бесспорно следуют канону. При этом в Святой Земле как нигде более ярко проявился синтез восточных и западных традиций, сплавленных воедино.

2. Гефсиманская плащаница

С середины XIX в. в России получили распространение многочисленные списки с так называемой Гефсиманской плащаницы. Это небольшие деревянные, вырезанные по контуру плоские фигуры, на которых изображена лежащая Божия Матерь с закрытыми глазами и сложенными на груди руками.

Как правило, подобные фигуры расписаны цветными красками только с лицевой стороны, часто украшены бисерными шитыми ризами, на обороте встречаются дарственные надписи и штампы (чернильные печати). Большинство из сохранившихся изображений можно датировать согласно стилю и подписям на оборотной стороне второй половиной XIX – началом XX в. Перечислим некоторые надписи, помещенные на обороте этих деревянных плащаниц. На одной из них мы находим чернильную надпись следующего содержания: «Благословение от Гроба Божией Матери Гефсиманской настоятель обители архимандри (т) Макарий ‘1889’». На нимбе Божией Матери с оборотной стороны наклеена бумажная печать с изображением Успения Богоматери и греческой надписью «Гробница Божией Матери. Гефсимания», выполненной по кругу. На другой, более крупной фигуре с оборота – три чернильных клейма овальной формы с надписью «Благословение св. града Иерусалима». Еще на одной фигуре Богоматери, вставленной в икону «Успение», на обороте – печать в овале: «Благословение святыя горы Елеонския Женской Общины в Иерусалиме»[9]. Приведенные выше надписи на плащаницах свидетельствуют о происхождении этих предметов из святого града Иерусалима.

Все известные изображения Божией Матери на деревянных плащаницах чрезвычайно схожи и явно восходят к одному прототипу. Этот иконографический образец сохранился до наших дней и находится в Иерусалиме в подворье Гефсиманской обители, так называемой Малой Гефсимании, расположенной напротив входа в храм Гроба Господня. В этом небольшом храме справа у алтаря хранится плащаница Пресвятой Богородицы. Она покоится перед почитаемой иконой Божией Матери «Милостивая», убранной несколькими рядами монист и украшений по случаю многочисленных исцелений от нее. Подробное описание самой плащаницы и ее местоположения мы находим у архимандрита Леонида (Кавелина): «Гефсиманское подворье <…> занимает южную сторону площади, бывшей некогда под портиками св. Гроба. Здесь живет игумен Гефсиманского подземного храма и несколько его помощников из послушников. На открытой террасе второго яруса разведен небольшой цветник; рядом с игуменской кельей небольшой параклис (церквица), в коем имеет постоянное помещение икона Успения Божией Матери, ежегодно с торжественностью переносимая отсюда накануне праздника Успения Богоматери в Гефсиманию в честь сего великого праздника. Икона эта представляет вырезанную по контуру фигуру Божией Матери, возлежащей во гробе, и с обеих сторон обложена сребропозлащенным окладом; венец украшен драгоценными камнями; есть довольно привесок. Риза на ней — дар русской Мелании, графини Анны Алексеевны Орловой-Чесменской» (здесь и далее курсив мой. – С.Г.)[10].

А вот как описывает плащаницу А. А. Дмитриевский, побывавший летом 1898 г. на празднестве в честь Успения Божией Матери в Иерусалиме: «Дни Успенского поста, ближайшие к празднику Преображения и непосредственно следующие за ним до 12-го числа августа, приковывают внимание богомольцев к убогой и маловместительной часовенке Гефсиманского подворья (метоха), находящегося внутри стен Иерусалима, против входных дверей, ведущих в храм Воскресения. Здесь обычно хранится плащаница с изображением Успения Пр. Богородицы, употребляемая сионскою церковью, при отправлении торжественного богослужения в праздник Успения. Плащаница эта представляет изображение Богоматери на доске в аршин с четвертью или аршина полтора длины, перепоясанное серебряным свивальником или погребальными пеленами от шеи до ног, обутых в серебряные сандалии. Открытое лицо Богоматери, написанное художественно, окружено нимбом, шитым золотом. Плащаница эта покоится здесь пред иконою Божией Матери „Милостивой“ на особом одре, окруженном подсвечниками, на которых негасимо горят свечи, возжигаемые усердием богомольцев. Близ этой плащаницы служатся в описываемые дни параклисы-молебны и акафисты с утра до глубокой ночи, а в три часа по полудни совершается вечерня»[11]. Дмитриевский, как и Леонид, отмечает, что плащаница – «плод усердия графини А. А. Орловой-Чесменской».

Камер-фрейлина двора Его Императорского Величества графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская, дочь графа Алексея Орлова, одного из богатейших людей России, прославилась щедрой благотворительностью и многочисленными вкладами в храмы и монастыри России, а также за ее пределами. На средства графини был исполнен иконостас Никольского храма в Каире[12]. Одним из вкладов Орловой-Чесменской, по видимому, явилась и деревянная плащаница Божией Матери, украшенная роскошной чеканной серебряной ризой с шитым очельем и драгоценными камнями. Можно предположить, что плащаница была вложена в Иерусалимское подворье Гефсиманской обители не позднее 1840-х гг., так как графиня скоропостижно скончалась 5 октября 1848 г. Более точную дату вклада установить пока не удалось. Но именно с середины XIX столетия стали появляться копии Гефсиманской плащаницы в России.

Одной из наиболее ранних сохранившихся копий, воспроизводящей именно эту резную деревянную плащаницу, а также красивое ложе с резным золоченым орнаментом в стиле барокко, на котором она покоится, можно увидеть на иконе 1868 г., хранящейся в настоящее время в коллекции Государственного музея истории религии в Санкт-Петербурге. В нижней части иконы помещена надпись: «Написана во Святом Граде Иерусалиме 1868 г.»[13].

Сохранилось более раннее письменное свидетельство о появлении чтимой копии Гефсиманской плащаницы в России, которое может быть отнесено к концу 1850-х г. Архимандрит Леонид (Кавелин), описывая свое пребывание в Иерусалиме в 1858–1859 гг., и в частности – праздник Успения Божией Матери в Гефсимании, обращает внимание на хорошую копию плащаницы, которую «желающие могут видеть в девичьем Аносином монастыре, находящемся в Звенигородском уезде; она принесена в дар этой обители одною из русских паломниц, принята с верою и благоговейно чествуется обителью и ее посетителями; икона сия богато украшена усердием одного из благотворителей обители»[14].

Обратимся к дореволюционной описи женского Аносина Борисоглебского монастыря[15]. В трапезной части соборной церкви Живоначальной Троицы в приделе во имя Успения Божией Матери в предалтарном иконостасе: «Рядом с северной дверью икона Успения Богоматери, которая по приказанию Высокопреосвященнейшего митрополита Филарета врезана в доску, на одре, писания греческого, вышина доски два аршина, ширина один аршин десять вершков. Самая икона Богоматери пожертвована монахиней Саратовского Кресто-Воздвиженского монастыря Мариею (Любарскою), ею же выменена из Св. Града Иерусалима».

Приведенное описание врезанной в иконную доску плащаницы иерусалимской работы, взято из описи, составленной игуменией Евгенией (Озеровой), настоятельницей Аносина монастыря с 1854 по 1875 г. Именно при этой игумении был сделан столь ценный вклад, о чем она и поведала в своих «Памятных записках». Ниже приведем этот рассказ полностью, поскольку он является важным историческим свидетельством русско-иерусалимских связей в середине XIX в., позволяющим показать особое отношение к паломническим реликвиям, привозимым из Святой Земли в Россию.

«Двадцать первого июля 1863 г. прибыла к нам в монастырскую гостиницу монахиня Саратовского девичья монастыря Мария (Любарская) и, желая лично видеться со мною, прислала просить дозволения прийти лично и принести в дар обители святую икону. Это предложение навело на меня заботливое смущение. „Икон множество, – думала я, – и находящиеся у нас не знаю куда девать: устраивать киоты не на что, а валяться им на полке в ризнице, право, грешно“. <…> Монахиня пришла. После первых слов знакомства приказывает келейной своей принести икону. Когда открыли ящик и я увидела изображение, не умею передать, что совершилось в душе моей: благоговейная радость и страх овладели мною. Видела глазами телесными икону, а сердце чувствовало присутствие благодатного посещения. Монахиня Мария так о себе и рассказывала: „Я из дворян, пожелала быть в числе сестер милосердия при раненых во время Крымской войны, пробыла там во все продолжение оной. Окруженная постоянно смертью, я почувствовала всю ничтожность суеты мира, отправилась в Иерусалим на поклонение святому Гробу Господню; там еще более развилась мысль о уединении, я просила митрополита Мелетия, старца истинно богодухновенного, наставить меня и постричь в монашество, что и совершилось с разрешения Государыни Императрицы и Св. Синода епископом Кириллом. Тогда я писала к замужней дочери моей в Саратов и высказала мое желание поместиться в девичьем Кресто-Воздвиженском Саратовском монастыре, где игумения мне давно знакома. Получая ее согласие, я озаботилась устроить в сем монастыре для себя келлию, чтобы без затруднений прямо из Святого Града перейти в святую обитель. Желая иметь памятник о моем пребывании при Гробе Господнем, заказала икону. Наступило время отъезда, а икона не готова; отлагать нельзя, ибо только два раза в год отправляются паломники из Иерусалима. С горем пошла я принять благословение святителя и наставника моего митрополита Мелетия; объявляю, что не могу получить желаемого и должна без иконы отправляться в путь. Он, видя скорбь моего сердца, приказал принести Гефсиманскую икону Божией Матери Пречестнаго Ее Успения, которая лежала несколько времени на Гробе Господнем. Принимая ее от митрополита как дар благодатный, я изъявила желание устроить ее в саратовской обители. На это святитель сказал мне: 'Будет в обители, но не в вашей; где пребудет сия икона – пребудет и благословение Владычицы, и стечение народа“». Далее следует рассказ монахини Марии (Любарской) о возвращении ее в Россию и поселении на жительство в Саратовском Кресто-Воздвиженском монастыре, в котором «она желала устроить икону». Но Господь судил иначе: Мария дважды слышала глас, повелевающий отвезти и поставить икону в Аносину пустынь, в чем она и увидела Божие произволение и не преминула его осуществить, правда, только спустя четыре года по приезде из Иерусалима. Игумения Аносина девичьего монастыря Евгения (Озерова) с удивлением выслушала рассказ старицы и предложила ей отправиться к митрополиту Филарету (Дроздову), чтобы ему лично все объяснить подробно о Гефсиманской иконе, но игумении пришлось идти одной к святителю. Приведем интереснейшее историческое свидетельство об их встрече: «Я должна была уже одна о всем донести святителю нашему, и он с внимательным благоговением выслушивал рассказ мой. Икона была принесена мною и положена пред ним на столе. Владыка, сняв свою шапочку, стал, склоняясь над иконой, и прочел тропарь: „В Рождестве девство сохранила еси…“ и пр. до конца; долго и пристально смотрел и сказал: „Живопись точно греческая; может быть, найдутся художники подражать платью, но лику — едва ли“. Я спросила, как и где устроить? „Отнесись к священнику в приходе Косьмы и Дамиана, что за Москвой-рекой; он человек внимательный, и вели, сделав доску, приписать Спасителя, приемлющего душу Богоматери и одр, на коем возлежало бы тело Ее. Изображение же врезать в доску, но не совершенно углублять его, чтобы отделялось от общей иконы. Приищи удобное место и мне тогда скажи“». Игумения в точности исполнила указания митрополита, и к празднику Успения икона с врезанной в нее по контуру фигурой Богоматери, привезенной монахиней Марией (Любарской) из Иерусалима и упомянутой в воспоминаниях архимандрита Леонида (Кавелина), была готова и помещена в приделе во имя Успения Божией Матери в Троицком соборе Аносиной пустыни. От иконы стали происходить многочисленные исцеления, о чем было записано в монастырской летописи. Благотворитель Аносина монастыря П. Г. Цуриков пожелал устроить два киота для чтимой иконы: один – великолепный, в холодный храм; а другой, попроще – в теплый. Однако святитель Филарет посоветовал сделать киоты одинаковые, чтобы народ свободно узнавал икону. «Нарядную после сделаете, — сказал он, — а теперь держите себя смиреннее, тише, немного разглагольствуйте» – и выбрал рисунок попроще. Подобный киот был сразу же заказан Цуриковым, поскольку он никогда и ни в чем не пререкал воле святителя. Со временем для чудотворной иконы был изготовлен богатейший оклад с жемчужной ризой и короной, украшенной аметистами и бриллиантами, на деньги того же благодетеля обители, о чем упоминает и архимандрит Леонид (Кавелин). К сожалению, в настоящее время местонахождение образа Божией Матери Гефсиманской «Честнаго ее Успения» из Аносина Борисо-Глебского женского монастыря неизвестно. Образ этот упоминается в описаниях чудотворных икон Богоматери в России у Софьи Снессоревой и Евгения Поселянина, но, к сожалению, не воспроизведен. Пока не удалось найти ни одной репродукции этой почитавшейся некогда в России иконы.

3. Гефсиманская плащаница и праздник Успения в Иерусалиме

Приведем яркое описание Гефсимании, которое оставили старообрядческие епископы, совершившие паломничество в Святую Землю в 1915 г. «Здесь, в „Гефсиманской веси“, реально воплотились пред нашим взором все те песнопения и молитвы, какие Церковь воспевает в честь Успения Божией Матери: вот тот более или менее вероятный путь, которым шли „свещеносицы Девы“, провожая пречистое тело Богоматери от Сиона в Гефсиманию, где Она завещала похоронить Себя; здесь же шествовали и апостолы, неся святое тело Пречистой; вот и само святое ложе, где „Честнейшая Херувим“ соизволила возлечь и откуда невидимо переселилась в небесные обители к Сыну Своему и Богу. Все эти воспоминания, навеянные святым местом, бесконечно дороги каждому истинно верующему христианину и останутся неизгладимыми в его памяти.

Об одном лишь приходится пожалеть, что паломники, кто бы они ни были, лишены возможности видеть подлинный гроб Богоматери: он <…> прикрыт мраморными плитами и решительно недоступен обозревателю. Причиной ставят то же, что у Голгофы и Гроба Господня; не в меру усердные паломники отламывают себе на память от каменного ложа частицы, отчего святой памятник может совершенно утратиться»¹⁴.

С древнейших времен особой торжественностью отличается празднество Успения Божией Матери в Святой Земле, на месте евангельских событий. Поэтическое описание этого праздника в наши дни находим в книге Н. Н. Лисового:

«В Иерусалиме многие церковные праздники, совершаемые непосредственно на месте священных событий, имеют свои неповторимые черты и особенности. Великая Суббота с раздаянием Святого Огня затмевает по многолюдству и торжественности богослужения самою Пасхальную Заутреню, крестный ход с чином Погребения плащаницы Богоматери – сам праздник Успения.

Он совершается, по обычаю Иерусалимской Церкви, за три дня до Успения – 12 (25) августа. С вечера собирается народ. В два часа ночи в маленьком храме метоха служится литургия – и сразу по ее окончании плащаницу, изображающую усопшую Богородицу, выносят из храма. Ее выносит, как принято, на руках, греческий архимандрит, настоятель подворья, в полном священническом облачении, как выносили, бережно и благоговейно, Пречистое Тело Марии святые апостолы из дома Иоанна Богослова. И весь крестный ход, начинающийся по традиции около четырех утра, как бы повторяет в литургической символике подлинную погребальную процессию того далекого 48 г. от Рождества Христова.

Святой Иоанн Богослов шел тогда впереди шествия к Гефсиманскому саду с райской ветвью в руке, полученной Марией от архангела Гавриила. Теперь во главе процессии, так повелось с эпохи турецкого владычества, идут кавасы — мусульманские стражники, символизирующие уважение всякой мирской власти, даже враждебной христианству, к высоким таинствам Церкви. Паломники и местные жители, верующие и лишь сегодня впервые прикоснувшиеся к святыне люди теснятся, взволнованные и потрясенные, со свечами в руках и молитвой на устах, по старинным улочкам и изгибам Крестного Пути. Процессия медленно движется по иерусалимской "Якиманке ", мимо дома Иоакима и Анны, где родилась Богородица, к Львиным, по-другому Гефсиманским, воротам, и далее – за Кедрон, ко Гробу Пречистой…»[16].

Дополним это описание личными впечатлениями 1898 г. А. А. Дмитриевского: «Крестный ход, в воспоминание перенесения свв. апостолами пречистого Тела Богоматери с Сиона в Гефсиманию, совершается в таком порядке: впереди идут клирики с крестами и свечами, далее следуют певчие, за ними дьяконы и иеромонахи в священных облачениях попарно, с возжженными свечами в руках, и в конце процессии Гефсиманский игумен, имея через плечо широкую шелковую перевязь, на которой покоится плащаница Богоматери, поддерживаемая игуменом, на бархатной подушечке. Два дьякона с кадилами и свечами идут по бокам игумена. Толпы богомольцев, имея в руках зажженные свечи, следуют за процессией до самой Гефсимании, куда она приходит, едва солнце появится на небосклоне. <…> По приходе плащаница Успения полагается в каменной пещере на ложе Богоматери, одетое ныне белым мрамором. Здесь эта плащаница и остается до 14-го числа на поклонение молящихся. Храм Гефсиманский в эти дни стоит открытым для посетителей с раннего утра до поздней ночи»[17].

Наконец, для полноты картины обратимся к книге еще одного очевидца, греческого – лампадария Святого Гроба Господня иеродиакона Дамаскина Смирнопула. «Накануне праздника славного Успения Богородицы Блаженнейший Патриарх с преосвященными архиереями и прочим духовенством около семи часов утра отправляется в Гефсиманию и останавливается в палатках, приготовленных заранее для них: шествие сопровождается громким колокольным звоном. Когда все уже готово для встречи, настоятель Гефсимании доносит об этом Блаженнейшему Патриарху, который вместе с свитою своею спускается в храм, где с архиереями и духовенством в облачениях гармонически поют тропари погребения Божией Матери. Тропари эти сходны с тропарями, поющимися в храме Воскресения в Великую Субботу. Между тем бесчисленная толпа народа всех исповеданий наполняет храм Божией Матери и всю местность, окружающую храм. Кругом плащаницы Богоматери стоит духовенство в облачениях во главе с Блаженнейшим Патриархом, который молится при Гробе Божией Матери о всех присутствующих, о благочестивых поклонниках, попечителях и благотворителях Всесвятого и Живоносного Гроба Господня и о всех православных христианах. По окончании службы, которая продолжается полтора часа, Блаженнейший Патриарх с архиереями и духовенством выходит из храма и отправляется опять в палатку, где после кратковременного отдыха подается им прохладительное угощение. Весь этот день турецкая правительственная музыка играет в честь нашего великого праздника, а жители Иерусалима и прилегающих городов, не исключая даже иноверных магометан, торжественно и весело проводят весь день под шатрами, расположенными заранее под масличными деревьями, в знак благочестия и любви к Богородице. С 1-го же по 15-й день августа в Иерусалиме бывает непрерывное торжество ради этого великого праздника в Гефсимании. Но особенно торжество праздника по величию отличается накануне Успения Богородицы. Но и день отдания праздника, т. е. 24 августа, празднуется с особым великолепием, по окончании Божественной литургии у Гроба Богородицы святая икона Успения Богородицы переносится духовенством во главе с настоятелем Гефсимании, при многочисленной толпе народа, по дороге печали и с пением в Гефсиманском подворье, находящееся в Иерусалиме против храма Воскресения. Таким же образом переносится 12 августа эта святая икона из подворья в Гефсиманский храм Божией Матери (т. е. плащаница пребывает у гроба Божией Матери в Гефсимании в течение 12 дней — С.Г.)»[18].

Возвратимся еще раз к описанию Гефсиманской плащаницы и ее местонахождению во время торжеств. Наиболее полное и точное описание мы находим у архимандрита Леонида (Кавелина):

«Позади часовни гроба Богоматери была уготована плащаница, торжественно перенесенная сюда руками священников из Гефсиманского подворья, следуя через Сион, по тому самому пути, которым был некогда несен руками апостолов погребальный одр Богоматери. Плащаница эта имеет вид одра на 4-х ножках, на коем под балдахином возлежит двустороннее изображение Богоматери (фигура обрезана по контуру) в сребропозлащенном окладе с обеих сторон и в венцах, сияющих драгоценными камнями; эти украшения — дар русской Мелании — графини А. А. Орловой. Эта икона утверждается на одре ребром, так что со всех сторон видно изображение Приснодевы, возлежащей на одре со скрещенными на груди руками. По углам балдахина 8 ангелов: 4 внизу с крестами в руках, имея лицо, обращенное к Богоматери, 4 наверху с хоругвями – лица их обращены наружу. Верх балдахина оканчивается короною, украшенною живыми цветами; ими же и ароматическими травами усыпан не только одр, но и путь шествия. <…>

По выносе плащаницы на средину храма (из-за часовни) началось отпевание на три статьи, на двух языках, греческом и арабском; между статьями ектении возглашались по-славянски нашим иеродиаконом. <…> По великом славословии и хвалитных плащаницу донесли по ступеням входной лестницы до самого верха ее, и тем кончилось служение в память погребения Божией Матери на месте самого события»[19].

Из описания Гефсиманской плащаницы следует, что она плоская, вырезана по контуру фигуры из дерева и с обеих сторон имеет одинаковое лицевое живописное изображение, т. е. имитирует объемную скульптуру.

Начиная с XVII столетия как в Греции, так и в России получают широкое распространение вырезанные по контуру кресты-распятия, фигуры Богоматери, Иоанна Богослова и другие образы, помещаемые в верхней части иконостасов. Они соседствуют с круглой деревянной скульптурой. К XIX в. эта традиция распространяется повсеместно.

После пожара 1808 г. в храме Гроба Господня начинаются работы по его восстановлению, и в интерьере греческого храма, так же как и в Голгофском приделе, появляются вырезанные по контуру живописные изображения апостолов, святых и самого распятия на Голгофе. Большей частью они выполнены греческими мастерами-иконописцами. Описание этих фигур находим у того же Леонида: «За престолом (на Голгофе. — С.Г.) поставлен большой крест, с живописным изображением на нем распятия Христова, по сторонам живописные (вырезанные по контуру) изображения предстоящих: Матери Божией и Иоанна Богослова…»[20].

В главном 4-ярусном иконостасе греческого храма Воскресения Христова внутри храма Гроба Господня в верхних двух рядах помещены в арках «Св. апостолы резные с иконописным на лицевой плоской стороне изображением» и «пророки, также вырезанные по контуру иконописные». «Пред каждым изображением лампада. На самом верху большой крест с предстоящими: еще по сторонам стоят по три резных иконописных ангела и держат в руках по свещнику»[21].

Таким образом, из приведенных описаний ясно, что уже в середине XIX в. убранство храма Гроба Господня, его интерьеров было полностью завершено, и контурных живописных изображений в греческой части храма было довольно много. Именно к этому времени, к 1830–1840-м гг., можно отнести создание Гефсиманской плащаницы Божией Матери, которая по стилю изображения вполне соотносится с вырезанными по контуру фигурами святых в храме Гроба Господня.

Стоит еще отметить необыкновенную сень или балдахин над фигурой Богородицы и резной одр, описанный архимандритом Леонидом, который, по-видимому, воспроизведен и на иерусалимской иконе 1868 г. из собрания Музея истории религии. Вероятно, резной балдахин был русской работы. К сожалению, документальных подтверждений этому предположению пока не нашлось, но по композиции и стилю есть прямые аналоги этому балдахину в России. Так, например, в Пермской художественной галерее хранится подобная резная сень XVIII в. Она поставлена над «Спасом Полуночным» – скульптурой сидящего в темнице Спасителя. В музей сень поступила в 1924 г. из Канабековской Ильинской часовни. Высота темницы и сени — 390 см, ширина — 187 см. Это довольно внушительное сооружение с ажурной резьбой на проем, увенчанное восемью скульптурами ангелов, у шести из которых в руках находятся орудия Страстей Христовых: два молотка, две губки на тростях, копье и пучок розг[22].

Особенно часто балдахины сооружали над раками с мощами святых, а также над плащаницами Христа. Резные сени русской работы получили особое распространение, начиная с XVII столетия. В XVIII в., в эпоху барокко, они становятся необыкновенно пышно украшенными и сплошь вызолоченными. Над особо чтимыми святынями балдахины со временем заменялись на новые, соответственно со вкусами времени. Так, например, в 1770-е гг. над мощами великомученицы Варвары сооружается роскошный балдахин, весь вызолоченный «самым хорошим весовым червонным золотом искусной работы». Однако уже в 1840-х гг. на средства графини А. А. Орловой-Чесменской изготавливается новый резной балдахин (в настоящее время он находится над мощами святой Варвары во Владимирском соборе в Киеве)[23]. Можно предположить, что и к устройству балдахина или сени Гефсиманской плащаницы Божией Матери графиня А. А. Орлова-Чесменская также имела прямое отношение, поскольку она отличалась особым благочестием и стремлением как можно богаче и роскошнее украшать святыню и интерьеры храмов.

Балдахин Гефсиманской плащаницы сохранился до наших дней, и его краткое описание можно найти в письме русской инокини Наталии: «[В Гефсимании] Матерь Божию полагают в необыкновенный ковчег. Ложе Матери Божией с четырех сторон подпирают столбы и у каждого стоит ангел (резьба по дереву). И на крыше по ангелу, а купол венчает ковчег.

Матерь Божию укрыли розовым покровом и положили на подушечки. В руки ангелам вложили цветы и на крышу бросали цветы. Оттого что Матерь Божия изображена с двух сторон, создается впечатление живого человека, лежащего, сильное, только Она меньше обычного человека.

Все подходят, обнимают Матерь Божию и целуют. Как у нас „подлезают“ под икону, так и здесь все стараются подлезть под этот ковчег»[24].

В древней традиции плащаницы изготавливались в основном в технике лицевого шитья. Начиная же с XVIII в., плащаница, как обязательная принадлежность храма, чаще всего заказывается живописцу-иконнику. Так, в собрании Костромского музея-заповедника сохранились живописные плащаницы на дереве и на холсте работы XVIII – XIX вв.[25] Живописные плащаницы исполнялись, как правило, одновременно с иконами для иконостаса храма на средства прихожан или заказчиков храма. В Костромском музее сохранилась одна редкая плащаница, состоящая из трех частей: кипарисовой доски с иконописным изображением «Положения во гроб», скульптуры Христа и малинового бархатного покрова с золотым шитьем[26].

Традиция вставлять в иконную доску вырезанную по контуру или рельефную фигуру Спасителя во гробе или же Божией Матери получает в России особенное распространение именно в XIX в. Богородичные плащаницы появляются позже плащаниц с изображением Христа. Однако уже в Чиновнике Московского Успенского собора (1630-е гг.) сказано, что в праздник Успения на вечернюю службу выносилась икона праздника и возлагалась на аналой, а также «да на престол кладут покров да плащаницу болшую з жемчуги, а прежде сего [две] были и о том государя-патриарха докладывати… велит ли он две класти»[27]. Сохранилась шитая пелена XV в. с изображением Успения Богоматери из Кирилло-Белозерского монастыря. Она была подвешена к чтимой иконе Успения в местном ряду иконостаса[28]. Но лишь в XIX в. зафиксировано массовое появление в храмах богородичных плащаниц.

«Новые Гефсимании» в России

С именем митрополита Московского Филарета (Дроздова) связано распространение в 1840-е гг. в российской богослужебной практике чина погребения Богоматери. Иерарх не только отредактировал присланное ему митрополитом Фаворским Иерофеем иерусалимское последование на Успение Пресвятой Богородицы, но и указал совершать его ежегодно в лавре 15 августа, а в Гефсиманском скиту – 17 августа[29].

«Ежегодно 17 августа, на третий день после праздника Успения Богоматери, Гефсиманский скит отмечал свой главный праздник в честь „Честнаго Ея с плотию Вознесения“. Сначала известие о возможности переноса на Корбуху древней Успенской церкви и близость Вифании подали мысль назвать скит Гефсиманским, так как именно в Гефсиманском саду совершилось погребение Богоматери. И только через год, в разгар строительных работ на Корбухе, родилась мысль объявить главным праздником Гефсиманского скита третий день по дне Успения Богоматери, так как именно в этот день гроб Ее, открытый для прощания опоздавшего к погребению апостола Фомы, оказался пустым, и именно в этот день видели апостолы восхождение Богоматери от земли на небо.

Мысль о дне главного праздника Гефсиманского скита подал митрополит Филарет, что видно из его письма к о. Антонию от 17 августа 1844 г.: „Праздновать в скитской церкви ближайший после праздника Успения Пресвятыя Богородицы воскресный день хорошо тем, что новое частное празднование присоединилось бы к готовому общему празднику (в Успенском соборе Троице-Сергиевой лавры. – С.Г.)… С историей Гефсимании согласно было бы праздновать третий день по дне Успения“.

Установление праздника создало глубокую символическую связь между Гефсиманским скитом и Троице-Сергиевой лаврой: лаврой, как Иерусалимом, где совершилось Успение Богоматери, и Гефсиманским скитом, где была погребена Она и где совершилось Ее Вознесение. Наглядность символической связи усиливало сходство в расположении Гефсиманского скита, лавры и Спасо-Вифанского монастыря с расположением подлинных Гефсимании, Иерусалима и Вифании.

Установление праздника породило благочестивый обычай, согласно которому тысячи богомольцев, отпраздновав 15 августа Успение Богоматери в Успенском соборе Троице-Сергиевой лавры, уже на другой день спешили в Гефсиманский скит»[30].

Одной из главных святынь, помещенных в созданный митрополитом Филаретом Гефсиманский скит, стал камень от гробницы Божией Матери в Гефсимании. А. Н. Муравьев, будучи в Иерусалиме, писал митрополиту Филарету об особых дарах для Гефсиманского скита Троице-Сергиевой лавры, о чем святитель сразу же сообщил архимандриту Антонию: «А.Н. пишет, что меня и Вас поминают в Гефсимании, яже близ Иерусалима, и обещает принести образ и камень Гефсиманский в нашу Гефсиманию» (16 марта 1850 г.). Гефсиманский скит, любимое детище митрополита, основанный в 1844 г., еще не был тогда официально утвержден Синодом: московский святитель долгое время держал в тайне устроение при лавре нового скита, опасаясь, что в учреждении будет отказано. И только после того, как в 1850 г. А. Н. Муравьев привез от Патриарха Иерусалимского Кирилла II грамоту с благословением Новой Гефсимании и камень от Гефсиманской гробницы Божией Матери в дар новой обители, митрополит Филарет обратился в Св. Синод с официальным прошением об учреждении уже устроенного скита[31].

Камень из Гефсиманской пещеры, принесенный А. Н. Муравьевым из Иерусалима в 1850 г., сохранился до наших дней и вновь находится в Гефсиманском скиту. Под камнем, вставленным в киот, размещена следующая надпись: «Камень взятый в Палестинской Гефсимании от гроба Богоматери на благословение в северную Новую Гефсиманию».

Текст патриаршей грамоты, обращенной к московскому митрополиту, гласил: «…Но чт? вознесло сердце наше на верх духовной радости, это – сообщенное нам его превосходительством А. Н. Муравьевым отрадное известие, что Ваше Высокопреосвященство, питая крайнее благоговение ко всечестному гробу Владычицы нашея Богородицы во Святой Земле и желая живее переноситься умом в святую Гефсиманию Иерусалимскую, создали близ святого храма преподобного Сергия церковь в честь Успения Пресвятыя Богородицы и освятив оную наименовали новою Гефсиманиею…

Могущественнейшая и православнейшая держава Всероссийская, содержа ныне в недрах своих новый Иерусалим и новую Гефсиманию, да соблюдает вовеки обновляющуюся ревность о благочестии и особенное благоговение ко всечестным и первейшим достопоклоняемым местам при нашем престоле и да продолжает являться неоскудно Матери всех Церквей державное свое заступление и помощь». Переправляя патриаршие грамоты в лавру, святитель Филарет писал наместнику (16 мая 1850 г.): «Прилагаемые греческие бумаги дайте в Академию перевесть. Они надобны для скита. Мы боялись осмелиться назвать его Гефсиманиею: теперь Блаженнейший Патриарх называет его новою Гефсиманиею. Да будет сие в благословение скиту»[32].

Буквальное следование Гефсиманской традиции в богослужебном чине Успения Пресвятой Богородицы в России нашло отражение не только в Гефсиманском скиту Троице-Сергиевой лавры, но и в Гефсиманской женской общине под Зарайском, основанной епископом Серпуховским Арсением (Жадановским) в 1910 г. Главной святыней этой общины стал иерусалимский образ Успения Пресвятой Богородицы. Иконостас Успенского храма Гефсиманской женской общины был скопирован с иконостаса в церкви-усыпальнице великого князя Сергия Александровича при московском Чудовом монастыре. Иконы для этого иконостаса писал художник К. П. Степанов. Полное описание общины и ее святынь можно найти у иеромонаха Арсения. Так, об иконе Успения он пишет: «В середине иконостаса вставлены деревянные же вызолоченные резные царские врата. Над ними в серебряном золоченом сиянии с лучами парит иерусалимский образ Успения (шитое изображение нетленно почивающей Богоматери), пред которым горит неугасимая лампада. Каждую среду после часов образ спускается – и пред ним, по киевскому обычаю, поется молебен с каноном Успению»[33].

Перед местной иконой Богоматери в этом же храме помещалась «шитая золотом по голубому бархату плащаница с изображением почивающей во гробе Богоматери; кругом в кайме – величание Успению: Величаем Тя, Пренепорочная…». Плащаница эта была пожертвована в 1910 г. в «Гефсиманию» императрицей Александрой Федоровной. В то же время в обитель поступили вклады от великой княгини Елизаветы Федоровны – пять икон из церкви-усыпальницы великого князя Сергия Александровича (Спаситель, Божия Матерь, «Распятие Господне», Сошествие в ад» и «Тайная вечеря»), а также икона Успения Богоматери от настоятельницы московского Вознесенского монастыря игумении Евгении и икона Успения с частицей камня от гроба Богородицы – от С. Г. Булгакова.

Иеромонах Арсений подробно останавливается на описании службы Успения Богоматери, совершаемой в Новой Гефсимании: «Воистину такое празднование можно назвать „второй Пасхой“, как именуют греки Успение Богоматери, – пишет он. – Накануне 17 августа служба восшествия Богоматери на небо совершается сполна по иерусалимскому последованию. После литургии бывает крестный ход вокруг обители <…> Часто называют нашу новую Гефсиманию по-старинному Домом Богородицы»[34].

Думается, не случайно не только Новую Гефсиманию, но и Россию именуют Домом Пресвятой Богородицы.

[1] Хитрово В. Н. Неделя в Палестине. Из путевых воспоминаний. СПб., 1876. С.13.

[2] Пескова А.А. Паломнические реликвии Святой Земли в древнерусском городе // Пилигримы. Историко-культурная роль паломничества. СПб., 2001. С. 122.

[3] Чайкина Ю.В. Паломнические хождения XII — начала XIII веков и истоки иконографии новгородских иконок с композицией «Жены-мироносицы у Гроба Господня» // Православный Палестинский сборник. М., 2005. Вып. 102. С. 163–178.

[4] Леонид (Кавелин), архимандрит. Старые Иерусалим и его окрестности: Из записок инока-паломника. М., 1873. С. 507. За указание этого и ряда других источников, содержащих сведения о русских вкладах и святынях Иерусалима, приношу сердечную благодарность Н. Н. Лисовому.

[5] Россия в Святой Земле. Документы и материалы / Сост., подг. текста, вступ. статья и комм. Н. Н. Лисового. Т. I. М., 2000. С. 134.

[6] Уханова И. Н. Культовые изделия из перламутра, дерева и кости XVIII- начала XIX века // Христиане на Востоке. СПб., 1998. С. 65. Кат. 109, 110.

[7] Дмитриевский А.А. Иконная торговля Императорского Православного Палестинского Общества в Иерусалиме. СПб, 1908.

[8] Путешествия в Святую Землю: Записки русских паломников и путешественников XII–XX веков. М., 1994. С. 155–156, 164.

[9] Русская женская община на Елеонской горе в Иерусалиме была основана в 1908 г. Это означает, что плащаница Божией Матери, а также и икона Успения, в которую она вставлена, были исполнены не ранее 1908 г.

[10] Леонид (Кавелин), архимандрит. Старый Иерусалим и его окрестности. С. 143.

[11] Дмитриевский А. А. Празднества в Гефсимании в честь Успения Богоматери // Сообщения ИППО. 1895. Т. XVI. Вып. 3. С. 392 – 404.

[12] Лисовой Н. Н. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX – начале XX в. – М., 2006. С. 99. Никольский храм в Каире был построен на средства, пожертвованные царем Николаем I, и украшен иконами, написанными в Новгороде в Юрьевом монастыре на средства графини А. А. Орловой-Чесменской.

[13] Русское искусство из собрания Государственного музея истории религии: Альбом. – М., 2006. С. 174. Ил. 263.

[14] Леонид (Кавелин), архимандрит. Старый Иерусалим и его окрестности. С. 144.

[15] Женская Оптина. Материалы к летописи Борисо-Глебского женского Аносина монастыря / Сост. Фомины С. и Т. – М., 1997. С. 562–570.

[16] Лисовой Н. Н. Приди и виждь. Свидетельства Бога на земле. М., 2000. С. 206.

[17] Дмитриевский А. А. Указ. соч. С. 395–396.

[18] Дамаскин Смирнопул, иеродиакон, лампадарий Святого Гроба Господня. По Святой Земле. Иерусалим, 1908. С. 101–102.

[19] Леонид (Кавелин), архимандрит. Указ. соч. С. 246 – 247.

[20] Там же. С. 81.

[21] Там же. С. 99.

[22] Серебренников Н. Н. Пермская деревянная скульптура. Пермь, 1928. С. 145. Кат. № 1. С. 45. Рис. 4.

[23] Лякина Р. Мастера золотых балдахинов // Подiл и ми. Киев, 1999. № 11– 12. С. 19–20.

[24] Инокиня Наталия. Русский Иерусалим. Письма русской инокини со Святой Земли (1983–1990). СПб., 2005. С. 60.

[25] Каткова С. С. Редкие произведения деревянной скульптуры в собрании Костромского историко-архитектурного музея-заповедника // Древнерусская скульптура. Проблемы и атрибуции. М., 1993. Вып. 2. Ч. II. С. 256–261.

[26] Там же. С. 257.

[27] Голубцов А. П. Чиновники Московского Успенского собора и выходы патриарха Никона. М., 1908. С. 206.

[28] Лихачева Л. Д., Плешанова И. И. Декоративно-прикладное искусство из собрания Государственного Русского музея. — Л., 1985. С. 89. Кат. № 83. Размер 82?140 см.

[29] Черкашина Г. П. Плащаницы Троице-Сергиевой лавры (К вопросу формирования коллекции лицевого шитья Сергиево-Посадского музея-заповедника) // Сергиево-Посадский музей-заповедник. Сообщения 2005. – М., 2006. С. 205–206. Служба погребению Божией Матери, или «Священное последование на преставление Пресвятыя Владычицы нашея и Приснодевы Марии», открыта в рукописях не старше XV в., как греческих, так и славянских. В XVI в. она была широко распространена в России. Подробнее об этом см.: Скабалланович М. Успение Пресвятой Богородицы. – Киев, 2004 (переиздание). С. 138–139.

[30] Филимонов К. А. Новая Гефсимания. М., 2000. С. 22– 23.

[31] Смирнова И. Ю. А. Н. Муравьев и Московская Духовная Академия // Рыцарь Гроба Господня. К 200-летию со дня рождения А. Н. Муравьева. М. В печати.

[32] Смирнова И. Ю. Указ. соч. Благодарю И. Ю. Смирнову за возможность ознакомиться с данными материалами.

[33] Арсений, иеромонах. Дом Богородицы // Свете Тихий: Жизнеописание и труды епископа Серпуховского Арсения (Жадановского). М., 2002. Т. 2. С. 443 – 450.

[34] Там же. С. 448.