Из истории паломничества на Святую Землю
На сайте Императорского Православного Палестинского Общества мы продолжаем публиковать статьи ведущих историков и искусствоведов, специализирующихся на истории Церкви и Ближнего Востока, а также архивные материалы и труды прошлых лет по истории ИППО.
.jpg)
В статье ведущего научного сотрудника-консультанта Института востоковедения РАН доктора исторических наук Ирины Михайловны Смилянской «Арабский мир в представлениях русских паломников XII – первой половины XIX веков» проведён подробный анализ путевых заметок первых паломников на Святую Землю.
Арабский мир в представлениях русских паломников XII – первой половины XIX веков.
Вплоть до второй половины XVIII века арабский Запад – Магриб почти не был знаком россиянам, в отличие от жителей южной Европы, не имевшим прямых контактов с арабским миром. Однако со времени принятия христианства заметными стали связи с арабским Востоком – Машриком, а точнее со Святой Землёй – Палестиной, Египтом и Синаем. Раннее русское письменное свидетельство об этом регионе – «Житье и хоженье Данила, Русьскыя земли игумена» – относится к самому началу XII века, то есть создано шесть веков спустя после установления в нём арабского господства, временно прерванного завоеваниями крестоносцев. Между тем в Западной Европе первые записи паломников о Святой Земле, итинерарии («путники»), возникли ещё в начале IV века, задолго до завоевания этой земли арабами. Ко времени паломничества игумена Даниила они, как и византийские проскинитарии («молитвенные хождения»), сложились в разработанную письменную традицию. С некоторыми из подобных сочинений Даниил безусловно был знаком и, усвоив опыт этих предшественников, написал оригинальный труд, заложивший основание жанру русских хождений.
.jpg)
Стремление христианских паломников посетить Палестину объяснялось господствовавшей в Средневековье христианской космологией, определявшей картину мира, по крайней мере, до эпохи Возрождения. Согласно этой космологии, в Иерусалиме при Голгофе находился центр мироздания (место «среди земли, идеже распяться Христос»), рядом был расположен Пуп земли, относительно которого определяли «пределы» и «край» Вселенной. Согласно фольклорной традиции, здесь земля сходилась с небом. В пределах Иерусалима Иаков в своём пророческом сне увидел лестницу, соединяющую землю с небом. Считалось, что в окрестностях Иерусалима предстояло свершиться Страшному суду, после чего, по Откровению Иоанна Богослова, с неба спустится Небесный Иерусалим, и наступит царство Божье.
Обширная литература о Святой Земле, возникшая в результате паломничеств в Палестину, казалось бы, облегчает задачу воссоздания образа арабского мира, сложившегося ещё в Древней Руси. Однако религиозное сознание обусловило специфические черты этой литературы: в ней библейский образ во многом заслонил реалии. Этим записки паломников (хождения) отличаются от путешествий, что надлежит учитывать при анализе содержащихся в них сведений.
Публикация и исследование паломнической литературы в России имеют серьёзную традицию. Однако эта работа осуществлялась преимущественно в литературоведческих и историко-богословских целях. Только с 1950-х годов стали делаться попытки специального изучения паломнической литературы в востоковедном аспекте, что в конечном итоге увенчалось в 2010 году публикацией фундаментального труда С. А. Кириллиной «Очарованные странники»: арабо-османский мир глазами российских паломников XVI–XVIII столетий», источниковедческий аспект которого разработан почти с исчерпывающей полнотой и которое открывает пути к дальнейшим, уже частным исследованиям.
Дифференциация разных направлений в исследованиях паломнической литературы имеет не только свои преимущества, но и некоторые недостатки. В частности, востоковеды недостаточно учитывают воздействие библейских представлений на восприятие паломниками реального мира; они оставляют за рамками исследования арабскую простонародную культуру, сложившуюся и развивавшуюся вокруг святых мест. К тому же исследователи нередко игнорируют эволюцию мировосприятия самих паломников.
Надо также иметь в виду, что представления паломников были не единственным источником сведений об арабском мире. Его целостный образ складывался также под влиянием византийской книжности, отечественного фольклора, устных рассказов возвращавшихся очевидцев, а со второй половины XVII века и западноевропейских путешествий на Ближний Восток. При этом каждая эпоха порождала свой образ. Его реконструкция (если она возможна) требует непременного анализа путей передачи этих представлений из поколения в поколение. Однако относительно серьёзно исследованы лишь влияние «Хожения» Даниила на паломническую литературу и отражение в сочинении Иоанна Лукьянова, предшествовавших паломнических записок. Суммирование за длительный период сведений паломников об арабских странах и их жителях позволяет создать корпус источников, но не воспроизвести в полной мере паломническую картину арабского мира: такое суммирование является экстраполяцией паломнических представлений нашим сознанием, обогащённым современными научными знаниями.
Автор настоящей статьи, опираясь на многоаспектный труд С. А. Кириллиной, ставит своей задачей выяснение факторов, влиявших на формирование представлений паломников, рассмотрение особенностей и эволюции этих представлений.
Как отмечает петербургский литературовед М. В. Рождественская, «библейский текст, Священное Писание определяли выбор художественных приёмов, стилистику, систему символов и образных аналогий древнерусских литературных памятников». Естественно, что особое влияние на записки паломников и их видение Палестины оказала Библия. Сюжеты канонических и апокрифических текстов Ветхого и Нового заветов определили места поклонения, их религиозный смысл, канон самого описания Святой Земли, которого придерживались паломники вплоть до конца XVIII века.
Анализ этого канона выходит за пределы темы статьи, но маршруты передвижения паломников имеют отношение к вопросу о формировании ранних представлений о ландшафтно-географическом пространстве Святой Земли.
В своих сообщениях о передвижении к местам поклонения паломники следовали возникшей ещё в античности традиции «описания пути», то есть итинерариев. Подобные путеводители содержали, прежде всего, перечисление увиденных поселений, краткие о них известия и сведения о расстоянии между ними, которые русские паломники измеряли разными мерами. Большие, малознакомые переходы они мерили днями пути (см., например, «Хожение» гостя Василия); дороги, много раз измеренные и описанные, – вёрстами (редко стадиями: 15 стадий составляли, «по-нашему», 3 версты); небольшие пространства – полётом выпущенной из лука стрелы или брошенного камня. (Даниил даже уточнял: «малого камня, брошенного мужем».) Внутреннее помещение измеряли локтями, саженями, шагами. (По подсчётам Е. И. Малето, ошибки во всех этих измерениях не превышали 3%). Внимание к этим измерениям, по-видимому, было отчасти связано с представлением о мистико-символическом смысле числа, проникнуть в который стремились паломники.
Способы ориентации в пространстве на всём протяжении XII–XVIII веков оставались архаичными: паломник отмечал наблюдаемые объекты в зависимости от собственного местоположения («налево», «направо», «позади» и тому подобное), или исходил из более абстрактных понятий, указывая направления на стороны света от определённого центра, каким в Палестине обычно был Иерусалим. Традиции в описании пути и способы ориентации в пространстве позволили игумену Даниилу, обошедшему почти все памятные места, обрисовать с большой полнотой ландшафт и географические границы Палестины. Таким образом, он создал для русского читателя первую своего рода виртуальную отечественную карту Палестины. В XIV и XV столетиях географические представления русских паломников заметно расширились: архимандрит Агрефений в 1370 году дошёл до Дамаска, находившегося при Данииле за пределами Иерусалимского королевства; последний не рискнул туда направиться. Столетие спустя, в 1461–1462 годах, Варсонофий сообщил о пути в Египет и на Синай, а гость Василий в 1465–1466 годах оставил подробное описание своего передвижения по территории Малой Азии и Сирии: через Газу и пустыню Суэцкого перешейка в Каир и так далее.
Характерно, что часть ошибок в описаниях земель, сделанных паломниками, возникла в результате мифологической идентификации территорий, расположенных вне Святой Земли, с теми, о которых речь шла в Библии. Так, сообщив о неких шести реках, стекавших на восток с «горы Ливаньския», Даниил утверждал, что между этими реками лежит Месопотамия, «еже есть Средоречие; и ту есть межю теми реками Харъранъ, отнюду же изиде Авраамъ». Гость Василий, прибывший в Палестину через Сирию, смешал реки Оронт и Барада с Евфратом, этой библейской рекой, якобы, как и Нил, вытекающей из рая.
Впечатления паломников о Святой Земле отчасти зависели от условий пребывания и передвижения по её территории, иными словами, от организации самого паломничества. Христианское паломничество в Палестину зарождалось как посещение ранними христианами знаковых мест в дни памяти о произошедших там событиях. «Иначе говоря, Иерусалим и его окрестности рассматривались как один большой храм со множеством алтарей, у которых поочередно совершалось богослужение и каждое такое место имело своё особое литургическое значение». Но уже ко времени пребывания Даниила в Палестине посещение святых мест часто не совпадало с церковным календарём, и только пасхальное богослужение в храме Гроба Господня с чудом нисхождения благодатного огня стремились увидеть все паломники. Однако и здесь были исключения: гость Василий, миновав Вифлеем, встретил Рождество в Египте, а в обратный путь ушёл из Иерусалима, видимо, не дождавшись Пасхи. Даниил лишь единожды отметил, что из трёх его хождений к Иордану одно приходилось на Крещение. (На Пасху он, естественно, был в Иерусалиме). По-видимому, совпадений с церковным календарем в его хождениях более не наблюдалось или он этого не отметил, поскольку не придавал особого значения.
Думается, что несовпадение времени поклонения памятному месту с церковным календарём стало к XII веку уже до такой степени обыденным, что само по себе свидетельствовало о превращении паломничества в самостоятельный институт, со своими службами и культурой. В Иерусалиме игумен Даниил жил в одном месте (как уже отмечалось, метохе – подворье монастыря св. Саввы), и сам искал для себя проводников («И пригоди ми Бог налести въ лавре мужа свята и стара деньми, и книжна вельми». Благочестие, возраст и книжные знания были для Даниила залогом правдивости информации подобного проводника). Архимандрит Агрефений жаловался, что из-за незнания языка, миновав по пути из Дамаска в Иерусалим гору Фавор и город Назарет, он уже не знал, где находился («не въдаю что ест»), пока не увидел святой город (значит, не имел проводника и переводчика). Даниил и его спутники для безопасности передвигались по стране вместе с вооружёнными отрядами крестоносцев. Это говорит о том, что ещё не существовало организованных паломнических караванов, о которых писали поклонники в XVI–XVIII веках. Тогда, включённые в огромный паломнический поток, они перемещались по заведённому правилу из монастыря в монастырь, как в пределах Иерусалима, так и по всей стране; для этого им назначались проводники, которые при передвижении на дальние расстояния принуждали их пользоваться верховыми животными. Агрефений же в 1370 году ещё брел со случайными спутниками.
Описание сакральных мест игумен Даниил сопровождал пересказом библейских текстов, весьма корректно дополняя их краткими пояснениями. Возможно, в его комментариях отразилась мифология святых мест, бытовавшая в среде высокообразованных обитателей местных монастырей того времени, подобных «книжному мужу» – проводнику игумена. Даниил ополчился против тех, что «лжуть много и блядуть», ложно, не «по истине» сообщают об этих святынях. По-видимому, игумен имел в виду проводников, которые злоупотребляли пересказами народных поверий, множившихся вокруг святых мест. У Даниила, например, отсутствуют сведения о чудесных оттисках, оставленных ногами Христа на камне, «точно на воске». Однако Агрефений уже писал о том, что след Христа «въписася в камени, и тоу поклоняются Святъи стопъ (следу) ногоу Христовоу». У более поздних паломников появляются описания новых камней со следами ноги Христа и даже копыт его осла, остановившегося некогда перед храмом Святая Святых. На Синае паломники видели камень, в котором оттиснулась склонённая фигура Моисея в момент, когда мимо него «проходил Господь». На камне иерусалимских ворот поклонникам показывали след от ноги ангела, опершегося о камень, чтобы плечом отворить ворота и впустить в город народ для сопровождения Христа в его крестном пути на Голгофу. В начале XVIII века христиане и мусульмане поклонялись углублению в камне, обрамлявшем окно башни Давида, якобы оставленному локтём задремавшего пророка, когда тот писал Псалтырь, и так далее и тому подобное. А. Н. Веселовский счёл возможным датировать появление подобных народных поверий, исходя из ранних о них упоминаний. Однако с уверенностью можно заключить, например, об относительно позднем возникновении в арабской, возможно, даже мусульманской среде легенды об ангеле, вручившем столпнику ключи от Иерусалима для их передачи мусульманским завоевателям.
Упоминания о столпниках также претерпели эволюцию. Даниил ещё не сомневался в подвижничестве увиденного им столпника. А Иоанн Лукьянов уже был осведомлён о том, что такой «затворник», расположившийся на высоком каменном столпе возле Саввина монастыря, был лишь «столпником на час», которого «будто ветром сдувало» после того, как паломники удалялись от монастыря.
Всё это даёт основание полагать, что «Хожение» игумена Даниила зафиксировало начальные шаги становления паломнической «индустрии». Её процветание пришлось на османское время. Тогда власти тщательно вели учёт паломников и изощренно собирали с них пошлины. Они, хотя и слабо, но охраняли паломнические пути от пиратов и разбойников, а религиозные реликвии – от расхищения («на память») усердными поклонниками. Арабское население держало в своих руках перевозку паломников, поставляя верховых животных. Оно снабжало их продуктами питания и занималось изготовлением на продажу предметов культа, таких, как чётки, свечи, кресты, вайи – украшенные пальмовые плетения (заменяемые на Руси ветками вербы). Бедуины и горцы паразитировали на паломничестве, совершая набеги и грабя паломнические караваны. В ведении духовенства был приём поклонников, предоставление им ночлега, пропитания, переводчиков и проводников. В результате в экономику средневековой Палестины вливались немалые средства. Иоанн Лукьянов, методично сообщая о взносах, которые должны были делать поклонники в монастырях, оценил общие расходы паломника в 200 рублей серебром. Тридцать лет спустя, по словам иерусалимского патриарха Хризанфа, иноку, желавшему посетить Святую Землю, требовалось на расходы в самой Палестине не менее 100 левов (60 рублей), а людям состоятельным значительно больше. В начале XIX века эта сумма достигла 500 рублей.
Интерес паломников к реалиям Святой Земли возникал не только под влиянием библейских сюжетов или полезных сведений об организации паломничества. Этот интерес определялся и другими факторами. По-видимому, государственная власть достаточно рано начала придавать значение сообщаемым паломниками сведениям и возлагать на паломников религиозно-политические поручения. О подобных поручениях паломники упоминали в своих записках. Впрочем, исследователи, исходя из маршрутов хождения и содержания самих записок, строят предположения о выполнении государственных поручений и паломниками, об этом умалчивавшими. Так, общение игумена Даниила с иерусалимским королём Бодуэном I («призва мя къ себе съ любовию…») дали основания писать о том, что его «путешествие было организовано русскими князьями с целью выяснить военную и политическую обстановку, сложившуюся на Ближнем Востоке в результате крестовых походов, которые не поддерживались на Руси». Действительно, «Хожение» Даниила содержит сведения о политическом положении Палестины. Иерусалимское королевство им представлено во враждебном мусульманском окружении. Этим он объясняет необходимость для крестоносцев совершать военные походы в пределы мусульманских владений. Однако и внутри королевства рыцари не ощущали себя в безопасности, будучи вынуждены передвигаться по стране в составе вооружённых отрядов и постоянно пребывать в готовности отразить сопротивление завоёванного народа. Впрочем, часть мусульманского населения сотрудничала с крестоносцами. Так, Даниил и его спутники были дружелюбно встречены смешанным мусульманско-христианским населением большого селения, и к изумлению игумена мусульманский («срациньский») старейшина «самъ со оружиемъ проводи ны олне до Вифлеема», чтобы оградить от нападений мусульман.
Маршрут перемещения купца Василия в Святую Землю породил предположение, что целью его путешествия было выяснение политической обстановки, обострившейся в районе пересечения интересов османской державы, государства Ак-Койюнлу и мамлюкского султаната (кстати говоря, и в обратный путь он поспешил, не приняв участия в пасхальном богослужении). Василий выехал не из Стамбула, как большинство паломников, но из Бурсы, и вначале его путь лежал в сторону владений белобаранных туркмен, и только затем, через сирийские земли египетско-сирийского султаната мамлюков, минуя святые места Палестины, он направился в Каир. При этом Василий фиксировал границы этих государств, а попутно сообщал сведения, позволяющие в наше время судить о процессе политического и этнического размежевания османских оседлых турок и кочевых белобаранных туркмен.
Профессия и социальное положение также оказывали влияние на интересы паломников: купцы отмечали состояние торговли, горожане обращали внимание на особенности градостроительства и обороноспособность поселений. Крепостные укрепления равно интересовали всех паломников – вероятно, с точки зрения опыта военного строительства, столь насущного в условиях военно-политической нестабильности средневекового общества, вечной угрозы внутренних усобиц и внешних нападений. Даже игумен Даниил, предельно скупой на мирские сюжеты, описал укрепления Иерусалима. Он отметил факт хранения в башне Давида стратегического запаса зерна («жита в немъ бесчисла лежит») и заключил, что «столп» Давида «есть много твердъ ко взятию, и то есть глава всему граду тому».
Основным же фактором, воздействовавшим на восприятие паломниками арабского мира, была смена в процессе исторической эволюции больших культурных стилей, которые можно рассматривать как вехи, фиксировавшие изменения мировосприятия человека европейской культуры. Представлению о трансформации паломнической литературы под этим углом зрения способствуют теоретические разработки филологов Д. С. Лихачёва, А. М. Панченко, Л. В. Левшун, Л. А. Ольшевской и других, но при сопоставлении эволюции хождений с развитием других жанров русской литературы следует учитывать архаичность паломнических записок, отставание их эволюции от других литературных жанров.
Начало XII – первые десятилетия XV столетия составляли в паломнической литературе эпоху, которую Д. С. Лихачёв называл «историческим монументализмом» (она соответствовала романскому стилю в Западной Европе). Эту эпоху отличало господство теоцентрической картины мира. Наиболее характерным её представителем был игумен Даниил. По мировоззрению ему были близки архимандрит Агрефений и иеродиакон Зосима, хотя их миропонимание уже имело черты, сближавшие их с паломниками конца XV века.
Вторая половина XV – первая половина XVII веков явились эпохой Проторенессанса, или возникновения антропоцентрического мировосприятия, черты которого можно обнаружить в записках иеромонаха Варсонофия, «гостя» Василия, купцов Василия Познякова и Василия Гагары.
Вторая половина XVII – первая половина XVIII столетия в литературоведении определяются как эпоха барокко. Её наиболее заметными фигурами среди паломников были Арсений Суханов, Иоанн Лукьянов и Ипполит Вишенский.
Середина – вторая половина XVIII века, эпоха классицизма, отмечена большим влиянием на литературу идей Просвещения. Этот период представлен записками монаха Василия Григоровича-Барского, архимандрита Леонтия Зеленского, священника Игнатия Деншина и иеромонаха Мелетия. (Два последних периода в развитии литературы Л. В. Левшун относит к эпохе «эгоцентрического мировоззрения» из-за отчётливо выраженного личностного начала).
Наконец, на паломнических записках, созданных в первой половине XIX века (описаниях путешествий в Святую Землю Д. В. Дашкова, А. Н. Муравьёва, А. С. Норова и П. А. Вяземского), наложила свой отпечаток эстетика романтизма.
Поделиться:
