«Если на Хорив подниматься не будем, то в Египет я не полечу»: впечатления паломника о Синае

Когда я узнал о возможности поехать в составе паломнической группы Императорского Православного Палестинского Общества в Египет, то сразу поинтересовался, предполагается ли посещение Синайского монастыря святой Екатерины и восхождение на гору Моисея. «Если на Хорив подниматься не будем, то в Египет не полечу», - сообщил я организатору поездки о своём принципиальном условии и уже принятом для себя решении.
Получив утвердительный ответ, что восхождение на вершину обязательно будет, я сразу же согласился. Это была моя давняя мечта. При этом было не важно, как мы туда будем подниматься, по какой дороге, будет ли там облачно или ясно, увидим ли рассвет или нет. Я был бы счастлив просто оказаться на том же самом месте, где Бог разговаривал с Моисеем (от одной этой мысли у меня мурашки по коже). То, что за уже минувшие столетия на Хориве побывали миллионы людей, меня особо не трогало: это не альпинизм. Первозданность ландшафта в данном случае не имело для меня ни малейшего значения. Только подумать: кроме Моисея и Илии на Хориве никто не удостоился слышания голоса Божия. Так что пришли туда два человека, или два миллиона - какая разница. Значение имеет только то, что почувствую я в своём сердце и в своей душе.
Монастырь св. Екатерины
Мозаика VI века
И вот настал тот долгожданный и вожделенный день. На Синай мы приехали ближе к вечеру (путь из Каира не ближний и занял почти весь день). И сразу - в монастырь Екатерины на службу: вечерня идёт своим чередом, горят только редко поставленные на подсвечниках и поликандилах свечи, завораживает унисонное пение, несколько монахов-синаитов расположились в стасидиях и безмолвно творят свою иноческую молитву. После богослужения нам вынесли мощи святой великомученицы Екатерины; разрешили войти в часовню, где над корнем Неопалимой Купины устроен престол. Да-да, мы стоим около того самого куста, из которого Бог говорил с Моисеем. Короткий молебен в полголоса. В часовне - полумрак, к которому глаза должны привыкнуть: ни одной горящей свечи, только свет, идущий от нескольких лампад. Будь я там один, наверное, это были бы более волнительные чувства и более трепетные ощущения, но рядом единоверные братья и сёстры (туристов туда не пускают), и каждый из нас думает и молится о своём. Душа замирает.
В кафоликоне монастыря
На Синае монахи строги, аскетичны и очень независимы. На следующий день одного архиерея даже не пустили в обитель, потому что пришёл он без предупреждения и не вовремя. Нам же синаиты благоволили: провели по монастырю; открыли Музей церковных древностей, где находится большинство значимых икон, в том числе - знаменитый «Синайский Спас». Лицезреть этот образ вживую - уже само по себе чудо и удача. Первый раз я увидел список с этой иконы семь лет назад в храме на горе Блаженств, воздвигнутом на месте, где Господь произнес Нагорную проповедь. Меня тогда поразил этот необычный лик, не то строгий, не то полный ласки. И вот, я стою перед Ним и смотрю Ему в глаза, а Он смотрит в мои. Сердце колотится. Дыхание, кажется, остановилось вовсе.
Охранная грамота, подписанная
основателем ислама Мухаммедом
Ужин в монастырской трапезной. До начала восхождения на вершину горы, назначенного на полночь, есть немного времени, чтобы подготовиться к подъёму и отдохнуть. Кажется, часок удалось вздремнуть. Будильник будит и говорит: «Пора!».
Колодец пророка Моисея
Собираемся. Все замотаны в куртки, шарфы, свитера. На улице около 7 градусов. На вершине будет что-то около минус 1-2. С ветром - это верные 10. На всякий случай, беру с собой купленный в коптском монастыре святого Мины шарф, больше похожий на одеяло, и химические грелки.
Путь не так чтобы дальний: идти всего четыре с небольшим километра. И перепад высот всего немногим более 700 метров. Для моей физической формы это тьфу. Я мог бы и за два часа оказаться на вершине. Но разве это спорт?! Так что иду со всеми. Медленно, не сбивая дыхания, словно на прогулке. Проводник-бедуин через каждые 15-20 минут делает привал. Дорогу видно без фонарика: звёзд на небе столько, что ты словно под куполом планетария. Пока луна не спряталась за гору, даже тени от людей были видны на земле. В голове крутятся строчки из 103-го псалма: «одѣяйся свѣтомъ яко ризою, простираяй небо яко кожу», «сотворилъ есть луну во времена: солнце позна западъ свой. Положилъ еси тму, и бысть нощь…».
Бедуинские кафешки, больше напоминающие приюты для альпинистов в Гималаях, смотрятся чудновато и немного нелепо в таком месте. Верблюды, дремлющие у тропы, время от времени издают свои забавные звуки, схожие с шумом какого-то диковинного механизма. В придорожные приюты не захожу, стою в темноте и любуюсь звёздами, поскольку глаза на свету быстро отвыкают от мглы, и надо снова привыкать к темноте. А так всё видно.
Расщелина Моисея
В расщелине Моисея появляется ветер: приходится натягивать капюшон и надевать перчатки. По ощущениям минус 5, не меньше. На самом деле, конечно, плюсовая температура, но синайский ветер бодрит. Временами порывы такие, что сбивают с шага. Но длится это недолго.
Ключ от храма Св. Троицы
Проходим самый сложный участок пути, не без труда шагая по сложенным из камней и валунов ступени, и вот она - вершина Хорива. Несколько раз нас обгоняют путники, стремящиеся занять места, с которых будет удобнее наблюдать за восходом солнца, но нам не до него: нас ждёт храм! У сопровождающего нашу группу игумена Серафима находится полученный в монастыре заветный ключ от церкви Святой Троицы, что на вершине горы Моисея. Я свечу ему телефоном, пока он открывает дверь. Заходим.
Жертвенник в алтаре Троицкой церкви
Электричества тут, разумеется, нет. Включаю налобный фонарик на полную катушку. Храм небольшой. На стенах и потолке едва заметны росписи, иллюстрирующие происходившие в этих местах библейские события. Роспись выполнена в прошлом веке. Храм когда-то был разрушен и долгое время был заброшен. Но камни, из которых сложены в 30-е годы прошлого века его стены, ещё помнят правление императора Юстиниана.
Зажигаем свечи, лампады. Становится светлее. После ночной тьмы даже светло. В церкви, мягко сказать, холодно, но главное - нет ветра, хотя он и задувает через разбитое (скорее всего, любопытными туристами) стекло в одном из окон. Перестав двигаться и сняв рюкзак, понимаю, что спина немного вспотела. Это плохо. Простудить спину было бы очень некстати. Достаю «коптский» шарф и заматываюсь в него, благодаря чему сразу становится теплее. Две грелки, положенные в ботинки, позволяют решить проблему обогрева.
Престол в Троицком храме
Батюшки быстро облачаются и начинается Божественная литургия. Пожалуй, самая удивительная из тех, что со мной случались. Даже утренняя служба в Великорецке отступает на второе место. Кто-то сидит в стасидиях и кутается в платки и куртки, кто-то, как свечка на подсвечнике, мужественно стоит, будто и не было сложного многочасового подъема.
Иконостас Троицкой церкви
Народ на гору Моисея поднимается разный. Не все из них предпринимают этот труд ради духовной пользы или в воспоминание о ветхозаветных событиях. Для многих это галочка в туристической зачетке или соблюдение суеверий и мифов о прощении грехов, поисках счастья, исполнении желаний… Когда мы вошли в храм, то дверь за собой пришлось запереть: несколько туристов из Юго-Восточной Азии, Китая или Японии прошмыгнули в церковь из любопытства и в надежде скрыться от ветра, но пришлось им вежливо и с любовью объяснить, that there is an Orthodox Christian liturgy going on here.
Роспись в алтаре
Кому-то из наших паломников приходит на ум сравнение «мы, как в Ноевом ковчеге». И правда, похоже: снаружи завывает ветер, слышна громкая многоязычная речь туристов, некоторые из которых, видя появившийся от свечей свет в храме, пытаются дёргать закрытую дверь. А под церковными сводами размеренно совершается литургия.
Божественная литургия на вершине Хорива
Молодой чтец, студент из Санкт-Петербурга, с фонариком на лбу читает часы, певчая из московского храма стройно поёт «Господи, помилуй», голос у неё натурально ангельский. Полтора часа пролетают как 15 минут. Подхожу к Чаше и слышу долгожданные слова священника: «…причащается раб Божий Михаил во оставление грехов своих и в жизнь вечную. Аминь». На душе растворяется ни с чем не сравнимое благодатное чувство, намного большее и значимое, чем те ощущения и эмоции, которые испытывает человек в повседневной жизни. Владыка Евфимий произносит краткое слово назидания. Улавливаю лишь общий смысл и настрой: мыслей в голове не осталось совсем.
Рассвет
Открывается железная церковная дверь. Снаружи уже светло. Ещё немного - и покажется солнце. На востоке уже пылает заря. На макушке Хорива толпятся люди. Много людей. Впрочем, потом нам сказали, что в тот день их было мало: следующим утром на монастырской стоянке мы насчитали 27 больших автобусов. Привезённые ими пассажиры имели твёрдое намерение покорить Синай, но, увы, большинство спустилось с горы вниз, даже не дойдя до расщелины Моисея: вершина Хорива не смогла вместить всех желающих.
Монастырь Богородицы у подножия Хорива
Забираюсь на огромный камень и простираю свой взгляд вдаль - туда, где с минуты на минуту должно показаться «светило большее, для управления днём» (Быт. 1, 16). А в голове - такой же рассвет на вершине Афона, который я встречал в совершенном одиночестве. Там было море и немного гор, а тут - сплошь горы и облака внизу. Утренний туман в долине закручивается прямо на глазах в спираль и медленно кружится. Люди что-то болтают на разных языках. Но я, как и там, на Афоне, так и здесь - один на один с Ним. Хочется одновременно и кричать от радости, и молчать от неё же. Стою и улыбаюсь во весь рот.
Монастырь св. Екатерины. В алтаре Преображенского собора
Я мечтал взойти хотя бы на одну из этих гор - афонскую и синайскую, а Господь сподобил в итоге побывать на обеих. Чем я такое заслужил? Не знаю, но Бога благодарю!
Михаил Голубев, паломник из храма свв. Константина и Елены в Митино
Поделиться: